Яд изумрудной горгоны
Шрифт:
Но Воробьев его ворчания никогда не слушал, была у него и другая миссия в этот раз:
– В связи с последним фактом, я еще раз обращаю ваше внимание, Степан Егорович, на то, что доктор Калинин никак не мог совершить все те злодеяния, о которых вы упомянули утром. Напасть на кого-то с револьвером и прочее. Люди науки не таковы! Вы можете представить, чтобы я, к примеру, напал на кого-то
– В вас говорит солидарность с коллегой, – не прислушался к нему Кошкин. – И напрасно вы всех равняете по себе: чужая душа – потемки. К тому же, смею напомнить, из полиции вы ушли сами, а из университета вас покамест не выгнали. Ваша статья и правда недурна, так что…
– Не вам судить – вы мою статью снова прочитали невнимательно! – отмахнулся, не дослушав, Воробьев.
Он был несколько обижен, что к нему не прислушались, и собрался уж гордо удалиться. Но Степан Егорович остановил:
– Вы на Фурштатскую? Я вскорости тоже, но хотел прежде заехать в прозекторскую, к доктору Нассону – узнать о результат вскрытия этого вашего Калинина и погибшей вместе с ним девицы. Любого другого мне бы в голову не пришло позвать с собой, но вы…
– О, я конечно составлю вам компанию! – Кирилл Андреевич живо позабыл обиду и обрадовался. Чуть скромнее добавил: – устал, знаете ли, от пыльных кабинетов и иногда с теплом вспоминаю былые дни…
Глава 9. Госпиталь
Всю дорогу до госпиталя Кирилл Андреевич чувствовал небывалый азарт и душевный подъем. Нет, он отнюдь не стремился вернуться на полицейскую службу, но лишь потому, что вовсе не собирался менять свою лабораторию на что бы то ни было. И все же смена обстановки – временная – никому еще не вредила. А кроме того, если он поучаствует в расследовании дела, то не придется
Приехали в военный госпиталь на Фонтанке. Сюда же накануне привезли выжившего в том нападении доктора, и Кошкин сходу отправил подручного справиться о его здоровье. Прозекторская находилась в подвале.
Коротко раскланявшись с судебным медиком Нассоном, Воробьев скорее уткнулся в документы – результаты вскрытия трупов. После заглянул и под простыни на каталках, кое-что важное для себя уже отметив. Он как раз добрался до вороха одежды погибших и перебирал девичье институтское платье и белую, запачканную кровью сорочку доктора Калинина, пока Кошкин неспешно выведывал у медика интересующие его детали.
– По Калинину, собственно, ничего нового, Степан Егорович, – рассказывал Нассон, – две раны: один раз стреляли в грудь и один в спину.
– А какой из выстрелов все же был первым, удалось выяснить, Михаил Львович? – спросил, делая записи, Кошкин.
– Трудно сказать… обе раны смертельны и получены почти одновременно. И обе «слепые» – пули остались в теле, и я их из тканей извлек. Желаете на пули взглянуть, Степан Егорович?..
Воробьев ответить не позволил, невзначай перебив:
– Сперва выстрелили в спину, разумеется, – сообщил он уверенно.
Подозвал Кошкина к разложенной поверх прочей одежды сорочке погибшего и стал показывать:
– Видите? На груди брызги расходятся практически радиально – от центра к периферии. Однако на спине четко видны вертикальные потеки. Доктор Калинин стоял на ногах, когда ему выстрели в спину. Следовательно, именно этот выстрел был произведен первым! В грудь выстрелили, судя по всему, когда он уже упал наземь.
Кирилл Андреевич ждал справедливой похвалы за свои выводы, однако Кошкин глядел на брызги крови с явным сомнением. И зачем-то пояснил судебному медику:
Конец ознакомительного фрагмента.