Я живу в твоем подвале!

Стайн Роберт Лоуренс

ТРАХ! Бита обрушилась мне на голову.

Сперва я ни черта не почувствовал.

Земля будто подскочила.

Но я все еще не чувствовал ничего.

А потом боль расколола голову.

Раскалывается… раскалывается… раскалывается.

Все разлетелось в ярко — красной вспышке.

Такой яркой, что хотелось закрыть глаза.

Я услышал собственный крик — пронзительный, точно лошадиное ржание. Душераздирающий вопль, таких я в жизни не слышал.

А

потом земля взметнулась вверх, чтобы меня поглотить.

2

Проснувшись, я уставился в потолок.

Голубой потолочный светильник — голубой, как ясное небо — расплылся перед моими глазами, потом стал четким, опять расплылся и вновь стал четким.

В поле зрения возникло мамино лицо.

Я моргнул раз, другой. И понял, что лежу дома.

Мамины глаза были мокрые и покрасневшие. Она туго стянула волосы на затылке, но несколько прядей все равно выбились из прически и падали на лоб.

— Марко? — Ее подбородок задрожал.

Я застонал. Голова болела. Все болело.

Я это сделал, подумал я. Переломал — таки себе все косточки.

— Марко? — повторила мама шепотом. — Ты проснулся, дорогой мой?

А? — Я снова застонал.

Кто — то сидел у меня на голове. Давил со страшной тяжестью.

Тайлер? Почему собака сидит у меня на голове?

Запястья заболели, когда я медленно поднял руки к голове.

И нащупал повязку. Тяжелую повязку.

Я опустил руки. Комната завертелась. Я вцепился в диванную подушку, стараясь удержать драгоценную жизнь.

Я пялился вверх, на голубой потолочный светильник, до тех пор, пока он не вернулся в фокус. Гостиная. Я лежу на мягком диванчике в гостиной.

Снова в поле зрения возникла мама. Ее подбородок все еще дрожал. Она натянула мне одеяло до самого горла.

— Марко? Ты очнулся? Как ты себя чувствуешь?

— Чудесно, — пробормотал я.

От разговора и горло болело.

Она посмотрела на меня сверху вниз.

— Ты можешь меня видеть, дорогой? Это я. Твоя мама.

— Ага. Я могу видеть, — прошептал я.

Она промокнула один глаз салфеткой. Затем еще какое — то время разглядывала меня.

— Я прекрасно вижу, — сказал я.

Она потрепала меня по груди через одеяло.

— Вот и хорошо, дорогой.

В ответ я застонал.

Умоляю, не говори, что, мол, я тебя предупреждала! — Подумал я. Я скрестил пальцы, несмотря на то, что от этого их пронзала боль. И молился. Пожалуйста, не говори.

Мамино лицо помрачнело. Она посмотрела

на меня.

— Я говорилатебе — не играй в бейсбол, — сказала она.

— Это был не бейсбол, — выдавил я. — Это был софтбол.

— Я тебе говорила —не играй, — сказала мама сурово. — Но ты ж меня не слушал! А теперь твоя голова расколота, как яичная скорлупка.

— А?! — выдохнул я. — Расколота? Мам, со мной все будет хорошо?

Она не ответила.

— Ну?! — потребовал я. — Скажи мне правду. Что сказал доктор? Я поправлюсь?

3

— Конечно, — ответила она. Еще секунду ее лицо словно плыло передо мной — потом выскользнуло из поля зрения.

Мне не понравилось, как она это сказала. Звучало фальшиво. Нарочито бодро.

— Скажи мне правду, — настаивал я. — Я и впрямь поправлюсь?

Нет ответа.

Я поднял голову. Резкая боль пронзила шею сзади.

Мама исчезла из комнаты. Я слышал, как она в кухне убирает тарелки.

Я попытался окликнуть ее. Но мой голос сорвался в хриплый шепот.

Я медленно опустил голову на диванную подушку и закрыл глаза.

Полагаю, я провалился в сон. Разбудил меня резкий телефонный звонок.

Моргая, я уставился на голубой потолочный светильник, стараясь ввести его в фокус. Телефон звонил и звонил. Я ждал, что мама снимет трубку. Но она не отвечала.

Неужели ушла, оставив меня совсем одного? Я недоумевал. Не могла она так поступить. Где же она?

Стеная, я перекатился набок, и сдернул трубку с телефона, стоящего на кофейном столике. Поднес ее к уху.

— ОООУУУУ!

Слишком сильно прижал к повязке на голове. Висок запульсировал болью.

— Алло? — прокаркал я.

Я слышал дыхание на другом конце провода. А потом голос, узнать который я не мог, произнес:

— Надеюсь, с тобой все в порядке, Марко.

— Кто… Кто это? — выдавил я. Я закрыл глаза, отчаянно пытаясь выдавить боль из пульсирующей головы.

— Надеюсь, ты в порядке, — повторил голос. Мальчишеский голос. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что — то плохое.

— А? Не хочешь? — пробормотал я. — Э… Спасибо. — Я держал глаза закрытыми. Боль пульсировала, прижимать трубку к тяжелой повязке было тяжело.

— Кто это?! — вновь спросил я.

— Я не хочу, чтобы с тобой случилось что — то плохое, — опять сказал мальчик. — Потому что с этого момента ты будешь обо мне заботиться.