Яд Борджиа
Шрифт:
Реджинальду очень хотелось узнать, какие заключения вывели шпионы Цезаря из событий этого знаменательного дня, и он с удовольствием услыхал, что они не на шутку встревожены численностью и силою свиты невесты. Хотя Пиетро д'Овиедо разместил прибывших солдат отдельными группами там, где его превосходные силы могли одолеть их без труда в случае надобности, однако, приверженцы Цезаря обнаружили свое беспокойство, единодушно согласившись с мнением епископа д'Энна, что Лебофору следует повидаться с Лукрецией отдельно в отсутствие кардинала д'Эсте. В разговоре наедине он мог скорее напугать ее опасностями, грозившими со стороны Вителли, и склонить к тому,
Епископ был немало удивлен, когда его позвали очень рано утром к Лукреции. По его мнению, она не могла рассчитывать на то, что кардинал д'Эсте будет готов в столь ранний час. Вдобавок, подозрительным казалось то, что ей вздумалось принять рыцаря в маленьком саду при дворце. Однако, он поспешил к ней с Реджинальдом. Реджинальд был взволнован особыми обстоятельствами этого свидания и едва мог владеть собою, когда Лукреция, наскоро поздоровавшись с ними, взяла его под руку и, отпустив епископа приветливым кивком головы, увела его к террасе, подальше от группы своих приближенных.
– Злое орудие моего злого брата, - сказала она, провожая взором д'Энну, который в свою очередь следит за ней и Реджинальдом мрачным взором сыщика. Но я знаю, вы - не орудие злобы, мой рыцарь, вы сделались полководцем Цезаря потому, что в противном случаи он стал бы вашим палачом.
– Действительно, я скорее могу назваться узником, чем комендантом Фаэнцы, - ответил Лебофор и оглянулся с беспокойством, испугавший Лукрецию, которая знала, что такой храбрый человек, как он, не станет беспокоиться без причины.
– Тогда, мой супруг может отплатить вам отчасти за великую услугу, оказанную вами ему. Ведь я знаю все... все, так же, как и ваше беспримерное великодушие, - сказала она со слезами на глазах.
– Послушайте, вам не могут запретить проводить меня, когда я поеду из этого города, а ведь стоит мне очутиться за его стенами, и вы сами можете стать вольной птицею. Тогда от вашей воли зависеть, вернуться ли вам назад, или сопровождать меня в Феррару, где герцогский дворец будет вашим родным кровом, повелитель страны вашим братом, а его супруга вашею признательной, неизменной, даже любящей приятельницей. Пусть Италия сделается вашим отечеством, и позвольте Лукреции д'Эсте расположить к себе паладина Лукреции Борджиа.
– О, неужели вы считаете это возможным? Неужели мыслимо, чтобы я, завидующий каждому взору, который любуется помимо меня вашей несравненной прелестью, мог видеть вас в объятиях другого, мог слышать, как ваши дети станут звать его своим отцом? Нет, нет, я не в силах выдержать это и остаться в живых!
– воскликнул Реджинальд, однако, заметив беспокойство Лукреции, прибавил с
– Чего же ему опасаться, когда он сам будет среди нас?
– возразила Лукреция с боязливой улыбкой, причем в ее глазах отразилась сильная тревога.
– Об этом-то я и хотела потолковать с вами. Так как мне говорят об опасностях, которыми будто бы угрожают нам Вителли, то я должна сознаться вам, что мой супруг не хочет дольше ждать моего прибытия в Феррару, а явится сюда сам на закате солнца в своем прежнем одеянии иоаннита, поэтому я прошу вас, вышлите отряд своих солдат навстречу ему - я лично не могу отпустить ни одного воина из своего конвоя, - охраняйте дороги и доставьте Альфонсо невредимым в Фаэнцу. Если же это невозможно, тогда я, пренебрегая всякими опасностями, должна пуститься сама навстречу моему супругу.
– В таком случае все погибло, и теперь я вижу, почему вероломный герцог Борджиа выбрал именно этот город на границе Феррары. Да, да, все погибло! свирепо произнес Реджинальд.
– Ад посвятил Цезаря во все свои хитрости, и теперь нам действительно нет спасения.
– Что значит ваша тревога?
– в сильном волнении спросила Лукреция. Если меня станут так пугать, то я немедленно покину ваш город. Или вы не верите, что я старалась уклониться от этого безрассудства?
– Верю, но - увы!
– вы не знали, как это сделать, - ответил Реджинальд, с отчаянием поднимая взор на высокие, зорко охраняемые стены.
– Неужели нам не вырваться из этой громадной западни? С виду кажется, будто довольно одного прыжка, чтобы очутиться на свободе, а между тем, мы заперты в бойне и ожидаем только топора убийцы.
– Я хочу уехать, не дожидаясь завтрака, - сказала Лукреция, мрачно нахмурившись, но дрожа всем телом.
– Прощайте, если вам доставляет удовольствие пугать меня, и пусть ваш Цезарь один пользуется этим дворцом.
– Вам не удастся так просто выйти отсюда!
– возразил Лебофор. Выслушайте меня и, если хотите, попробуйте выбраться из этого проклятого заколдованного места, где, пожалуй, вас стерегут, чтобы отдать в жертву ужасам, какие не снились самим чертям, тогда как я и ваш жених точно погибнем здесь лютой смертью.
– Говорите откровенно, иначе страх убьет меня!
– воскликнула Лукреция, опускаясь на подножие статуи, обросшее вьющимся растением в цвету.
– Как раз теперь Цезарь со своим громадным войском наверно находится в Риме, повелевая всем и дерзая на все!
– сказал Реджинальд.
– Последними словами моего отца перед разлукой было торжественное обещание, что он ни под каким видом не впустит в город шаек Цезаря, пока его жизни или господству не будет грозить опасность, - возразила Лукреция, зорко наблюдая за действием своих слов.
– Тогда, пожалуй, и жизнь, и власть его святейшества в крайней опасности, - ответил Лебофор.
– Как так? Разве вы опасаетесь влияния приверженцев Цезаря в консистории?
– продолжала Лукреция.
– Но эти времена миновали: сторонники мира в Италии, друзья Феррары и мои получили теперь там перевес.
– Все напрасно! Консистория, составленная даже из ангелов, едва ли спасет нас в данное время, - торопливо ответил рыцарь, а затем рассказал Лукреции о том, что открыл ему Цезарь в Синигалии, сообщил его план, для осуществления которого он сам был послан в Фаэнцу, и не умолчал даже о назначенной ему при этом роли.