Яд
Шрифт:
Одно только ясно, что ее жизнь, в тех новых условиях, которые должны будут теперь сложиться, — ничего не сможет ему дать.
А вот память о ней может стать ему поддержкой. Вся ее надежда была теперь в том, что он, быть может, когда-нибудь вспомнит, что мать всегда стремилась сделать его правдивым и смелым и что это другие люди отравили его юность и сделали его неуверенным и трусливым.
В голове Венке все путалось и мешалось. Но одно было для нее совершенно ясно: надо кончать.
Долгие расчеты с жизнью утомили ее. Мысли стали совсем короткие и отрывистые. Венке заметила это
Было уже двенадцать.
Венке все эти последние часы уже знала совершенно точно, как выполнить то, что она задумала. Она не забывала о тех, кто останется жить после нее.
Фру Венке запахнулась плотней. Посмотрела на фиорд, за которым светились городские огни. В своей памяти она собрала все то солнечное и яркое, что было в ее жизни, всю свою радость, все свое счастье.
И все это в неясных очертаниях прошло перед ее взором, но она отвернулась от этих блестящих видений и — усталая, но без колебаний и твердо — избрала мрак.
Торопливо шагая, Венке пошла через город домой.
Профессор Левдал остался в клубе после десяти часов вечера и даже пил грог. Это вызвало всеобщее изумление.
Ведь он всегда отличался необычайной точностью — как часовой механизм. Только по пятницам профессор задерживался в клубе. Все же остальные дни он возвращался домой ровно к девяти часам. А сегодня, во вторник, — он ужинал здесь и даже играл в карты с какими-то молодыми людьми.
Профессор, впрочем, и сам посмеивался над этим удивительным происшествием.
Он вернулся домой около одиннадцати вечера и был неприятно поражен, не найдя своей жены в постели. Он был уверен, что она будет дома и притворится спящей, когда увидит своего мужа, вернувшегося так поздно. Но отчасти он запоздал потому, что ему не хотелось сегодня продолжать разговор в том нервном состоянии, в каком он находился.
Профессор стал размышлять — где сейчас может находиться его жена. Приятельниц у нее было не много. Правда, все-таки имелось три-четыре дома, куда она могла пойти без приглашения и не предупредив заранее о своем визите, — настолько близки были эти люди семейству Левдал. Но во всяком случае к половине одиннадцатого она должна бы вернуться.
Сначала профессору и в голову не приходила мысль, что с женой могло что-либо случиться. Он посмотрел, взяла ли она запасной ключ от входной двери. Этого ключа не оказалось на месте, и поэтому профессор вытащил свой ключ из замочной скважины, чтобы она могла открыть дверь.
Нет сомнения, что о ней позаботятся и проводят ее домой в столь поздний час. А впрочем, никакие опасности не могли угрожать фру Венке в городе — ее тут слишком хорошо знали.
Профессор быстро разделся и лег в постель, решив притвориться спящим, когда она вернется домой. Надо непременно отложить до утра начатый сегодня разговор. Теперь, ночью, они только еще раз обменялись бы резкостями и еще больше озлобились бы друг на друга. Утром же можно будет спокойно и без горячности обсудить самые жгучие вопросы. В прохладном утреннем воздухе они покажутся просто пустяками.
Профессор хорошо знал, что сегодня, беседуя с
Нет, те злобные слова, которые сорвались с его языка, оставались только лишь словами. В глубине души профессор был уверен, что его подозрения неосновательны. И Венке, конечно, сама поймет, если поразмыслит, что его грубый окрик был лишь результатом нервной вспышки.
Но, пожалуй, досадней всего — известие о предстоящем рождении еще одного ребенка. Вот это уже роковая история.
Профессор за долгие годы привык к мысли, что у него единственный сын. У него даже сложилось твердое убеждение, что многие семейные горести происходят главным образом от излишнего количества детей. Это свое мнение профессор почерпнул и из своей собственной медицинской практики среди бедняков и из статистических данных. И устно и письменно он резко выступал против многодетных семейств.
И вот теперь оказывалось, что на склоне лет он практически выступает против своей же теории. Разве он не становился просто смешным? Можно предвидеть, какие пойдут улыбки, намеки и злобные остроты.
Помимо того, в доме нарушится порядок. Возникнут всякие неудобства и хлопоты. Все это, быть может, не трудно перенести молодому человеку, которому все в новинку. Но для человека солидного, привыкшего к определенному режиму, такая перемена только лишь уничтожит домашний уют.
Он и без того был последнее время в дурном, раздраженном состоянии духа. А теперь этого нового удара оказалось достаточно, чтобы он, сдержанный и благовоспитанный человек, потерял самообладание. Он даже, пожалуй, некоторым образом выдал свою тайну, хотя, по сути дела, он сам совсем не думал того, что сказал своей жене, — и ей бы следовало понять это.
Но ничего, — завтра утром все войдет в свою колею. А что касается факта, то тут ничего не поделаешь. Все случившееся — неизбежно. А все неизбежное надлежит принимать с чувством достоинства. Впрочем, он согласен извиниться перед женой и чем-нибудь искупить свою вину. Но все это можно будет сделать завтра — спокойно, с известной дозой шутливости и не теряя своего достоинства. Все это придет к завтрашнему утру.
Профессор Левдал погасил лампу. Хотелось бы скорей заснуть. Но, как назло, заснуть не удавалось. С каждой минутой сон все дальше уходил от него. Нервное возбуждение усиливалось. Стало непомерно жарко. Ухо улавливало каждый малейший шорох. Казалось, что тихая городская ночь за окном наполнилась шумом шагов и звоном.
И вдруг, в глубоком мраке, какой-то страх охватил профессора. Этот страх принял фантастические очертания и все ближе и ближе подступал к нему, становясь все ужаснее и мучительнее. То и дело он зажигал спичку: ему казалось, что он пролежал в темноте четверть часа, — на самом деле прошло лишь пять минут.
Где же Венке? Уже более половины двенадцатого! Теперь ясно, что случилось что-то ужасное.
Их последний разговор, ее крик и его бегство, чтоб не длить разговора, — все сейчас предстало перед ним во всей реальности.