Ядерная осень
Шрифт:
Теперь у каждого бойца был свой угол со стулом и ассистент с полотенцем, нашатырем и добрым словом.
Растем!
Тихий тоже был здесь. Рядом с Пауком же был вовсе не Глагол, а какой-то узкоглазый чмырь. Джеки Чан местного пошиба. Он что-то нашептывал своему подопечному, пока ассистент утирал тому юшку с подбородка.
Шепчи, шепчи – все равно твое насекомое уже не жилец. Вон взгляд плывет и ручонки дрожат.
Тихий же молчал. Значит, все нормально, ну и ладушки.
Во втором раунде Паук уже не скакал, а лишь осторожно переступал с ноги на ногу, по-прежнему норовя зайти Егору в тыл.
Раунд для публики прошел неинтересно. Пару раз Егор попытался ударить Паука ногой, но тот увернулся.
Первый его удар в пах Егор упредил, подняв вверх колено левой ноги и ударив его в живот каблуком. Но ответный удар получился чиркающим, и к тому же вертлявый едва не достал его рукой.
«Отклоняться было надо», – потом скажет Тихий.
В следующий раз Егор сохранил свое достоинство, сделав левой ногой шаг назад, убирая ее от удара, и остановил ногу Паука блоком обеих рук, сложенных крестом. Тут же он схватил бьющего за копыто обеими руками и потянул его вправо, тем самим заставляя Паука повернуться к себе спиной. Не добрался гад до Егорова потомства, а вот сам по хребтине получил. Тут Егор опять лажанул. Надо было бить или по почкам, или по еще более чувствительному месту, а так он только захваченную ногу подтянул повыше и толкнул Паука от себя. Тот пропахал рылом уже остывший песок, да и только. Опять гонг.
– Добивай уже. – Тихий зло блеснул белками своих потусторонних глаз.
Перед четвертым раундом, чтобы взбодрить публику, бойцам выдали по увесистой дрыне.
Это что-то новое. Но судя по тому, как на это чудо-оружие смотрел сам Паук, его бою с палкой тоже не обучали. Пришлось вспоминать дворовые заготовки.
Полупив друг друга по плечам и икрам, они схлестнулись палка о палку. Дрына Паука оказалась прочнее. У Егора в руках не осталось даже обломков.
Публика завопила в ожидании близкого конца, Егор не стал доставлять им удовольствия. При очередном богатырском замахе противника он просто поднырнул под удар и боднул Паука головой. И без того распухший нос засранца свернуло набок. Он выпустил дубину из рук и отшатнулся назад. Егор молниеносно провел два удара правой и левой в кровавое месиво, бывшее когда-то лицом Паука, и довершил все это безобразие ударом противника по коленке. Паук рухнул на залитый его же кровью песок. Толпа заорала, а ближайшие к Егору мужики тыкали большими пальцами вниз.
– Добей, – неслось с задних рядов.
Он для приличия ударил лежащего ногой по голове и посмотрел на окна второго этажа дома напротив. Сидевший там Ухват слегка качнул головой. Егор не спеша подошел к палке, которую выронил Паук, и, взяв ее как копье, вонзил острым концом в широкую брючину противника, не задев при этом его ноги.
Толпа громко выдохнула. Задние ряды, которым было плохо видно, восторженно, а передние разочарованно. Наверху на окне захлопнулись ставни.
– Зря, – сказал ему на выходе в спину Тихий. – Он оклемается и тебя не пожалеет. Да и Ухват теперь на тебя обозлится.
Перед следующим боем на тренировки Егору отвели целых три дня. Видимых же репрессий со стороны Ухвата и его подручных не последовало. Пернатый где-то загулял, а остальные предпочитали с Егором не общаться. Наказанием, как выяснилось, должен стать сам следующий бой. Теперь ему предстояло драться сразу с тремя противниками.
Весело.
С утра до обеда и после обеда и до вечера Тихий гонял его до седьмого пота. Многие его спарринг-партнеры не раз получили по лицу и остальным частям тела. Впрочем, Тихий как раз был недоволен, что Егор бьет живые тренажеры не в полную силу. А за что он будет калечить ни в чем не повинных людей, которые даже ответить ему толком не могут, иначе их просто убьют?
Вечерами же Егор лежал на кровати в своей каморке и перебирал в уме все варианты побега. Вариантов было не так уж много, да и то в основном все они были нереальными. Единственное – это та самая решетка. Она
А бежать надо. В кого его тут превратили? В бездушного убийцу? Убей другого, чтобы выжить. Ну так он уже и убил двоих. Да Паука лишь покалечил, но ведь его демонстративное нежелание убивать последнего противника могло плохо кончиться.
Много лет назад (или это теперь кажется, что с тех пор прошла целая вечность?), когда вот такие, только молодые, Ухваты зажали Егора вместе с его одноклассником в подворотне, они, нагло ухмыляясь, бесконечно уверенные в своей полной безнаказанности, толкали его в грудь, плевали ему на брюки и требовали «отдать бабло», он ведь тогда отдал им все, а потом позорно убежал, оставив приятеля разбираться с этими хмырями.
Где теперь тот «наивный чукотский юноша»? Кем он вернется в Москву? А может, оно так и лучше? Ведь теперь Егору предстоит защитить своих пожилых родителей от этой новой жизни. Кто его знает, что за люди теперь в Москве. Есть ли там власть? Быть может, и там сейчас одна банда воюет с другой за районы и микрорайоны, они делят рабов, устраивают такие вот развлечения? Нет, нужно быстрей делать ноги. Егор сел на кровати и вдруг засмеялся. А как там, интересно, поживает Рублевка? Все эти Гассерманы, Копчаки и прочая? Он сомневался, что теперь их бывшие секьюрити будут охранять золотые унитазы и многочисленные шкафы с дорогими шмотками. А как же теперь светловолосая Есения обойдется без джакузи, где будет гулять ее собачка, которая тянет на пару десятков штук евро, и в каких ночных клубах будет отдыхать от салонов ее хозяйка?
Евро… где теперь миллиардные счета этих рублевских небожителей? Может быть, их владельцы сейчас обивают пороги швейцарских банков? Да нет. Скорее всего сейчас оставшиеся в живых швейцарцы топят наличными камины своих домов и охотятся на одичавших русских олигархов, спустившихся с гор.
– Ха-ха-ха. – Егор представил себе Берестовского, закутанного в рваную женскую кофту, в нелепой лыжной шапочке с помпоном, рыскающего по помойкам Женевы.
Хотя, может быть, именно в Москве-то особы, приближенные к высшим структурам, сейчас вполне неплохо себе устроились. Это простому народу бежать некуда. Улыбка сошла с лица Егора, словно ее и не бывало.
– Не хочу, не хочу, – послышались за дверью истерические крики. Они и вернули парня к суровой действительности.
Один против троих – эта новость, разлетевшись по поселку, взбудоражила местную общественность. На такое захотели посмотреть многие, и теперь все пространство вокруг ринга было непригодно для падения яблок.
Жилистый боец с немецким прозвищем Ганс, которое он получил за свою флегматичность и рыжий цвет волос, стоял впереди. По правую руку от него пританцовывал живчик по кличке Шнурок – маленький, но очень живучий образец. Слева, зевая, стоял Котлета. Рыхлость его тела могла обмануть кого угодно, но только не Егора. Он-то знал, что под слоем жира покоятся горы мышц, а квадратная, приземистая черепная коробка содержит коварный и жестокий набор нейронов.
Первым в его сторону шагнул, как и полагается лидеру, Ганс. Быстро ступив левой ему навстречу, Егор ударил его носком правой ноги в пах. Поставив правую ступню после удара вправо от себя, он блокировал левой рукой удар правой руки Шнурка, направленного ему в лицо, и провел удар в челюсть своим правым локтем. Шнурок отлетел на пару метров, Ганс откатился в позе буквы зю, а вот Котлета не на шутку замахнулся.
Шнурок, впрочем, быстро пришел в себя и подскочил слева. Котлета справа был ближе, и Егор внезапно для него нанес справа сдвоенный удар: кулаком наотмашь по носу, а каблуком левое колено впереди стоящей ноги. Мгновенно повернувшись влево к набегающему Шнурку, отбил левым предплечьем удар его правой руки и носком правой ступни ткнул живчика пониже живота. Тот опять отлетел, а «недожаренный шницель» в это время орал, держась за коленку. По носу Егор ему не попал, а лишь проехался по скуле.