Ядовитая тропа

Тамоников Александр

– Чем занят?

Третий зам коменданта Кенигсберга был человеком грубым, не очень образованным, но не глупым, скорее пустым. И предсказуемым. Как стенгазета. Прочитать его было очень легко. Обычный замполит. Кстати, так его и называли за глаза солдаты. Даже ходил буквой «Г», как конь в шахматах. Сначала шел по прямой, по своим делам, потом замечал что-то, что, с его точки зрения, было непорядком, делал крутой поворот и в несколько длинных шагов оказывался рядом с нарушителем. В данный момент нарушителем был полковник, который, по легенде, был лейтенантом, который стоял и бездельничал, как казалось. И явно находился не там, где он должен быть. Не у себя в кабинете или в архиве. В общем, если боец не бежит

в атаку, значит, он не занят делом. Работать с такими Семен умел отлично. Самое главное для замполита – быть причастным к важному делу. Значит, нужно взять его за пуговку и посвятить в это самое важное дело.

– Работаю, товарищ капитан!

– Над чем?

– Дело крайней важности! Обнаружены доставленные из Королевского замка крайне важные документы, сложенные в крайнем беспорядке. Непорядок. Нужно срочно устранить и разобрать. Мы же с вами понимаем, как важно, чтобы все было в порядке?

Последнюю фразу Серабиненко произнес проникновенным голосом, быстро посмотрел наверх и так же быстро опустил глаза вниз. Что означало, что сверху очень пристально наблюдают за тем, чтобы тут у них внизу был порядок. А в этих бочках его явно не было.

– Молодец. Продолжай наблюдение. То есть работу.

– Так точно! Есть продолжать!

Серабиненко вытянулся, отдавая честь, насколько позволяли ранения грудной клетки, а потом, как только замполит скрылся из виду, кинул папку, которую он держал, в бочку. Но через секунду снова ее достал. И вместе с ней ушел в кабинет, так как согласно не самой стройной иерархии подчинения в действующем военном аппарате замполит был формально его начальником, и приходилось слушаться. А лучше просто не попадаться ему на глаза.

В кабинете он быстро открыл папку и стал читать документы на польском языке. А потом резко сбежал вниз, поймал двух рядовых и приказал опустошить бочки. Прямо там, на плиты во дворе. Имел полное право, так как в папке было личное дело мадам Бороковой. Известной дамы, основавшей в Варшаве школу разведки для женщин. Их основной задачей было наниматься машинистками в различные конторы. Работать, выходить замуж за тех, на кого им укажут, и передавать сведения. Саму мадам убили в сорок втором. А вот выявить всех ее «девочек» до сих пор не удалось. Был только один очень и очень слабый след. Случайно попалась одна из машинисток именно из этой, варшавской, школы. Подозревали, что были еще, и рассеялись они по всей Восточной Европе и не только. Изначально, кстати, идея женских школ разведки принадлежала британцам. И именно они первые начали внедрять шпионов в машинописные бюро. Но самыми лучшими машинистками до войны считались как раз польки. Работали они очень быстро, а денег им можно было много не платить. Очень часто девушки делали вид, что не знают никакого языка, кроме польского, на деле владели и русским, и немецким, и чаще всего – французским. Это и было зацепкой. «Шляпный салон мадам Мод». Попавшая в руки агентов СМЕРШа машинистка сдала французскую явку. Мадам Мод – это общий позывной. Для связи использовалась реклама шляпного салона.

В папке, которую держал Серабиненко, еще было дело француженки Мирей Мод. Хозяйки шляпного салона в Париже и по совместительству – агента абвера. Всего в папках было двадцать дел. Двадцать потенциально спящих агентов. Возможно, что большая часть из них мертвы или перевербованы. В том, что дела оказались в таком беспорядке, да еще и фактически в мусоре, не было ничего странного. Обычно так и делали. То, что было самым важным, что ты не можешь вынести и спрятать, нужно бросить на самом видном месте, как мусор. Тогда, может быть, пройдут мимо и не заметят. Повезло. Снова повезло, что Семен хорошо знал французский благодаря деду. Тот часто рассказывал, что в царской России французский был языком знати лишь потому, что был языком торговли.

Слишком много торговых путей проходило тогда через Францию. И слишком много путешественников хотели посмотреть Россию. Эту огромную и загадочную для всей остальной Европы страну. Так Франция стала буквально прорастать в Российской империи. У деда Семена была своя теория заговоров. В частности, о том, что Франция, по сути, пыталась захватить Россию таким бархатным, мягким способом. И у нее это почти получилось. Ведь она заставила знать, приближенных к императору и его семью заговорить на своем языке и отодвинуть свой.

А язык врага нужно хорошо знать.

Семен знал. Теперь у него появился отличный повод выйти на связь с Рагланом. На руках у него документы, которые неплохо бы срочно передать. Все свои находки он очень удачно замаскировал найденной в одной из бочек описью картин итальянских мастеров эпохи Возрождения, украденных и перевезенных в Королевский замок из Флоренции. Вот этот список он и передал своему начальству, добавив, что это очень дорогие картины. Каждая стоит баснословных денег.

Таинственные трупы чуть было не вылетели у Семена из головы, когда он, словно ищейка, сидя на холодных плитах внутреннего двора, перебирал папку за папкой, откладывая те, что были ему нужны. Получилась внушительная стопка. Конечно, он не будет отправлять всю стопку Раглану в Центр. Список должен быть коротким и максимально выверенным. Только имена, клички, возможные места работы.

На такую работу обычно ставят двух или трех агентов. Один может ошибиться. Изначально в крымской группе было девятнадцать агентов. Осталось семь. Каждый просто брал на себя обязанности товарища, обычное дело во время войны. Во время войны все они стали взаимозаменяемыми.

Семен засел за работу. Если бы кто-то стоял снаружи здания, недалеко от развалин Штайндаммских ворот, на улице Генерал-Лицман-штрассе, то он бы не удивился тому, что в канцелярии комендатуры, расположенной в здании бывшего управления гестапо, а ныне это здание выбрало себе НКВД, горел свет в окнах, несмотря на то, что была уже поздняя ночь.

Семен собрал список. На это ему понадобилось четырнадцать часов практически непрерывной работы. Результат его работы мог уместиться в одном письме, которое и было отправлено по сохраненному каналу для связи в Севастополь, а оттуда – в Центр. Передавать такие данные по открытым каналам было нельзя, поэтому Семен зашифровал список в карте. Имея ключ, по названиям улиц можно было составить список с полными именами агентесс Варшавской школы, их позывными и адресами первого места работы, куда они должны были внедриться на момент сорок второго и сорок третьего года.

И то хлеб.

Спать Семен лег только после того, как письмо было отправлено, там же у себя в кабинете на крайне неудобном деревянном диване. Спать на таком ему было гораздо привычнее за последние годы, и, накрывшись шинелью, Серабиненко провалился в сон без сновидений. Но с одной мечтой – проснуться и выпить приготовленного в турке, по всем правилам, черного крепкого кофе с лимоном. Не желудевый или цикориевый суррогат. А настоящий. Черный. Какой был до войны.

– Дорога перекрыта, простите, товарищ лейтенант. – Знакомый рядовой развел руками, когда Серабиненко вечером следующего дня шел домой.

Семен прикинул на глаз, что слишком большой патруль для обнаружения обычного снаряда или любого другого беспорядка. Что-то случилось. Патруль – девять вооруженных солдат оцепили квадратом небольшой участок улицы, ведущей к парку Луизенваль. Все вооруженные, оружие держат на изготовку, готовые стрелять на любое движение.

– Что случилось?

– Не положено, – устало сказал рядовой.

Если бы он показал удостоверение, то никаких вопросов бы и «не положено». Но не сегодня. Потом. Сегодня все не так.