Я жизнью жил пьянящей и прекрасной…
Шрифт:
Уязвленные тщеславие и завышенная самооценка могут быть главными мотивами для ответа на нападки на личность. Как бы то ни было, Amour propre [2] можно себе позволить, лишь когда тебе стукнуло семьдесят и твой труд жизни завершен. Но я молод и нахожусь в самом начале. Я был бы смешон в собственных глазах, если бы на основе одной-единственной книги возомнил себя хорошим писателем. Я должен прежде всего оценить собственные способности; а для этого надо работать. Работать – не болтать или спорить. И я тем более не расположен к разговору, поскольку весь этот вздор, который распространяют
2
Чувство собственного достоинства (фр.).
Бригитте Нойнер в Берлин
Париж, 22.10.1929 (вторник)
[Штамп на бланке: отель «Клэридж», Париж]
Дорогой Генрих!
Только что добрался в сплошном потоке машин, ни разу не глянув в план города, блуждая в ночи, до «Клэриджа». О Георге* нечего сказать, он с открытым ртом и вытаращенными глазами плохо разбирался в картах и мало годился как проводник, в Париже тем более. Завтра я еще здесь, послезавтра в обратный путь в два или три этапа, так как через Бельгию не хочу. Ты можешь писать на мое настоящее имя у Фогта, Зюстерштр., 2, Оснабрюк.
Постарайся и ты так сделать как-нибудь – я же в отличной форме, как ты видишь.
Как ведет себя Мак*? Надо ли мне ему дать под
Несколько меньше
Б.
Господину др. Маркусу Даммхольцу/Бригитте Нойнер в Китцбюхель
Берлин, 27.12.1929 (пятница)
Дорогой Генрих!
Здесь весна, быть может, и вы там, в горах, рвете фиалки, и ваши лыжи уже гонят листья – жаль, что вы не можете бегать по снегу.
Мой нос действительно сломан*, я был у проф. Йозефа, он мне его снова поставил на место. Теперь уж он скоро заживет, во всяком случае, он снова выпрямился. Мне, кстати, сообщили, что проф. Бергер, которого рекомендовал Мак, чаще занимается воспалениями и нарывами.
Я сижу здесь и пытаюсь сочинять для американца Леммле*. Это довольно трудно, когда знаете этого господина лично.
Впрочем, здесь красиво, спокойно, приятно и тихо. Я должен передать привет от фрау Вайксель, она звонила вчера рано утром. Не хотели бы и вы, шалопаи, как-нибудь сюда позвонить? Отдыхайте на здоровье, и чтобы ты вернулся, Генрих, с толстыми щеками, так что напитывайся тирольскими омлетами, снегом и солнцем!
Огромный привет вам обоим – Мак должен вести себя в отеле прилично и за столом в носу не ковырять.
Б.
На всякий случай – так как я не знаю, как вы там устроились в разгар сезона, я адресую это письмо Маку.
Держи хвост пистолетом, Генрих, мрачные времена скоро пройдут!
Бригитте Нойнер в Берлин
Давос, 24.02.1930 (понедельник)
[Штамп
Дорогой Генрих!
Я посылаю тебе золотой для твоего собрания амулетов, приносящих финансовый успех. Ты еще увидишь, как бойко пойдут дела, если ты всегда будешь носить его с собой.
Я сижу здесь с несколько тяжелой головой, ибо я вижу, что у меня получается роман*, а не фельетон, и ежедневно клянусь, что это будет моя последняя работа. Я бы хотел как можно меньше двигаться с места, чтобы не терять времени, и потому остаюсь здесь насколько можно, я думаю, где-то до середины марта. Потом я хочу на пару дней приехать в Берлин, взять машину и снова где-нибудь крепко засесть, чтобы корпеть дальше, пока не закончу эту чушь. Самое лучшее сейчас – сосредоточиться на этом и закончить до июля.
Я веду здесь славную жизнь, только немного пристрастился к выпивке, когда лежал в постели, – грипп можно вылечить только алкоголем; как тебе известно, шнапс здесь весьма хорош. Также как и сигареты.
Прочее идет своим чередом. Йоханнес* добродушен и снова появляется время от времени, мадам Р.* тоже старается, но, кажется, дружба дала трещину – естественно, меня это нисколько не волнует.
Время в постели заставляет считать прогулки крайне важными для здоровья. Сезон уже на исходе. Мой флигель сегодня закрыли и предоставили комнату в «Курхаусе». С ванной, очень комфортно.
Дело с Улльштайном* доносит свои грязные волны даже сюда. Почему это опять должно касаться именно нас? Почему бы и не других тоже?
Крайне неприятно, что Х.* ведет себя скверно. Но лучше всего будет, если ты наплюешь на это, пусть все идет своим чередом. Надо понимать, что в единственной жизни, которая идет сама по себе, пару раз в году приходится встречаться с неприятностями.
Генрих, мой дорогой, доставь в ближайшее время в мастерскую мою клячу «Ланчию» для покраски, чтобы она была в порядке, когда я вернусь. И пошли мне как-нибудь, во сколько тебе обойдутся восемь цилиндров.
Радуйся, что квартира будет хорошей – путешествия приятны только тогда, когда у тебя есть приличное пристанище, это для меня сейчас очевидно.
Будь бодр и здоров, Генричек, пойди и купи себе новый парусник – на новой палубе будет тебе полное удовольствие.
И купи себе, пожалуй,
у Таубера «Старую песню» (Одеон)
«Розы и женщины»
«Я же тебя люблю»
Также вальс из «Кавалера роз» (электрола, в исполнении Стоковского* или кого-то в этом роде).
Это чтобы тебе было чем заняться, старина, – и если плохое настроение захватит, только Бюкебург – Гец фон Берлих. И да здравствуют товарищи. Большие затраты.
И впрочем, обновленная «Ланчия» – не позднее, чем через три недели.
Бригитте Нойнер в Берлин
Херингсдорф, 16.06.1930 (понедельник)
[Штамп на бланке: «Курхаус», Кайзерхоф-Атлантик-Херингсдорф]
Бравый Генри!
Здесь ветрено, прохладно и солнечно, но я встаю уже в восемь утра.
Пусто, скучно и так хорошо для работы.
Получил ли ты мое последнее послание с цветами