Я жулика люблю
Шрифт:
— Стажер Соколовский, — железным тоном проговорил Макар Захарович, и я с удивлением увидела, как этот вертлявый, непоседливый парень тут же вытянулся по стойке «смирно», — ко мне ваши претензии не относятся. Вы их Дяде Ване высказывайте!
— Выскажешь ему, как же, — пробурчал Кирпич, опасливо косясь в сторону Макара Захаровича. — Он, товарищ Быховский, то же самое скажет: мол, дали вам аппаратуру, так сами за ней и следите, чтоб не подвела.
— Ладно, не в этом дело, — старик прошелся из угла в угол. — Обвинение в авантюризме частично снимаю, — ворчливо обратился он ко мне и поспешил подчеркнуть, —
— За что?! — возопила я в праведном гневе.
— Я думал, вы и есть его постоянная зазноба, — хмуро пояснил Соколовский, исподлобья глядя на меня. — Шуры-муры, понимаете, всякие. О Мордвинове все за одну ночь разузнали. Это уж потом товарищ Быховский, — кивнул он в сторону Макара Захаровича, — сказал мне, что сам дает вам информацию. Ну а когда вы вдруг начали за Вадимом следить… — Он пожал плечами и насупился, как мальчишка, которому запретили поиграть в казаки-разбойники.
— В общем, во избежание дальнейшей путаницы приказываю: всякую самодеятельность прекратить. — Макар Захарович звонко шлепнул ладонью по столу. — А что касается того, что твой Вадим вовсе не Вадим…
Я перебила его, вытащив список мальчишек восьмого класса «В» сто двенадцатой школы:
— Может быть, это пригодится?
Старик отмахнулся:
— Ерунда все «это». Лучше бы меня спросила.
— Я же не знала, — промямлила я, теребя список.
— Вот я и говорю, лучше бы меня спросила, потому что я как раз уже все знаю. Дай-ка, — он взял у меня бумажку, небрежно проглядел и вернул обратно. — Это восьмой «В», а Вадим-то учился в классе «А»! И зовут его — Шутилов Андрей Владимирович, это наш старый и недобрый знакомый! Ладно, — смягчился старик, — за диктофонную запись тебе все равно пламенное мерси. А теперь признавайся, что там ваша команда еще успела наворотить?
Я начала рассказывать, осторожно подбирая слова и опуская самые живописные детали. В сторону Сокола с Кирпичом я старалась не смотреть. Карина все время хихикала, чем страшно мне мешала, и я незаметно погрозила ей кулаком.
Макар Захарович, конечно же, сразу ухватил суть и фыркнул:
— Вы б его еще на нудистский пляж заманили, артистки. Ну да бог с ним. Показывайте добычу.
Домой я ехала в таком мрачном настроении, в каком давно не пребывала. Меня очень расстроило одно обстоятельство, хотя ни Макару Захаровичу, ни тем более его ребятишкам я ни словом об этом не обмолвилась. Оно огорчило и разозлило меня гораздо больше того вполне предсказуемого факта, что добытые нами деньги оказались фальшивыми.
Теперь мы волокли их обратно ко мне, чтобы посоветоваться с Юлей и Гением: что делать дальше?
Похоже, только Карина поняла, отчего я так разъярена. Она похлопала меня по руке и тихонько, чтобы никто из пассажиров метро не услышал, сказала:
— Милка, перестань, в самом деле. Ты же не влюблена в него по-настоящему.
— Дело не в этом, — мрачно отозвалась я, свирепо уставившись на какого-то парня, сидевшего напротив и возымевшего наглость улыбнуться мне. Нахал смутился и уткнулся в газетку.
— В чем же тогда?
— В самолюбии. В женской гордости, если хочешь! Кстати, Кара, я теперь уверена: тогда,
— Возможно, — согласилась Карина.
— Ну а если у Вадима, тьфу, у этого… Вот черт, так привыкла этого негодяя Вадимом называть, что иначе просто язык не поворачивается!
— Ну и называй по-прежнему, раз так привычнее.
— Действительно, какая уже теперь разница. В общем, если у него хватит наглости еще хоть раз ко мне заявиться… Да плевать, пусть и не является. Я все равно узнаю, кто она такая. Вот возьму и узнаю, из принципа.
— Эй, Милка, остынь, — встревожилась Карина. — Тебе же Макар Захарович запретил самодеятельностью заниматься.
Я твердо посмотрела ей в глаза и непреклонным тоном заявила:
— Макар Захарович мне в этом не указ. Я должна узнать, кто эта стерва!
Я чувствовала острую необходимость побыть в одиночестве. Вся романтика нашей «мегрэниады» неожиданно показалась мне пустой и глупой. Ни обманутые вкладчики, ни жульнические проделки аферистов, ни фальшивые полтора миллиона долларов, равно как и настоящие, в данную минуту меня больше не трогали. Меня грызло лишь оскорбленное женское самолюбие.
У Вадима была другая. У этого скользкого, как уж, и гладкого, как откормленный кот, обаяшечки была другая баба! «Постоянная зазноба», как изволил выразиться вертлявый нахал по кличке Сокол. И как же, наверное, Вадим вместе с ней, своей постоянной, теперь надо мной потешается!
Я почувствовала, что сию секунду просто лопну от злости. Мне захотелось, чтобы эта сладкая парочка немедленно попала в мои руки. Не знаю, что именно я бы с ними сделала. Что-то страшное, это уж точно!
Я попыталась успокоиться. Если Карина увидит, в каком я состоянии, она опять начнет зудеть о приказе Макара Захаровича не высовывать никуда носа без его ведома. От подруги надо было срочно избавляться.
Металлический голос известил нас, что следующая станция «Арбатская». Я потерла лоб рукой и сказала:
— Вот что, Кара, поезжай ко мне. Думаю, тебя никто не тронет. Ребятки нашего старикана наверняка нас прикрывают.
— Ты что задумала? — подозрительно спросила подруга.
Я постаралась изобразить святую невинность:
— Абсолютно ничего. Просто голова разболелась. Я хочу пройтись пешком от «Арбатской» до дома, проветриться.
— А мне прикажешь торчать у тебя вот с этой макулатурой? — Карина многозначительно указала на мой чемодан, где покоился «дипломат» с фальшивыми купюрами. — Да еще и волочь эту тяжесть самой?
— Ну, Карочка, я скоро приду. Хочу побыть одна. Ты посиди уж, ладно? Если ребята объявятся, подождите меня, хорошо? Напои их чаем, то, се…
Карина вздохнула:
— Ладно, горе мое. Давай ключи!
Слава богу. Зная меня, она поняла, что должна придержать язык за зубами и дать мне время успокоиться.
— Пожалуйста, постарайся вернуться домой до вечера, — ворчливо сказала она. — Ночевать у тебя я не собираюсь, и так сына совсем забросила.
Я, конечно, пообещала и, выйдя на «Арбатской», с облегчением проводила глазами вагон, повезший Карину ко мне на «Киевскую». Ничего, пару часиков они там и без меня обойдутся.