Ядовитый Факультет. Фея, которую вы заслужили

Флоренская Юлия

– Человек притомился и сам пришёл, мы его не звали. Уселся тут и давай вздыхать, – отрапортовала пожилая дама в зелёной шляпке. – Так мы ему быстро занятие подыскали. А то вздыхает, понимаешь.

Фиалковая шляпка поддержала коллегу скромным кивком. А взгляд хитрый-хитрый. Похоже, наша молчаливая свидетельница так никому и не рассказала, что Сио Лантий тоже крылатый. Ну и хорошо, к чему сейчас лишний шум поднимать. Камеры слежения так или иначе покажут всё до мельчайших подробностей, если кто-нибудь додумается их проверить.

Напарник признался, что, после того как мы с сыщиком

ушли, ему сделалось так тоскливо, что хоть помирай. Он осилил парочку танцев с незнакомками, которые исправно вешались ему на шею, но затем организм запротестовал против дальнейших увеселений, и тоска вновь вонзила в сердце свои острые зубы. Вот и прибился он к креслам-качалкам, послушал занятные истории про полубогов Пуйо из уст старшей вязальщицы, а заодно полезное дело сделал, спутанную пряжу упорядочил.

Когда сыщик променял наше общество на компанию разгульно поющих поклонников караоке-машины, Сио Лантий приступил ко мне с личными вопросами.

– Что вы там делали? Просто говорили?

– Говорили, да, – без энтузиазма отозвалась я.

– Ну и как?

Ответом была моя кислая улыбка и взгляд, от которого, наверное, могло бы протухнуть молоко.

Он хочет, чтобы я ушла.

Он хочет, чтобы я не уходила.

Поди разбери, что у этого дракона на уме.

Впрочем, и то, и другое желание было обосновано. В приоритете стояла безопасность жителей Мережа, поэтому, чтобы другие тыквоголовые не лезли на поверхность из Цитадели Мучений, следовало восстановить Врата как можно скорее.

Но вот что делать с уже имеющимися? Чтобы определить их слабые места, надо выяснить их мотивы. Почему они убивают? Какой им от этого прок?

Как тараканов, их точно не потравишь. И вряд ли удастся отстрелять их подобно тому, как поступают с насекомыми-мутантами, удравшими из ядовитого леса Сагаджо. Ибо они неуловимы, точно призраки. Появляются и исчезают там, где им приспичит, в какое угодно время.

Я недавно лично убедилась, когда смотрела на экран. Сперва их было штук пять или около того. Затем посреди них материализовался из ниоткуда шестой, проявился седьмой, вылез из пустоты восьмой. Первый же вдруг скрылся с глаз долой, попросту растаяв в воздухе. Телепортацией они владеют, как мастера спорта, тут уж можно было не сомневаться.

Вечеринка подходила к завершению. Гости становились пьяны, голоса брали всё больше фальшивых нот, иссякали праздные разговоры, а игры начинали надоедать.

Я опрокинула в себя ещё бокальчик с лимонной газировкой и приготовилась уходить. Сио Лантий, который бдительно следил за мной краем глаза, чем бы ни был занят, мигом подорвался, почуяв моё настроение.

– Сегодня я твой телохранитель, только поэтому и пришёл. Ненавижу вечеринки, – заявил он в ответ на мой недоуменный взгляд. – Так что не проси меня задержаться ещё чуть-чуть и не надо вот этой самоотверженности в духе «ты не обязан».

– Хорошо-хорошо, – смиренно согласилась я, отметив про себя, что напарник, похоже, по оплошности всё-таки пропустил стаканчик-другой горячительного.

На пороге меня поймал Ли Фаний Орл. Он вдруг стремительно сорвал с себя пиджак и накинул его мне на плечи. Плотная белоснежная

ткань хранила его тепло.

– Бери и не смей возвращать в ближайшие сутки. На улице холодно, – в высшей степени отстранённо произнёс он, после чего столь же стремительно удалился. Странный какой. Неужели стало неловко?

Мы с напарником вышли из кабинки биотуалета, второй по счёту, функции которой сводились к тому, чтобы доставлять агентов из их секретной берлоги на поверхность – в дремучие заросли заброшенной парковой зоны.

На горизонте, за частоколом древесных стволов, алела рассветная полоса. Ни одной тыквы поблизости не шастало, но в сумраке рощи меня всё равно преследовало чувство, будто за мной скользят по пятам потусторонние злыдни.

До центра города мы добрались без приключений.

Воздух был свеж и чист. Фонтаны стояли выключенными. Над полотном проезжей части на дикой скорости проносились немногочисленные фет-фаты, прохожих было раз, два и обчёлся. Электронные машины-уборщики с тихим жужжанием поглощали пыль и мелкий мусор, на гусеничном ходу катясь вдоль ухоженных газонов. А в искристой росе, среди травы, дремали осенние первопроходцы – редкие опавшие листья.

Я подумала о Птице-Весень и о том, что она слишком жестоко наказала себя, когда в отправной точке осени ушла в добровольное заточение из страха навредить окружающим.

Повсюду ощущалась какая-то хрупкость, и нежность, и пронзительная красота, от которой хотелось немедленно отрастить крылья и закричать – громко, во всё горло, чтобы отозвалось эхо с высоких небес. А потом пустить себе по венам воздух раннего осеннего утра, залечь на пляже, в дюнах под хвоистой химерой, и смотреть, пока глаза не заслезятся, в подёрнутую дымкой даль.

Птица-Весень многое теряла. Я же не желала упустить ничего.

И Сио Лантий, судя по выражению его лица, придерживался схожей жизненной философии.

– Давай прокатимся на лесном трамвае, – забыв обо всех мерах безопасности, предложил он. – Или сначала поедим?

Мой желудок после вечеринки был непристойно полон, напарник тоже наелся под завязку, так что это мероприятие мы решили пропустить и двинулись прямиком на трамвайную остановку.

Заголовки жидкокристаллических рекламных щитов, которые попадались нам по пути, через один единогласно утверждали, что с Чернокрылых снимаются подозрения, и правильнее бы опасаться тыквоголовых. Для произведения нужного эффекта тут же демонстрировалась уродливая тыквенная башка с раззявленным ртом.

– Оперативно они сработали, – похвалил Сио Лантий. – За воздействие на широкие массы взялись. Очень разумно.

Разумно, думала я, ага, как же. Сейчас среди тыквоголовых должен был определённо настать переполох. Как минимум, они насторожатся. Как максимум, слетят с катушек. И тогда быть беде.

Кто бы мог сомневаться: сбылось худшее из моих предчувствий. Но в то утро никто из нас не размышлял о последствиях всерьёз. Нами руководили эмоции. Нас, как марионеток в театре, дёргала за ниточки Госпожа Ранняя Осень, в которую сложно не влюбиться, одно присутствие которой истончает даже самую грубую оболочку настолько, что её можно разглядеть на просвет.