Яблоко Купидона (сборник)
Шрифт:
– Зову барина! Пущай он решает! Вторжение в чужие угодья карается по закону! Да еще и такое выделывают! Совсем совесть потеряли!
Англичанин пришел в себя, схватил плащ и прикрылся. Женщина же так и сидела в позе Данаи [25] .
– Я – английский подданный! И здесь случайно… – пытался объяснить он.
– Вы бы, сударь, еще в господскую спальню забрались. Вон всех переполошили! – заметил дворецкий.
– Я вам буду очень признателен, если ваш барин
25
Языческая богиня любви.
Дворецкий оскорбился.
– Русскую совесть купить хочешь! Вобла – ты, сушеная! – воскликнул он и бросился прочь из амбара.
Когда на место «происшествия», охраняемое мужиками, пришли Александр Серафимович и Сергей Львович, развратники уже привели себя в порядок.
Майор взглянул на женщину и обомлел:
– Полина! Полина Васильевна! Что вы здесь делаете?
Та фыркнула и повела плечиком.
– Ага, вот как! Вы, уже в моем амбаре обосновались! Мало того, что моих тетеревов стреляете, так еще и на имущество посягаете! – возмущался хозяин.
Треверс сник, он прекрасно знал, насколько в Англии тяжело карают за посягательство на чужую собственность. Он чуть не плакал.
– Меня повесят?
Господин Соболев осекся, переглянулся с майором, и они дружно рассмеялись.
Неожиданно Сергей Львович сказал:
– За это вряд ли. А вот за совращение женщины, пожалуй, могут…
– Что? – напрягся англичанин.
– Могут отправить в тюрьму, как насильника, если, конечно, вы добровольно не женитесь на своей жертве.
– Она – не жертва! – возмутился гувернер. – Сама на меня…
Сергей Львович прекрасно знал, как Полина может «сама» и искренне посочувствовал.
– Думать надо было, любезный.
Треверс сел на сено и окончательно сник.
– Интересно, – начала Полина, – отчего здесь на меня никто не обращает внимание?
Мужчины дружно воззрились на нее.
– Какого внимания вы желаете, сударыня? – поинтересовался Соболев.
– Обыкновенного. Факт нашей близости с англичанином не опровержим. Я требую чтобы он… Да, кстати, а как вас зовут, сударь? – обратилась Полина к гувернеру.
У господина Соболева и майора округлились глаза.
– Вот это в духе нашего времени! И даже не познакомились! – возмутился хозяин.
– Некогда было, – пояснила Полина. – Так кто ответит на мой вопрос?
– Я – Адам Треверс, гувернер, служу у графини Ремизовой, воспитываю ее сына…
Женщина усмехнулась.
– Прекрасно. Тогда я согласна.
– На что? – удивились мужчины все разом.
– Выйти замуж за Адама, чтобы его не отправили в тюрьму, – невинно пояснила Полина.
– По-о-жалуй, в этом есть смысл, – протянул Соболев, он не сомневался, что Треверс и на следующий год опять будет стрелять в его угодьях.
– И
Неожиданно в амбар вбежал лакей:
– Барин! Там судебный пристав приехал! Казенное письмо привез!
Треверс чуть не потерял сознание: он понимал, что попал в неприятную историю и теперь майор поймет, откуда ветер дует.
– Если вы, мистер Треверс, будите кричать и топать ногами при судебном приставе, мы будем вынуждены все ему рассказать о вашем поведении, – предупредил господин Соболев. – И зачем он пожаловал?
Глава 8
– Я имею честь видеть господина Соболева? – уточнил пристав.
Александр Серафимович несколько растерялся:
– Да, а в чем собственно дело?
– К вам сударь – никаких претензий со стороны закона. А вот к вашему гостю… – пристав повернулся к майору Завьялову. – Позвольте уточнить ваше имя отчество, фамилию, род занятий.
Майор удивился, но все же сказал:
– Я – Сергей Львович Завьялов. Служу в чине майора в артиллерийском полку, расквартированном под Суздалью. Чем могу служить?
Пристав извлек из кожаной сумки пакет, тот был не запечатан, достал из него некий документ и спросил:
– Где я могу присесть? И если возможно, велите принести мне перо и чернила.
У господина Соболева возникло неприятное чувство, но делать нечего: судебного пристава из дома не выгонишь.
Он приказал лакею принести письменный прибор. Пристав, расположившись прямо в гостиной за столом, вписал что-то в казенную бумагу, потряс ею, дабы просушить чернила и сказал:
– Вот теперь все. Ну-с, господин Завьялов, – пристав протянул ему бумагу, – стало быть, сей документ – для вас.
Майор, буквально ошарашенный, взял письмо, из которого понял, что его вызывают на беседу к некоему господину Боголюбскому по причине того, что он нанес тяжкие телесные повреждения Его Сиятельству графу Ремизову.
Сергей Львович негодовал:
– Что за бред! Какие тяжкие повреждения! Это все вздор!
– Это вы, сударь, расскажите господину Боголюбскому, а мое дело передать вам бумагу. Вот распишитесь в получении, – пристав достал из сумки блокнот, открыв в нужном месте. – Не забудьте поставить дату и время…
Сергей Львович прокрутил в памяти события последних дней и пришел к выводу, что о казусе, происшедшем в поезде, мог сообщить только мистер Треверс.
«Ну, англичанин – сукин сын. Здесь тебе – не Англия!!!» – мысленно воскликнул майор, лихорадочно соображая, что же делать дальше.
Ольга Викторовна вот уже несколько дней пребывала в своем номере в «Ренессансе». Конечно, сия гостиница была нечета петербуржской или московской, хотя впрочем, и недурна.
Женщина изнывала от тревоги: как там Николенька, ее обожаемый сыночек? – не натворил ди чего? – не заболел ли?