Я живой!

Зырянов Антон Юрьевич

Третий бандит, завидев меня с окровавленными руками, бросился бежать, даже не попытавшись сразиться, но я метнула в него нож… А так как у меня было мало опыта в обращении с метательным оружием, беглец получил в затылок не острием, а тяжеленной рукояткой, но этого хватило, чтобы сбить мужчину с ног. Перед тем, как перерезать грабителю горло, я с лихвой насладилась его истошным воплем и мольбами о пощаде.

Четвертого я убивать не собиралась — мяса хватит с запасом. Когда я повернулась лицом к окну (мало ли, вдруг человек пальнет сперепугу) и увидела

его…

Сергей, совсем не опасаясь, медленно прошел мимо окна, держась за левую руку и не обращая на меня никакого внимания. И как я его сразу не узнала?

Дурное предчувствие кольнуло меня изнутри, заставив остатки человеческого во мне приструнить разошедшегося зверя. Я добежала до окна и перемахнула через него, мягко приземлившись на ноги.

Сергей сидел у стены, невидяще глядя перед собой. Он медленно вытащил из поясной кобуры пистолет и, так же медленно, приставил его к виску. Я бросилась к нему и обезоружила, затем сделала то единственное, что, по моему мнению, могло спасти последнего, пожалуй, близкого мне человека: я вцепилась зубами в запястье, схватила его за подбородок и приложила кровоточащую рану к его губам…

Ангел смерти — все равно Ангел.

— Я тебе говорю, классная девчонка.

— Знаю я твоих «классных девчонок», брат! Что-то твои «так себе», куда лучше, чем их «классные» подруги, которых ты мне все время подгоняешь.

— Дружище, поверь, ты будешь в восторге! Она — это нечто… О, кстати, вот и она.

Нежная музыка с незапоминающимся, но приятным мотивом разливается по залу. Она стоит в окружении подружек, спиной ко мне, немного покачиваясь в такт музыке. Легкое летнее платье грамотно подчеркивает прекрасную фигуру, и я с благодарностью смотрю на друга.

— Брат, ну ты даешь…

— А ты что думал?

— Думал, как всегда.

Друг смеется:

— Да я бы и сам к ней подкатил, но она Ленке сказала, что тащится от тебя.

Не помню её… Наверное, она не из нашей школы, пришла на бал с подружками.

— Иди, чего стоишь, как истукан.

«Подойду и просто приглашу на танец, — думаю я, внутри сгорая от стеснения. Как же она хороша. Я невольно скольжу по точеной фигурке взглядом, чуть задержавшись пониже спины. — Момент истины…»

— Привет! — Стараюсь говорить уверенно. — Мне тут передали, что ты мною интересовалась…

— Да, — говорит она. Её голос нежен. Он такой, каким я его себе и представлял. Девушка поворачивается и истеричным голосом кричит. — Поцелуй меня!!!

Я делаю шаг назад. Господи, как же она уродлива!..

Серое, бугрящееся гнойными нарывами лицо влажно поблескивает, кожа висит клоками, а нижняя губа и нос объедены, видны следы зубов.

Чудовище хватает меня за руку и вцепляется зубами, в то время, как Гия, вместо того, чтобы помочь другу и оттащить от меня эту тварь, садится рядом, кладет мою голову себе на колени и начинает гладить по волосам, приговаривая знакомым женским голосом: «Борись, Сережа, борись…»

Я открыл глаза и увидел изменившееся, но показавшееся

мне таким родным лицо Кати, прежде, чем еще один сильный спазм, объединивший гудящую боль, нестерпимый зуд и ужасный холод, судорогой прошел по моему телу, и я снова провалился в беспамятство, полное шизофренических образов, в которых причудливо переплелись прошлое и настоящее, мои детские страхи и выросшие из них взрослые фобии, отвратительные извращения и сексуальные фантазии, то, что я любил, то, что я ненавидел, то, что я навсегда потерял и то, чего у меня никогда и не было…

Я бредил, во мне боролись две стихии, две противоречивые силы. Смерть — холодная, неуступчивая, непреклонная, и Жизнь — дикая, мощная, несгибаемая…

В безумном, болезненном полусне я ни на секунду не прекращал бормотать одну и ту же фразу, словно спасительное заклинание: «Я живой… я живой… я живой…»

И сквозь пелену безумия, сквозь липкий страх смерти и безумное желание жить я видел лишь её лицо. Она держала меня за руку, не давая сорваться в Бездну, словно Ангел Смерти, сжалившийся над проклятой душой, и решивший вернуть её обратно в Царство Живых.

Бер.

База «Село».

Дар убеждения.

— А не слишком ли часто у вас руководство меняется? — усмехнулся Командующий в усы. Растительность под носом он развел для того, чтобы казаться старше. Хоть правителя самой большой базы в округе уважали все, от простого фермера до боевого офицера, он комплексовал из-за своего возраста, ведь когда генерал Морозов скончался (надо отметить, во сне, а не в результате переворота), его помощнику, принявшему бразды правления, только-только стукнуло тридцать.

— А не слишком ли твои стукачи на моей базе обнаглели? — ответил Бер, возвышаясь над Командующим, аккуратно отвечая рукопожатием на протянутую руку. — Пожалуй, пора мне их… того…

Новый лидер Лабы осторожно сел на крепкий деревянный табурет, предусмотрительно принесенный секретарем, напротив сидящего большого, роскошного по нынешним меркам стола хозяина.

Кабинет Петрухина изобиловал разными видами холодного оружия: арабские секиры, средневековые алебарды, стойки с катанами и вакидзаси, казачьи шашки, круглые, квадратные и треугольные щиты, мечи разной длинны, формы и эпохи. Все это было грамотно, будто рукою профессионального дизайнера, расставлено по просторному помещению и развешано по стенам.

— Ты знаешь, Витя, я давно уже видел тебя хозяином Лабы, — Петрухин был одним из немногих, кто называл Бера по имени, а не по боевой кличке, полученной еще до того, как убер стал таким, какой он сейчас. — Ни Док, светлая ему память, ни Игнат, земля ему пухом, не могли правильно управлять военной базой… Они, брат, гражданские, пусть и семи пядей во лбу.

Командующий, постучал себя пальцем по лбу, затем воздел перст к небу и развел руками. Бер пантомимы не понял, но, на всякий случай, многозначительно кивнул. Немного помолчав, он продолжил.