Ячейка 402
Шрифт:
– Пойду поссу… – пробурчал с досады.
– Иди, иди! – Первый и Четвёртый зареготали ему вслед. Третий молча проводил колючим взглядом.
Игроков было четверо – с тёмной жёсткой кожей, с пугающим запахом людей вне гигиены. Они играли всегда.
Второй вышел под дождь, отвернулся к стене, вытащил из ширинки. Шум воды заглушил шорох колёс проезжавшей машины. Поднял глаза к небу в порванных тучах и слился в едином действии с дождём. Жёлтая струя чертила на щебне змеек и растекалась с остальной жидкостью. У Второго вырвался смешок.
Вернулся в гараж, где отродясь не стояло машины, но висел бензиновый
Когда Второй сбросил карты на стол, показывая, что выходит из игры, остальные сопя уставились – не верили.
– Цыц! Не выссал я их себе!
Тут даже Третий ничего не придумал. Второй не стал дожидаться, когда до них допрёт, откинул табурет, взял солёный помидор из жестянки и завалился на кучу тряпок в углу. Его радовало, что он выиграл. Тряпки пахли машиной типа «Жигулей». Тусклая лампочка под крышей качалась на проводе. Он любил играть, и его злило, что он больше не играет. Не успел лечь, как вскочил и опять схватил самогонку – чтобы подмутить качание лампочки.
– Э-ей, ты шо? – Первый выхватил бутыль и потянул к себе, Второму пришлось выпустить, иначе разлилось бы.
Первый, Третий, Четвёртый засмеялись. Первый налил по стаканам. Второй, не получив ничего, вернулся в угол. Играли без слов, однако иногда пыхтели или бурчали, ворчали сквозь зубы.
Тощая гаражная собака просунула морду, обвела жёлтым взглядом людей, посмотрела на бутыль и убралась – она была дурная и боялась стать закуской. В щели ворот мелькнул хвост. Хлопнула дверца «Фольксвагена», остановившегося напротив пристанища игроков. Жирная капля, просочившаяся через крышу, упала на стенку консервной банки, скатилась на газету и расплылась жёлтым пятном.
– Тёлка! – Третий, торжествуя, выложил крестовую даму на стол, Первый хотел возразить, но в этот момент вошёл Шарван в сером костюме и мелких крапинах дождя. Непроизвольно сморщился от знакомой вони.
Трое посмотрели на него. Второй храпел на тряпках в углу.
– Опять нажрались, – пробормотал Шарван, будто не знал, что они вечно такие. – Вы мне понадобитесь.
– Шо?
– Да ничего. Быть на месте.
– Бабло?
– Как обычно.
– Ты уж не заложи… там… – проныл Первый и тут же получил от незаметно переместившегося из угла Второго в скулу. Огрызнулся.
Шарван приветливо улыбнулся Второму, подошёл к столу, наклонился. Шёпотом объяснил, в чём дело. Ещё раз повторил в полный голос, громко. Посмотрел по очереди на каждого из четвёрки.
– Всё запомнили? Вы молодцы. Давайте, держитесь здесь.
Через пять минут «Фольксваген», плавно развернулся. Игра продолжалась. На муху, ползающую по плечу Второго, упала новая капля и убила.
… Через текущую по лобовому воду Шарван вглядывался в разметку, перебитую мельканием «дворников», и гнал мысли о детстве, убеждая себя, что к нему дурацкое детство не имеет отношения. А эти четверо – он умел с ними ладить при случае. Хотя чаще всего воспринимал их как обычных алкашей, забывал, что они играли здесь задолго до его рождения, все состарятся и умрут от старости, а они будут играть вечно, заспиртованные.
6
Анна
Она ждала, но больше не увидела ни огней, ни движения. Забрала книгу и на цыпочках пошла к себе. Выход на балкон находился в Лилиной спальне. Лиля, укрытая пустым пододеяльником, ровно вытянулась на спине – к потолку лицом того же цвета и выражения, что луна. Дверь в спальню скрипнула, но не разбудила. Анна, выходя, оглянулась на Лилю. Слабый свет блеснул на видневшихся в щёлках белках глаз.
Тепло дома убаюкивало. Открыла книгу где-то посередине. Шлёпая комара на животе – скотина, прямо на царапину уселся, – отвлеклась и поздно заметила, что вытирает руку о страницу – трупик размазался по буквам. Книжке не везёт – не кофе, так дождь; не дождь, так кровь.
Пошла в туалет, потом в ванную, попила из крана, умылась – на всякий случай. Посмотрела на мокрое лицо в зеркале, на круглые глаза. «Завтра скажу ей, завтра же и уйду», – подумала без уверенности. Какая красивая ванная. Попыталась вспомнить ржавенькую ванну и осыпавшийся кафель у тёти Таси, но здешний матовый блеск вытеснял воспоминания.
Читать дальше. Любая книга позволяет сбежать оттуда, где надоело. Позволяет жить и при этом не существовать в себе. Уйти из своих обстоятельств. Очень удобно. Телевизор, Интернет или радио – ещё лучше, но ни первого, ни второго, ни третьего в этой проклятой квартире нет.
Утром Анна проснулась от жары. Простыни пропиталось потом. В кухне смешно нахмуренная Лиля стояла у открытого холодильника.
– Масла нет. Хлеб последний. Яйца последние.
Резануло ухо это «последние», как последние навсегда, как «Последний день Помпеи». От открытого крана далеко разлетались брызги, оставляя мелкие крапинки на пыльной бронзе на полках.
– Вот мы дуры – столько шлялись в последнее время и ничего не брали поесть. Нужно пробежаться по магазинам, – неуверенно пробормотала Анна.
– Да… – ответила Лиля. Она выглядела обиженной и утверждала, что опять не спала всю ночь из-за жары. Ей душно после дождя.
Молча возились какое-то время, потом Лиля прошептала самой себе:
– Идти надо не раньше сумерек. В такую жару нос высовывать нельзя.
– В таком случае остаёмся без обеда.
Они вышли сразу после завтрака, жара не должна была ещё разыграться в полную силу. Но разыгралась. Улица, деревья, плавящаяся дорога. Встретили тишиной. Солнце светило так ярко, что невозможно разглядеть окружающие неподвижные предметы – только тёмные громоздкие очертания и небо, засвеченное до белизны. Они инстинктивно держались за руки, как пара детей в садике. Чтобы не затеряться в свете.