Яд первой любви
Шрифт:
Я не стала придумывать себе навороченных причесок. Распустила волосы, накрасила глаза и прошлась бежевым блеском по губам. Обула новые черные сапоги, купленные на теперь уже имеющиеся личные деньги, накинула пальто и уже через полчаса входила в родные пенаты.
— Лиииилька, — Чугуева налетела на меня прямо на входе в актовый зал. Задушила в объятиях и едва не оглушила радостными воплями. — Боже, как давно мы не виделись!
— Ну так кто из нас переехал в Испанию? Приезжала бы чаще, виделись бы, — я тоже счастливо улыбалась в ответ, разглядывая подругу. Нет, я в принципе знала, что она изменилась практически до неузнаваемости, превратившись в очаровательную сердцеедку, так как мы часто созванивались по видеозвонкам,
Катька не поскупилась на помощь профессионалов в строении нового лица и кое-каких частей тела, и сейчас была одной из популярных фотомоделей инстаграма. Я гордилась ею. Вырваться в яркую жизнь сможет не каждый.
— А я тебя сколько раз к себе звала? Даже готова была оплатить перелет, нашли бы тебе там мужика хорошего, а не Игоря твоего.
— Мы расстались, — просвятила ее я, когда мы подошли к столику и взяли по бокалу с шампанским.
— Да ладно?! Наконец-то! — Чугуевой почему-то не нравился Игорь, она вечно фыркала, когда он пытался поздороваться с ней во время наших разговоров по вайберу. — Не твой это был мужик.
Тут я с ней согласна. Не мой…
Я осмотрелась по сторонам, пытаясь узнать бывших знакомых. По украшенному красными и золотыми лентами залу сновали мужчины и женщины. В этих лицах я узнавала отличниц, двоечников, заядлых прогульщиков и тех, кто ни разу в жизни не прогулял уроков. Некоторые подходили здороваться, интересуясь, как сложилась моя жизнь, другие попросту не узнавали, или же не считали нужным даже сказать банального «Здравствуй».
Камынина даже взглядом меня не удостоила. Точнее, мы с Катей видели, что она со своими неизменными приспешницами что-то бурно обсуждала, бросая в нашу сторону взгляды и наигранно громко смеясь, но когда я поворачивала в ее сторону голову, стерва, задрав подбородок, деловито отворачивалась. Кого-то годы не изменили совсем. Не прибавили ума и не отняли высокомерия. Ну что ж, ей с этим жить, не мне.
Зал был оборудован так, что ближе к сцене, с установленным на ней огромным экраном, предназначенным скорее всего для просмотра записи с нашего выпускного, находилась площадка для танцев, а вдоль стен расставлены столы с закусками. Камынина даже официантов наняла из ресторана, в котором еду заказывали. Но придраться не к чему. Организация действительно была на высоте.
По залу вперемешку с музыкой гудел оживленный шум болтовни, тосты за встречу, смех. Слова: «А помните…?» слышались со всех сторон. К нам с Катей немного позже присоединились девчонки, с которыми мы дружили в школьные годы, а потом как-то растеряли связь. Примерно через час, когда все уже полностью расслабились, не стараясь произвести друг на друга впечатление, показать кто кем стал, чего добился, а алкоголь снова превратил всех в закадычных друзей, было решено посмотреть диск с выпускного.
Свет в зале погас, и на экране заплясали буквы «Выпуск 2009». Заиграла знакомая музыка, и начались кадры, где запечатлены мы все, такие счастливые, полные ожиданий и радости от окончания школы, стоим на сцене, громко распевая прощальные песни. В пышных платьях, с клатчами в цвет и огромными прическами на головах.
— Боже, как я могла позволить парикмахеру сделать это со мной? — Катя сложила два пальца, имитируя тошноту, а я рассмеялась.
На мне было скромное фиолетовое платье в пол, позаимствованное мамой у одной из своих сотрудниц, потому что на покупку нового у нас не было средств. Волосы как всегда распущены, через голову перекинута ленточка «Выпускник-2009». Я улыбнулась, вспоминая этот день. Я тогда тоже радовалась. Только не общей радостью от окончания школы, а тому, что больше не придется видеть Шаталова.
Мы пропустили моменты, где всем вручали аттестаты, и перемотали на место, когда приехали в ресторан. Тогда нам позволили пить вино, а парни,
Влад тоже был выпивший. Когда на экране появился момент медленного танца, где он танцует с Камыниной, умилительная улыбка тут же сникла с моего лица. Юля так призывно прижималась к нему, что бокал едва не затрещал у меня в руке. А потом вдруг все прекратилось. Экран потух, вызывая недовольный гомон среди присутствующих. Но уже через секунду засветился снова.
Я замерла от увиденного. Крупным фоном на экране было мое лицо.
Рядом со мной за столом Катька со смешной прической что-то говорит, но камера снимает только меня. Кадры начали сменяться один на другой, и на каждом из них была я. На танцполе, когда танцевала с Сережкой, в холле, с мобильным возле уха, во дворе ресторана, болтая с девчонками и широко улыбаясь оператору. Сердце застучало часто-часто, отнимая способность дышать. Что это такое? Чья это запись?
Я помню, как тогда молодой парень, снимавший наш выпускной, подошел ко мне и попросил попозировать, аргументировав это тем, что будет так снимать каждого, но потом на общем видео этих кадров не оказалось, и я подумала, что просто не хватило места, и они отправились в корзину. А сейчас весь зал смотрел на то, как я улыбаюсь, кружусь на месте и смущенно прикрываю глаза рукой, непривыкшая позировать на камеру.
Наверное, это сон. Странный и необъяснимый. Разве такое возможно, чтобы давно забытые кадры вдруг ожили? Вдоль позвоночника пронеслась дрожь, а сердце дернулось в немыслимой догадке. По залу прошла волна непонимания, потому что каждый так же как и я не помнил этих кадров. Их не было ни на одном диске. Да и кому нужно такое огромное количество меня?
— Лиль, это что? — толкнула меня в плечо Катя, а я не смогла ничего ответить, приклеенная к экрану.
На видеозаписи все девчонки шли встречать рассвет, весело махая руками в камеру, но слышались только их голоса, в объективе же было только мое лицо. Серьезное, задумчивое. Потом снова улыбающееся, когда мы смотрели на салют. Сполохи огня играли на моей коже, а камера медленно двигалась вниз и вверх, словно я в кино снималась, а не отмечала выпускной. Профессионально, не наигранно. Как самая талантливая актриса. Мои руки, развивающиеся волосы, взгляд в небо и искренний смех, а потом камера внезапно поехала вправо, и в объективе оказался Влад.
Меня парализовало. Бокал задрожал в руке, а горло охватил спазм. Он наблюдал за мной исподлобья, засунув руки в карманы и оперевшись на парапет. В тот момент, когда все радовались салюту и направляли взгляды вверх, его был устремлен на меня…
Разве это возможно? Оператор будто намеренно переводил камеру с меня на Шаталова, не оставляя возможности сомневаться в увиденном.
Я вдруг все поняла. В одно мгновение словно прозрела и увидела всю картину глазами Влада. В его взгляде было столько всего, что меня затрясло. Так не смотрят на бывших… На тех, кто больше не имеет никакого значения. Так смотрят на тех, кого не могут выбросить из головы и кого люто ненавидят. Любят и ненавидят.
Он меня ненавидел. Ненавидел за то, что полюбил. Теперь я поняла. Прикусила щеку, чтобы не всхлипнуть, и зажмурилась. В один момент дверь в прошлое захлопнулась раз и навсегда. Со звонким таким хлопком. Свет зажегся, а я так и стояла с закрытыми глазами. Мне вдруг стало так легко, как никогда прежде. Отпустило. Выпустило из удушливой комнаты на свет. Взгляды присутствующих прожигали, я буквально чувствовала каждый из них. Они были в таком же шоке, как и я.
Открыла глаза и начала лихорадочно осматриваться. Грудь болела от несущегося пульса. Теперь мне было плевать на все. На Камынину и ее ничего незначащее самомнение, на некогда сочувствующие взгляды других, на груз прошлого, на все.