Я знаю, как ты дышишь
Шрифт:
— …и он будет спать в нашей постели, а нам тут и так тесно!
— Ага! И одеяла не хватает!
— Слушай, ты серьезно так думаешь? Ну, не про одеяло, а про кота?
— Мне кажется, тебе действительно лучше бы подошел кот. Ты так любишь этого страшного… лысого… который Афиноген! Просто хочется отвернуться, когда вы с ним целуетесь, потому что ты даже со мной не целуешься так… интимно!
— И вовсе он не страшный! — с некоторой обидой сказала Катя, напрочь проигнорировав выпад про интимное. — Он просто чудный! Волшебный. Он инопланетянин! Но он единственный в своем роде и неповторимый,
— И у тебя было счастливое детство? — спросил Тим, улыбаясь своими удивительно теплыми и светящимися глазами совсем рядом.
— Да. У меня было счастливое детство… особенно счастливое после того, как мы сплавили этот разноцветный курятник в школу, в живой уголок!
— Я вижу, мадам Тодрия, вы совершенно не склонны к ведению домашнего хозяйства! — прошептал Тим ей в ухо, и ей стало щекотно и весело.
— Не склонна! — подтвердила она. — Только знаешь, как говорит Приходченко: «Бачилы очи, що купувалы!»
— Это точно! — подтвердил Тим, и Катя внезапно обнаружила, что пижамы на ней почему-то уже нет.
Утром она пожалела, что на ней не оказалось пижамы, — было холодно, а телефон, засунутый ею в такое место, где даже Тим не смог его найти и выключить, звонил и звонил. Она схватила первое попавшееся под руку — футболку Тима и, на ходу натягивая ее и чертыхаясь, стала искать источник звука. В этот-то момент он и замолчал!
— Чтоб тебя черти забрали! — пожелала Катя трубке, но черти, видимо, тоже отдыхали после трудовой недели, потому что, когда она повернулась спиной к месту, откуда исходил звук, он грянул снова.
— Да! — бросила она в трубку, которую нашла наконец на стуле, где были свалены ее сумка, штаны, свитер, еще один свитер — тонкий, парадный, в котором она вчера танцевала, а также трусы, лифчик и колготки. А еще все позавчерашние наряды, в которых она пришла с работы, и позапозавчерашние тоже. Нет на это все Лидии Эммануиловны — чтобы она сюда заглянула и скептически хмыкнула! А потом еще и взяла все это брезгливо через бумажку, словно паука, и с торжествующим криком «И-и-и!» спустила бы с балкона!
— Да! — повторила она в трубку. — Говорите!
— П-простите… — Голос был юным и смущенным. — Катя?
— Она самая! — Катя поежилась и накинула на футболку свитер — вчерашний или позавчерашний… а может, и самый нижний — позапозавчерашний, потому что куча ее одежды была вся перевернута в поисках мобильника и она теперь не смогла бы сказать, какой именно. Кроме того, она совершенно не могла идентифицировать голос, и, похоже, на том конце также испытывали замешательство.
— Мы вчера с вами танцевали…
— Да? — удивилась она.
Танцевала она исключительно
— …и вы мне дали свой телефон… и попросили позвонить…
— В шесть утра? — ядовито поинтересовалась она.
— Да. В шесть. Только я проспал. Простите! И сейчас уже половина седьмого, но…
— Молодой человек! — рявкнула Катя. — Это уголовный розыск! И если вас вчера разыграли и дали вам этот телефон…
— Ты чего кричишь на весь дом?
Она замахала на Тима рукой, и с нее свалился свитер. Однако Тим, кажется, все понял и быстро накинул на нее одеяло, а затем, заткнув уши, сидел рядом все время, пока она разорялась. Вскоре она иссякла и в сердцах кинула трубку в груду мятых вещей.
— Идиот! — выдохнула она. — И какая-то идиотка его разыграла! Но почему мой? Почему это оказался мой номер?! Когда я раз в жизни собиралась спать до обеда!
— До ужина, — напомнил Тим. — Ты вчера сказала, что будешь спать до ужина.
— Нет, — вздохнула Катя. — До ужина я спать не смогу. Потому что я хочу ужинать прямо сейчас!
«Прямо сейчас, — сказала ей Наташка, — приезжай прямо сейчас, если можешь. Это не телефонный разговор. Это… очень важно, Кать!»
В субботу вечером, в конце ноября, когда на улице льет ледяной дождь, а дома так хорошо и уютно и, слава богу, никто больше не позвонил… И ты только расположилась, чтобы, укутавшись с ногами, почитать, или просто бездумно щелкаешь мышью и перескакиваешь с одной новости на другую, особо ничем не интересуясь: это как раз и называется отдых, — или даже пасьянс раскладываешь, или… Но Наташка — ее лучшая подруга… единственная подруга, если на то пошло! И она хочет, чтобы Катя приехала сейчас. Сейчас!
— Тим, мне надо к Антипенко! — сказала она, и Тим, хлопотавший на кухне с тем самым ужином, до которого она сегодня обещала спать, удивленно вскинул на нее глаза:
— Что, прямо вот так немедленно?
— Ну… я так понимаю, там что-то срочное.
— Хочешь, я тебя отвезу?
Разумеется, она хотела, чтобы он ее отвез, но бросить все, что так аппетитно пахнет на плите, и идти полтора километра к гаражу в ветер и дождь? Когда на свете существует такси?
— Я сейчас машину вызову! — сказала она решительно. — Тебе ехать совершенно не обязательно.
— Кать, вечером за город на такси? Это два тарифа как минимум. И как обратно? Опять два тарифа?
— Скорее всего, я там и останусь. Какой смысл возвращаться ночью?
— Действительно, какой смысл возвращаться ночью? — заметил Тим. — Когда тебя дома ждет муж и даже волнуется! И вообще, я так понимаю, все это сверхсрочное могло и до завтра подождать!
— Не сердись… — Катя обняла того, кого любила всем сердцем. — Ну не сердись, пожалуйста! — Она прижалась щекой к его недовольной спине. — Наверное, не могло. Если Наташка говорит, что важно и срочно, значит, что-то случилось… Надеюсь только, что не с ней и не с Антоном!