Якутия

Радов Егор Георгиевич

– Не надо из себя дохлого разыгрывать на поле битвы!
– нравоучительно сказал Софрон.

– Ну хватит вам! Вперед!

И они побежали, задыхаясь. Сзади донесся насмешливый голос:

– Время истекло! Стреляю!

Раздалась автоматная стрельба; стали падать какие-то ветки. Жукаускас и Ылдя, затравленно пригибаясь, бросились в сторону виднеющегося просвета - туда, где, как казалось, кончалась роща и начиналось что-то еще. Буквально через минуту стрельба закончилась.

– Это они так...
– устало сказал Ылдя, - на всякий случай. Теперь можно не спешить. Пусть совсем стемнеет, и мы влезем в запретную зону аэродрома.

– А еда?
– спросил

Софрон.
– А вода? Я скоро умру!

– Надо стойко переносить все, что с тобой происходит!
– важно ответил Ефим.
– Мы попробуем подцепить что-нибудь в аэропорту. В конце концов, купим каких-нибудь дерьмовых котлет, или коржиков.

– Нас же схватят!

– Перестань!..
– осуждающим тоном сказал ему Ылдя.
– Надо бороться, дружок! А ты хочешь, чтобы тебе на блюдечке все принесли?

– Извините, - буркнул Жукаускас.

Ылдя вдруг остановился, лукаво посмотрел в усталое лицо Софрона, подмигнул ему и щелкнул его по плечу.

– Дружище мой! Ты же знаешь лучше меня, что в Алдан сейчас самолеты не летают. Значит и аэродром закрыт. А раз он закрыт - откуда же котлетки?

– Ух, е!
– обескураженно выдохнул Жукаускас.
– Так что же, блин, делать?!

– Вешаться, друг, - хитро улыбаясь, сказал Ефим.
– Ничего, потерпишь, брат, человек может долго ничего не жрать.

– А пить, жажда?..
– укоряюще спросил Софрон.

Ылдя злобно развел руками, топнув ногой о почву.

– Ничего, обойдешься!
– крикнул он прямо Софрону в лицо, брызнув слюнями.
– Попьешь в унитазе!

– Так он же закрыт!
– - воскликнул Жукаускас, отворачиваясь и утираясь.

Ылдя, разозленно вздохнув, прошептал какое-то ругательство.

– Ты что - болван? Стекло разобьешь. Водопровод работает!

– А если нет?!
– жестко спросил Софрон.

– Да иди ты в задницу!
– обиженно отрезал Ефим и быстро пошел вперед, не оборачиваясь.

Софрон смотрел ему вслед некоторое время, потом побежал за ним, догнал и положил свои руки ему на плечи.

– Что?
– рявкнул Ефим, поворачивая голову и останавливаясь.

– Извини, пожалуйста, не обижайся, - залепетал Жукаускас, - я - глуп, я не прав, я случайно. Давай забудем, давай, как будто ничего не было, давай опять идти, чтоб все нормально. Это просто мои нервы, моя психика, мои особенности, моя слабость. Ну имей же снисхожденье, отнесись по-человечески, будь другом, прости засранца. Ну хочешь, я сделаю приседания, попрыгаю, покукую, поползаю?

Ылдя посмотрел на Софрона, растроганно усмехаясь, потом слегка постучал его ладонью по щеке, погладил затылок, причесал вихор на лбу, три раза чмокнул воздух перед ним и тихо проговорил:

– Ладно, полно, полно. Все забыто, все в прошлом. Я попробую достать и воды, и еды, нам нужно только проникнуть туда. И чтобы нас не взяли, и чтобы нас не забрали. Ничего, милый, главное - надеяться, любить и не бояться. И тогда самое высшее будет с нами, и Бог снизойдет.

– Я верю в Юрюнг Айыы Тойона!
– тут же воскликнул Жукаускас.

– Слова и имена могут быть разными и любыми, - сказал Ылдя.
– Важна истина и красота.

– Так пойдемте же в аэродром!
– радостно вскричал Софрон.
– Перехитрим советско-депский контингент, обойдем иннокентьевцев, покажем кукиш кому-нибудь еще. Я верю в Якутию!

– На-на, - сказал Ылдя.

Они вышли из лиственничной рощицы, в которой росли жалкие бананы, заставляющие мечтать о роскоши и несбыточной сочности, и медленно пошли вперед через пустое поле, простирающееся до зыбкого горизонта вдали,

где были видны забор, маленькая башня и синий огоиек. Начались сумерки, ветер стих, бодрый холод таил в себе надежду на существование тепла, и темные, похожие на мрачные клубы дыма, облака вверху застилали звезды и луну, не позволяя им воссиять и осветить путь. Они молчали; их путь их вел через этот безумный огромный простор вокруг, напоминающий целую странную страну, или пропавший мир, в котором умер свет; и никакой музыки не звучало для них ниоткуда, и никакие чудесные существа нс шли им навстречу. Не было зари, не было покоя и уюта - только это одинокое бегство от врагов к врагам; их души излучали затерянность в опасной забытой реальности, существующей так же, как и все; их лица ощущали свежесть страшного воздуха, в котором чудились смерть и оставленность, и только синий огонек был добр, словно волшебная сказочная крестьянка. Травы настороженно шелестели под их ногами, будто ночные змеи; наслаждение возможностью близкой гибели кружило им головы и вселяло в них тяжелую веселость, напоминающую опьянение пыткой, или прощальный тост воина-смертника; тропа, пересекающая это поле надежды, была пряма, как для праведника дорога в рай, а деревья, оставшиеся позади, были черными и загадочными. Жукаускас и Ылдя шли в поле навстречу своей судьбе, склонив головы я напряженно смотря перед собой; у каждого из них существовала своя цель и задача, и каждый проживал собственные мгновения и шел по собственному пути, таинственному, словно истина, - но сейчас этот путь был для них единственным, и реальность принадлежала им вдвоем, и они были готовы остановить этот миг и праздновать здесь свой час; и они были счастливы.

– Как же здесь убийственно-тоскливо!..
– шептал Софрон, с восхищением озираясь вокруг.

– Здесь невозможно!
– восклицал Ефим, вытягивая перед собой руки.

– Я люблю это поле и нас сейчас!
– говорил Жукаускас, лихорадочно щелкая пальцами.

– Эта тропа стоит короны!
– выкрикнул Ылдя, запрокидывая голову вверх.

Они шли, смеясь и грустно обнимаясь, и вечерняя тьма опускалась на них, как будто призрачный кокон. Поле было бесконечно-прекрасным, как Якутия, но оно закончилось в одной из своих точек, словно вселенная, завернувшаяся сама в себе, и перегорождающий забор возник из небытия, как демонический страж, или запрещающий знак.

– Мы подошли, - сразу же сказал Ылдя, указав на забор.
– Надо перелезать и бежать к самолету.

– Зачем нам самолет?!
– спросил Жукаускас.
– К тому же сейчас они не летают!

– Военные летают, - убежденно ответил Ылдя, - если их не захватили какие-нибудь тунгусы, или нанайцы.

– Но они же летают на свои базы и городки!..

– А вы что, хотите здесь оставаться?! Слышали, что сказал Марга? Конечно, можно побороться, переманить мое войско обратно, распять Ваню Инокентьева, но это все долго и почти безнадежно. Одна маленькая пулька из автомата- и мне конец. Поэтому я собираюсь сменить место своих развлечений. Да и гиблое это дело - Якутия!

– Полетели к следующему агенту, - как бы невзначай предложил Софрон.
– А потом в Якутск вернемся, я вас представлю... Ведь Якутия - это высшее! И только наша партия способна создать рай, рынок и фейерверки счастливых лиц! Кстати, где же этот агент-то находится?..

Ылдя улыбнулся, насмешливо посмотрел на Софрона и покачал головой:

– Да уж бросьте... И дался вам этот агент...

– Но теперь-то вы можете сказать! Вы же больше не царь!

– А теперь я денег с тебя потребую, - сказал Ефим.