Ядовитая кровь
Шрифт:
Снова заклекотал орел, джинна замер, обернулся на крик и в этот момент низко, над самой землей, мелькнуло тело волка. Хруст, крик боли – джинна упал лицом вниз, не выпуская оружия. Он еще не сдался. Его еще не остановил волк, рвущий тело.
Джинна нужно было только повернуться, один раз взмахнуть саблей... И это ему удалось – почти удалось. Сабля, сверкая в лунном свете, поднялась вверх, замерла, но хищная птица впилась когтями в руку, пригвоздила ее к земле.
Только теперь джинна закричал, тоскливо и страшно, прощаясь с жизнью.
Груда потекла, словно воск в огне.
– Помоги, – попросил Черепень.
Приблуда обернулся на голос – атаман пытался поясом перетянуть себе ногу.
– Помоги, – повторил атаман, – а то истеку кровью.
Приблуда воткнул саблю в землю, бросил пистоль, который все еще сжимал, оказывается, в левой руке, отобрал у Черепня тонкий сыромятный ремешок и затянул у него над коленкой.
Черепень лег на спину.
Грудь высоко вздымалась, лунный свет отражался в капельках пота.
– Смогли, – выдохнул Черепень. – А я уж думал – все. Тут и останемся все.
– Ты где так долго, перевертень? – со стоном вымолвил старый Чугайстр. – Смерти нашей хотел?
Приблуда посмотрел на характерника – Волк сбросил звериное обличье и сидел рядом с убитым джинна, стирая с лица кровь.
Приблуде показалось, что рана убитого еле заметно светится, словно тлеет там что-то.
– Что-то видишь? – спросил Волк. – Видишь?
– Не знаю, – ответил Приблуда.
– Ты чего так долго? – Чугайстр, тяжело опираясь на татарское копье, подошел к характернику и сгреб того левой рукой за чуб. – Прятался, бисово семя?
– За тебя работу делал, – засмеялся Волк. – Троих вы упустили, еле нагнал. Если бы не Синица – точно бы не нагнал. Пока догнал, пока убил... Думал, вы тут уже справились. А вы с одним-единственным джинна сладить не могли.
– Чтоб тебя... – простонал Чугайстр и сел рядом с Волком. – Чуть все на тот свет не отправились. Что бы мы Лихолету сказали там? Прости, друг, только напрасно ты муки принял и смерть мученическую? Слабы мы оказались, прости. Думаете, простил бы нас старый Лихолет? В глаза бы плюнул, смолы кипящей в рожи наши плеснул, сам бы вместо чертей нам огня задал, как бог свят!
– Волк, – слабым голосом позвал Синица. – Глянь – не серебро у гада на саблях?
Волк нашарил сабли у себя за спиной:
– Нет. А что?
– Плечо жжет, как от серебра. Чуть сильнее бы он меня достал – и не летать мне больше.
– Вечно ты плачешь, птичка, – усмехнулся Волк. – У тебя все сейчас заживет. А вот у них...
– Перевяжите тех, кто жив, – сказал Черепень. – Сколько сможет на коней сесть?
– Шестеро, – осмотревшись, ответил Волк.
Луна полностью вышла из-за горизонта, светила ярко, так, что у Приблуды потекли слезы.
Или текли они оттого, что рассмотрел
– Ты со мной считал? – спросил Черепень.
– И с Чугайстром.
– А гонца считал?
– Тогда пятеро сядут в седло. А гонцом кого пошлешь?
– Должен был Страх ехать, его жребий выпал.
– Он сейчас со святым Петром здоровкается, – тихо, еле слышно сказал Качура.
– Он с Петром? – в голос захохотал Чугайстр. – От бы и Страх посмеялся, когда б тебя услышал. Деготь он сейчас с остальными пьет. С Задуйсвичкой, со Стрижом...
Старик замолчал, понурив вдруг голову.
– Не, – подумав немного, сказал Чугайстр. – Стрижа Катерина отмолила. Сама в рай пошла за мучения свои и его отмолила.
– Нам к утру нужно возле крепости быть, – сказал Черепень.
– Рану перевязать, я перетянул только. Нога гнить будет. – Приблуда вскочил, бросился было к балке, к сумкам, где лежали снадобье и чистые тряпки для перевязки, но Черепень его остановил.
– Не успеет сгнить, – сказал он. – Мы до крепости раньше доберемся. А там...
– Заждались меня друзья-товарищи, – снова засмеялся Чугайстр. – Все, небось, к околице пекла ходят, высматривают. Место мне погорячее приготовили.
– Тебя там Кривой встретит, по старой памяти шкуру канчуком спустит.
– А и спустит, – согласился Чугайстр. – И прав будет. Только не сможет – теперь я старше его почитай годков на двадцать. Это он мне за дегтем бегать будет, черт одноглазый. Вот там я ему все и припомню. Чего сидим? Заждался уж Кривой. Ты мне своего канчука не одолжишь, атаман?
– Забирай, – махнул рукой Черепень. – Вот посмеемся поутру в пекле. Всегда мне интересно было, как оно там? Вроде как заснул, а проснулся...
– Вроде как заснул, – сказал кто-то над Владом.
Поток холодной воды обрушился на Гетьмана, вышвырнул его из сна.
– Трясця твоей матери, – пробормотал Влад. И даже немного удивился, что до сих пор живой.
«Теперь скоро, – подумал он. – Наверное, и меня заждались козаки на том свете».
– Ну, ты, урод! – сказал Влад, открывая глаза.
Глава 8
Глаза лучше закрыть. Свет прожекторов режет, пронизывает голову насквозь, достает до затылка. Лучше глаза держать закрытыми, но нельзя.
Есть у Влада Гетьмана своя собственная, особенная гордость. Тихое ментовское достоинство. Или достоинство человеческое, которое нужно продемонстрировать нелюдям, сидящим сейчас в партере возле арены.
Их не видно – проклятые прожектора стараются выжечь глаза гордому и независимому милиционеру. Всего пару дней назад клоунствовал на этом самом манеже перед теми же самыми зрителями этот милиционер. И тогда ему казалось самым главным – не показать своего страха, сделать вид, что только обнаглевших циркачей видит перед собой Влад Гетьман, собрание распоясавшихся людей.