Ядерный будильник
Шрифт:
Сейчас эти ребята вылезут из кустов, подойдут к машине и уж тогда так шмальнут, чтобы наверняка. Гады. Гады. Гады.
Он изо всех сил вжимался в пол, чувствуя рёбрами педали, рычаг… И ещё какую-то постороннюю вещь, которая не была предусмотрена конструкторами «ВАЗа».
Алексей быстро протиснул руку, схватил небольшой цилиндр, подтащил к себе. Это была та самая волшебная палочка, которую он так отчаянно искал. На этот раз она приняла форму и свойства дымовой шашки, но у Алексея не было претензий по этому поводу.
Кто-то из полковничьих людей, то ли Михалыч, то ли Петрович, выбрался
А потом пошёл дым, и стрелок пропал в дыму. Для Алексея это не было удивительным, для стрелка — было.
— Ах ты ж, мля! — прочувствованно сказал стрелок, прежде чем закашлялся и отступил назад. В следующую секунду что-то тяжёлое и тоже кашляющее ударило ему в грудь и повалило наземь. Палец стрелка на спусковом крючке судорожно дёрнулся, короткая очередь ушла в небо, но это было лишь начало.
Потому что затем все остальные стволы принялись палить наугад и без передышки, боясь упустить в дыму свою мишень. Полковник Фоменко яростно жал на спуск «Макарова», приняв участие в коллективном стрелковом безумии, и в какой-то момент ему вдруг показалось, что он различает в дыму человеческий силуэт. У Фоменко появилась твёрдая уверенность, что вот сейчас он влепит гадёнышу свинцовую оплеуху в башку, только надо чуть-чуть поближе подобраться… Фоменко, выставив пистолет перед собой и пристально вглядываясь в тёмную пелену возле машины, шагнул, потом ещё, а потом вдруг споткнулся, упал и больше не двигался. Никто этого и не заметил, потому что каждый был занят своим делом: стрелки лихорадочно расходовали боезапас, Олег Фоменко лежал на полу «десятки» и орал от ужаса, а Алексей спасал свою шкуру.
Алексей Белов пробежал в трех метрах от тела полковника Фоменко и не заметил его. Сейчас Алексея больше заботили две другие вещи — скорость и пули. Он бежал так быстро, как только мог, а пули… Пули ломали ветки и сбивали листья, с чавканьем входили в кору деревьев или просто проносились мимо с голодным свистом. Пуль было много, но они были глупы, и с каждым шагом Алексей все больше верил, что сумеет уйти. Вот ещё пять метров, вот ещё… И все эти пули, все эти крики — они постепенно оставались позади. Так ему казалось.
Пока вдруг голоса не раздались совсем близко. Слева, а потом оттуда прилетела и пуля, расцарапав Алексею плечо. Он стиснул зубы и резко свернул вправо, ещё больше согнувшись и ещё больше петляя, насколько позволяли ему деревья и кусты.
В какой-то момент он практически бежал на четвереньках, толкаясь руками от земли; а потом зацепился ногой за корень и покатился кубарем куда-то вниз, расцарапав лицо.
Алексей долго лежал абсолютно неподвижным и беззвучным предметом — не было ни чувств, ни мыслей, одна лишь усталость, камнем придавившая его к земле.
Где-то слышались голоса, но уже далеко, слов было не разобрать. Потом стало совсем тихо, но Алексей не торопился подавать признаки жизни.
Мошки липли к его кровоточащим царапинам — на лице, на ноге, на кулаках, разбитых об спецназовца в том отчаянном прыжке. Алексей нехотя их стряхивал с себя, но мошки не успокаивались, как не успокаивалась боль в его теле. Он стянул майку с плеча, осмотрел отметину от пули — ничего серьёзного. Можно было вставать и идти дальше. Только
И все, обрыв. Будто перегородка в памяти мешала заглянуть дальше.
Но что-то тогда случилось. Какое-то важное и странное событие, после которого всё было уже совсем по-другому.
Настолько по-другому, что Алексей уже не понимал — куда и зачем, кто и почему…
Он поднялся на ноги, все ещё не уверенный в своём избавлении от пуль, только что суматошно носившихся по лесу, словно рой обезумевших пчёл. Только что? Или час назад? Или два часа назад? Или день? Теперь уверенности не было ни в чём.
Стоя посреди леса и слыша лишь обычные его звуки, можно было подумать, что все недавние события были ночным кошмаром. А на самом деле он, Алексей Белов, вчера вернулся из армии, крепко отметил это событие, перебрал домашней настойки, забрёл в рощу, что неподалёку от дома, и уснул. Очень даже может быть.
А если это та самая ближняя роща, то нужно идти вон туда, и минут через пять выйдешь к огородам, а за огородами будет пруд, а там и улица, на которой вырос, там и дом. И когда увидишь улицу, увидишь дом, когда откроешь его дверь, увидишь мать и сестру, то поймёшь, что всё было лишь плохим сном.
И тогда надо будет улыбнуться. Сесть за стол, выпить чаю и непременно рассказать этот сон матери, потому что плохие сны обязательно нужно рассказывать. А если их не рассказывать, то…
Алексей все быстрее передвигал усталые ноги и с каждым движением все больше убеждал себя — да, так оно и будет. Сейчас, ещё немного, роща кончится, а оттуда уже видна и телевизионная антенна на крыше Виталикова дома. Ещё немного, и кончатся деревья. Ещё немного, и кончится кошмар.
А потом деревья действительно как-то быстро разбежались в стороны, расчистили путь.
Алексей оказался на поляне. Посреди поляны застыла продырявленная пулями «десятка». На капоте «десятки» сидел плотный круглолицый мужчина, при виде которого Алексей ощутил странный холодок в позвоночнике. Будто бы кто-то отвесил Алексею невидимый подзатыльник, леденящие волны от которого разошлись по всему телу. От этого подзатыльника ржавые шестерёнки в голове сдвинулись наконец с места, и звук открывшейся калитки в доме на Лесном шоссе получил смутное продолжение.
— Вы… — сказал Алексей, ища слова, адекватные вскипевшей в нём ярости, и понимая, что нет таких слов, есть только свирепый удар в солнечное сплетение и немедленный бонус коленом в пах. Вот кто все испортил. Вот кто украл смысл. — Вор, — сказал Алексей, все ещё не решаясь шагнугь к самой машине, потому что человек на капоте вполне мог оказаться персонажем сна, который по рассеянности забыл сгинуть с первыми лучами солнца. Или вместо солнечных лучей нужен был удар в солнечное сплетение?! Ну так за мной не заржавеет.