Якудза
Шрифт:
«Попросить ее что ли, чтобы в бармена фаербол кинула? И ведь кинет. Только скорее всего не фаербол. И не в бармена».
Идти Витьку было особо некуда, заняться по большому счету нечем, а когда сидит перед тобой тет-на-тет Памела Андерсон, только в брюнетистом варианте и с ногами от ушей и гонит — так пускай себе сидит и гонит, какой нормальный мужик встанет и уйдет, мол, «не верю»? Правильно, никакой. И почему бы в таком ключе не прикинуться валенком и не проникнуться немного гоневом дамы для поддержания разговора? Кто не знает, чем порой оканчиваются задушевные разговоры с представительницами прекрасной половины человечества?..
— Слушай,
Александра пожала плечами.
— Тогда в тебе не было необходимости. А ты ж пристал, как банный лист — ну и выдала первое, что пришло на ум.
— Ага, а сейчас, значит, возникла необходимость в исповеди? — съехидничал Витек. — Потому что возникла необходимость во мне. И чем же это я вдруг стал так ценен для вашей Якудзы?
Александра усмехнулась.
— Не поверишь, но мой отец увидел в тебе дар богов. Так ты, конечно, лох по жизни конченый и неисправимый. И, честно говоря, не пойму, что там такого в тебе увидел отец, но в боевом трансе, когда ты орешь, ты не просто орешь. Вместе с криком из тебя выплескивается волна энергии, достойная лучших японских мастеров прошлого. Судя по легендам, эти мастера, применяя совершенный ки-ай, руками рубили камни и доспехи врагов как масло, и в одиночку таким криком могли уничтожить и одного врага, и целую армию. Но для того, чтобы освоить искусство генерации этой волны в себе, воины на десятилетия уединялись в горах, проводя время в посте, медитации и общении с духами. И часто после того, как они овладевали этим искусством, им кроме уединения больше от жизни ничего не было нужно. Твое же ки-ай совершенно, такого отец не видел никогда. Ты убиваешь не оружием и не руками. Совершенный ки-ай твоё оружие. Единственное, что нужно, — это научить тебя им управлять. И чтобы потом ты мог учить этому других.
— Я? Убиваю криком?
Витек рассмеялся.
— А еще чего я делаю? Орать ору, согласен. Ну глюки порой случаются, когда ору. Но…
Александра молча запустила руку за отворот кимоно, половинка мягкого полушария, мелькнувшая за отворотом волшебным образом, притянула взгляд — и Витек осекся на полуслове, начисто забыв продолжение фразы.
«Надо же, какой бюст! Неужели не силикон?»
Однако видение оказалось мимолетным. На стол шлепнулась пачка фотографий.
— Смотри, — сказала Александра. — Может, это тебя убедит.
Витек взял со стола фото, распечатанные на нереально тонкой и идеально белой бумаге. Ну да, этого с дырой в груди он помнил. С Саидом вместе был. Второй из той же команды. Почему-то без головы. Ибрагим, как-то странно всем телом взлетевший над ним в момент удара пальцем в глаз… Но больше всего Витька поразило собственное лицо, искаженное криком. Словно через его физиономию, с детства знакомую по отражению в зеркале, просвечивало чужое лицо. Страшное в своей ярости. Неживое…
Витек аккуратно положил фотографии на стол.
— Саш, положи их обратно, — сказал он. — А лучше сожги.
— Как скажешь, — хмыкнула Александра, нарочито медленно пряча снимки на прежнее место. — Убедился?
Витек кивнул.
— Меня еще мент на допросе спрашивал, из чего это я их расстрелял. Стало быть, не из чего. Криком, что ли?
— Типа того, — сказала Александра. — Выброс энергии, направленный на уничтожение противника. Пока что спонтанный и с непредсказуемым результатом. Но это лечится.
— Совсем? Я снова буду как все?
Александра покачала
— Как все уже не будешь. А вот умению целенаправленно генерировать в себе волну смерти и управлять ею по собственному желанию научить попробуем. Кстати, у тебя в жизни не было никаких странных событий? Инопланетяне не контактировали? Метеорит на голову не падал?
Это было уже более чем серьезно. Причем настолько, что можно было пропустить и лоха, и метеорит.
Он потер лоб. Словно кадры из до боли реального фильма всплыл в памяти давний сон. Горящий средневековый замок, воины в самурайских доспехах и черная фигура на фоне бушующего за ее спиной огненного моря. И рождающийся в ней голос, которым она собиралась что-то сказать.
Или убить.
— Знаешь, Саш, если честно, было, — сказал Витек. — В армии. Нас сразу после призыва, видимо, отобрали таких ни пойми по какому признаку и свезли в одну часть… Семеро нас было. А часть такая, как сейчас помню, не обычная войсковая, а скорее НИИ какое-то за бетонным забором с колючкой поверху… Короче, мы там торчали с полгода, нам говорили, что нас куда-то в горячие точки готовят, — это помню. У каждого была отдельная камера. Датчики всякие на башку одевали, током в уши долбали, правда, несильно. По ночам спать не давали, какая-то хрень там под потолком у них все время бубнила не по-русски. Кино показывали чуть не каждый день — вроде, кино как кино, а башка после него разламывалась — спасу нет…
Глаза у Александры загорелись азартом.
— А где эта часть, Витенька? — ласково спросила она.
— А хрен ее знает, Сашенька, — так же ласково ответил Витек. — С вокзалов нас свезли в карантин, а вот уже из карантина отобрали хрен знает по какому признаку и отвезли в ту часть. По ночам на крытых «ЗИЛах» переправляли. И за каждым летеха вэвэшник присматривал, глаз не спускал. В кузов жратву подавали, а по нужде заставляли прям в ведро, которое потом летеха самолично выносил на каждой остановке. Помню, носа не давал высунуть из-под тента, скотина.
— И сколько вы так ехали?
— Дня четыре. Да только ты, Саш, зря стараешься. После всех этих экспериментов один из нас сначала выть начал по ночам, а потом ночью же выломал двери соседних камер и загрыз всех остальных. Кроме меня.
Александра наморщила лобик.
— Выть начал? — пробормотала она. — Так-так, похоже, это ликантропия. Но для достижения сатори примитивненько. Это еще во Вьетнаме американцы таким образом спецчасти своих солдат готовили. Чтоб они в джунглях по запаху могли вьетконговца за милю чуять, по три дня без еды обходиться. И в состояние берсерка впадать по необходимости. Сначала ломали психику самыми сильными эмоциями — ненавистью, страхом, одиночеством, отсутствием секса. А потом давали толчок — к зверю. Человек легко переходит в состояние зверя, когда это — его единственный путь к спасению… А почему он тебя не загрыз?
— А я его чуть не задушил, — просто ответил Витек.
— И при этом кричал?
— Не знаю… не помню. С того момента, как меня от него оттащили, больше ничего не помню. Месяца три как будто из памяти вырезали. Очнулся в госпитале, вроде все нормально было, только голова болела жутко месяца два еще. А после госпиталя в обычную ВДВшную часть дослуживать отправили. И подписку взяли, чтоб никому ни слова.
— Стало быть, сейчас нарушил подписку-то? — хмыкнула Александра.
— Угу. После того, как я кучу народа перерезал, мне эта подписка…