Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
— Я выезжаю, скоро буду.
Лена вопросительно смотрит на меня. Она вообще какая-то сегодня молчаливая, и общается со мной практически одними вздохами, да взглядами.
— Стас что-то в школе натворил, надо срочно ехать, к директору вызывают.
— Ой, интересно знать что. Будем надеяться, что он не подпортил директорскую дочь.
— Ленка!
— Что Ленка?! Себя в его возрасте вспомни. Ты вообще своего сына-то видела? Там ни какая девка не устоит, даже если это дочь самого директора гимназии…
— У него сын.
— Тем более!
Слова Кудяковой настолько не поддаются никакой логике, что я невольно начинаю хохотать. Даже напряжение, порожденное первой частью нашего разговора, меня слегка отпускает. Я горячо прощаюсь с подругой, благодарю ее за поддержку
Выхожу из кафе и вновь сажусь за руль. Наше с Ленкой кафе находится достаточно близко от гимназии, где учатся мальчики. Впрочем, оно в свое время и было облюблено нами именно по этой причине. Припарковавшись возле школьных ворот, я в последний раз пытаюсь дозвониться до Стаса или Дамира, но никто из них не отвечает. Что же там случилось?
Уроки еще не закончились, поэтому в здании гимназии полно народа. Я как раз попадаю на звонок с урока, когда толпы перевозбужденных детей вывалились в коридоры из кабинетов, и за короткий промежуток перемены пытаются решить все свои дела.
Кабинет директора находится на третьем этаже. Я иду по оживленным коридорам, уворачиваясь от стаек детей, сломя голову, несущимися друг за другом. Какой бы не была школа, а дети всегда остаются детьми. Должно быть во всех учебных заведениях, будь это самая обычная школа с окраины или же элитная гимназия в центре города, стоит особая атмосфера, которую никогда и не с чем не перепутаешь.
Я не люблю бывать здесь. Мало того, что любой матери четверых активных мальчишек, находящихся в пубертатном возрасте, вряд ли приходится выслушивать много похвалы в свою сторону от учителей, так еще и личные воспоминания бурной молодости нагоняют.
В приемной директора секретарь встречает меня достаточно суровым видом.
— Чернова Александра Сергеевна — мама ученика 10 А, Чернова Стаса, — на всякий случай рапортую я.
— Да-да, Игорь Валентинович ждет вас.
Кабинет директора встречает меня гробовым молчанием. Помимо самого директора, того самого Игоря Валентиновича, который ждал меня, здесь обнаружился Стас. Сын сидел на стуле, скрестив руки на груди, и пряча ото всех свои глаза, вид у него был нахохлившийся и раздраженный. Наверное, действительно что-то натворил, у него всегда такая реакция была на свои косяки — держать оборону до последнего, несмотря ни на что. Еще в кабинете был какой-то тощий и длинный паренек с ярко выраженным синяком под глазом, а рядом сидела немолодая женщина в цветастом платье, которая периодически хлюпала носом и с нескрываемым недовольством поглядывала в сторону моего отпрыска. Мальчика я не узнавала, а в женщине угадывалась одна из родительниц, которую я встречала порой на родительских собраниях, имени, правда, не помнила. Значит, паренек скорее всего одноклассник Стаса. Подрались они там что ли? Классный руководитель, Анна Леонидовна, нашлась на стуле у стены напротив директора. С моим приходом она поднялась на ноги и представила меня директору — мужчине с напускной серьезностью, в возрасте слегка за сорок, хотя он весь сам был весь какой-то слегка: слегка лысоват, слегка округл, и даже солиден, но только слегка. Интересно, как он стал директором далеко не самой последней гимназии города? Игоря Валентиновича я видела впервые, так как когда мы устраивали парней в гимназию, директором была железная женщина советской закалки Лариса Карловна, которая год назад ушла на пенсию.
Паренек действительно оказался одноклассником сына, и звали его Паточкин Андрей, а его мать — Вероникой Николаевной. Поздоровавшись с присутствующими, сажусь на стул рядом со Стасом.
— Александра Сергеевна, у нас сегодня произошло крайне пренеприятнейшее событие, — начинает директор. — Вам должно быть известно, что сейчас конец учебного года, и дети пишут итоговые работы по всем учебным дисциплинам. Так вот, 10 А класс сегодня писал контрольную по геометрии. На перемене после урока геометрии произошел конфликт между вашим сыном и Андреем. Станислав толкнул Андрея, затем ударил его, к счастью ребят вовремя разнял дежурный учитель. В ходе разбирательств и выяснения
Я вопросительно смотрю на Стаса, но тот отрицательно машет головой.
— После того, как Андрей изначально попытался категорически отказать Станиславу, ваш сын начал угрожать ему, — Игорь Валентинович говорил тихо и неспешно, что видимо должно было взывать к чувству вины.
Первой не выдержала Вероника Николаевна:
— Это возмутительно! Это же беспредел, в самом натуральном виде! Я требую, вы слышите, я требую…
Что она там требовала, я не совсем поняла, так как была больше сосредоточена на Стасе. Ребенок мой сидел напряженный, а может быть даже подавленный. Хотя злости в нем было тоже предостаточно, сжатые в кулаки руки были тому явным доказательством. Только бы сдержался. Я положила свою ладонь ему на колено, из-за чего Стас вздрогнул. И растерянно на меня глянул, интересно какой моей реакции он ожидает?
— … у нас уже давние претензии к Станиславу! — оказывается, Вероника Николаевна все это время продолжала свою возмущенную тираду.
— Какие?
— Что?!
— Какие именно давние претензии у вас к Станиславу?
— Как?! Вам разве не достаточно того, что произошло сегодня?! — женщина не то чтобы кричала, скорее уж повизгивала. Интересно, она всегда все драматизирует?
— Да, давайте разберемся в сегодняшней ситуации. Я согласна с тем, что ситуация нехорошая. Поэтому у меня вопрос, все было действительно так? Или это позиция кого-то одного?
Я посмотрела на тощего Андрея, который тут же засмущался и отвел от меня глаза. Ох уж эти дети, да у них же на лбу все написано. Но почему-то никто больше в кабинете не хотел этого замечать.
— Да, как вы… — начала было возмущаться представительница семейства Паточкиных, но Игорь Валентинович наконец-то решил вмешаться в наш скандал, который еще не случился, но уже начинал набирать обороты.
— Вероника Николаевна, давайте успокоимся. Александра Сергеевна, понимаете, после того, как мальчиков разняли на перемене, мы сразу начали разбираться в случившемся. По факту мы имеем следующую картину: Станислав первый применил физическую агрессию по отношению к Андрею, Станислав списал контрольную работу у Андрея, это подтвердил учитель математики, некоторые из одноклассников видели, как Станислав и Андрей спорили перед началом урока…
— Да не спорили мы! — это уже Стас впервые подал голос за все время, что мы находились в кабинете. Говорит и замолкает.
— Да как ты! — опять Паточкина.
— Стоп, — я уже начинаю злиться, и та действительно замолкает. Ну, надо же, какие мы.
— Александра Сергеевна, Станислав так и не смог нам пояснить сложившуюся ситуацию, поэтому мы можем судить только со слов Андрея и других свидетелей, — вновь мне поясняет директор.
Меня уже начинает раздражать полная форма имени сына, есть в этом что-то такое обвинительное.
— Хорошо. Стас, ты нам расскажешь, что случилось?
Стас какое-то время морщится, а потом выдает:
— А зачем?! Они же уже все для себя решили…
Так и хочется закрыть лицо ладонью, изобразив полный фейс-спалм. Ребенок, ну не время сейчас свой характер показывать, не время. Но он видимо не может иначе, и, кажется, это тоже надо принимать. Но вот другие взрослые не спешат этого понимать.
— Молодой человек, последите за своим языком! Прежде чем в чем-то обвинять присутствующих, вы бы попробовали ответить за свои действия! — Игорь Валентинович вдруг становится раздраженным и недовольным, и почему-то мне кажется, что он был таким на протяжении всей нашей беседы, просто не показывал. Ох, не зря он мне не понравился. Стас прав, тут все для себя все решили. Я еще раз смотрю на сына. И спрашиваю себя о том, мог ли он угрожать другому человеку, шантажировать его? И сама себе отвечаю: нет, не мог. Ударить мог, в порыве гнева, раздражения или большой обиды, мог. Но не специально с целью запугать. А если я права, то и вся история не столь однозначна, какой ее тут рисуют.