Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

Автор неизвестен

СТИХ 40

ГОЛОС СТАРИКА

В это время Подручные кузнеца — Дюжие, жилистые сыновья, Долговязые внуки его, Поддерживая с трех сторон, Подняли грозного С крепкой судьбой, — Из подземной кузни, Где пламень пылал, Выбраться наверх помогли — Привели Прославленного ковача? Чье имя Куэх Эллемэй, А иначе — Баалтааны, А еще — Кытай Бахсылааны. У него за тысячу лет От жара металла, От жара огня Обгорели железные волоски Густых ресниц и бровей, Он глядел Глазами цвета золы, Слезы были на веках его; На могучих руках, На широкой груди Белели ожогов следы. Было в морщинах лицо кузнеца, Как старое кожаное ведро; Болталась, тряслась его голова, Будто собрали ее Из множества говорливых голов Черных уток, Озерных гусей… К старости Баалтааны Стал, как гагара, болтлив, Пел он все, про что вспоминал, Песни днем и ночью слагал. Но теперь Прервал он пенье свое, Древние заклинанья свои, Заповедные стал слова говорить, Завещанье свое объявил. Раскрыл он темный, глубокий рот, Распахнул широкую пасть; То раскрывал он рот во всю ширь, То закрывал, пока говорил; Железные ржавые зубы его, Черные кривые клыки, Похожие на сошники, То и дело мелькали во рту. Раскатистая громовая речь Великого кузнеца Ревела, как буря в горах, Гудела, как ураган.

СТИХ 41

КЫТАЙ БАХСЫЛААНЫ

Буйаа-буйаа!!! Буйака!!! Дайака!!! Да будет тебе добро на века! Да не прогнется толща земли Под громадой благословений моих! Эй, владеющий Вороным конем, Стоя рожденным На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур! Парой чутких своих ушей Внимай моим вещим словам, Вникай в их тайную суть, Протяжное пенье мое пойми! Вот я сам Пред тобой предстал — В подлинном обличье своем. Это я — кузнец Баалтааны, Это я — старик Барык Буурай… Это мой — в дыму и огне — Неумолчно молот стучит! Это я — кузнец Куэттээни, Оружейник древний — Куэх Эллемэй… Глубоко вздыхают мехи В грохочущей кузне моей. Это я — главарь ковачей, Богатырь Кытатай Бэргэн, Кытай Бахсылааны! В красном зареве горна всегда У меня наковальня звенит. Сбрую ратную, Бранный доспех Ты избрал теперь для себя; Я их для илбиса предназначал, Для кровавой битвы ковал. Трехслойную кольчугу ты взял, Непробиваемую броню, Сверкающую серебром; Лучшую ты рогатину взял, Лучший меч Из

моих мечей. Оружие, избранное тобой, Я для мести грозной ковал, Неотрывно стоя на месте одном Перед наковальней своей, В теченье жизни тройной Трех долголетних людей… Как зеница ока — Мне этот булат, Как десны моих зубов, Я поил его кровавой слезой Глаза левого моего, Я поил его жаркой слезой Глаза правого моего! Я в своем поту булат закалил, Закалял его, Чарами заговорил! Средь великой долины Кыладыкы, Где, воя, кружится Крылатый илбис, Где, пылая красным огнем, Рассыпается камень-сата, Где прежде не жил никто из людей, Там построил я для тебя Огромный прекрасный дом О тридцати покоях больших, Чтобы ты поселился в нем! Вот поэтому должен ты Благодарностью нам воздать За долгий упорный труд, За изделья добротные Наших рук, За множество наших услуг… Вспомни о нас, Как вернешься домой! В жертву за нас принеси Лучших коней из своих табунов, Чтобы удаганки камлали там, Призывали милость для нас. В день седьмой — По седьмой луне — Ты пошли нам Стадо коров, Ты пошли нам Коричнево-черных быков, С белым пятном Посредине лба! Если долго заставишь нас Добрых твоих даров ожидать, Может нас постигнуть беда… Коль в ладони черные наших рук, Заскорузлые от труда, Ничего не положишь ты, П олокоть руки Отсохнут у нас, В крючья согнутся Пальцы у нас… Наши ногти вопьются В ладони нам, Мы не сможем молот держать… Наши зубы, как черные сошники, Отрастут, Торча изо рта, И загнутся потом, И вонзятся нам В черные скулы широких лиц. Рта открыть нам будет нельзя, И тогда мы все пропадем, От голода отощаем, Умрем. Если замедлишь С ответом ты, Если забудешь нас, Бедные наши глаза, В обгорелых ресницах Наши глаза, Глядящие на дорогу твою, Ждущие даров от тебя, От жаркого раскаленного горна Воспаленные наши глаза По векам нарастами обрастут, Закроются, Слепнуть начнут, Будем мы в слепоте умирать… Вот для чего, Сынок мой тойон, О благодарности не забудь, Заплати за наши труды поскорей, Не подвергай страданиям нас! Да будет жирной удачей тебе Благословенье мое! Восемь жизней живи, Девять жизней живи! И за весь безмерно долгий твой век, Кто бы оружьем тебе ни грозил, Ты не страшись никого! Сокруши врагов И смерти не знай, Пусть тебя стрела не сразит, Пусть тебя копье не пронзит! По отточенным остриям, По рогатинам, по острогам Невредимо всюду пройди, Растягиваясь, не рвись, В хребте не переломись! Так живи, чтоб за долгий век Упрека не заслужить, Чтоб от равных тебе Хулы не нажить, Чтобы людям обиды не причинить, Чтобы все восхваляли тебя, Чтоб не порицали тебя… Да будет обилен молочный скот В обширных загонах твоих, Да будут счастливы потомки твои В изобильном доме твоем! Пусть твой род Счастливо и долго живет! — Так Нюргун Боотура великий кузнец Прощаясь, благословил. Широко дышала могучая грудь, Протяжная смолкла песнь.

СТИХ 42

КЫТАЙ БАХСЫЛААНЫ

Простился Нюргун с кузнецом, Пустился в обратный путь; От края огненного жерла? Открытой пасти подземных бездн Оторвался он… Миновал Сумеречную страну. Проскакал по зыбучей земле, Расплескал трясину мертвой воды… Богатырский конь стрелою взлетел На восьмиутесистый перевал, Девяносто вихрей подняв. Семь ветвистых молний, Высь бороздя, Брызнули из-под копыт… Быстро Нюргун Боотур поднялся На покрытую тучами высоту, На могучее темя средней земли, На вспученную печень ее. Тут осадил он коня, Остановился на высоте, Взглядом обвел необъятный простор, В дымке тонущий кругозор Восьмикрайней Восьмиободной земли. Будто весь мир хотел охватить, Руки широко распростер, Грозное поднял копье К торжествующим небесам, Блистающий меч занес К вихревым, бушующим небесам, Как птица-беркут, крича, Как небесный орел, клекоча, Как тигр, издавая рев, Как лев свирепый, рыча, Он взывал к сильнейшим богатырям Трех изначальных миров, Он их вызывал на бой, Голосом громовым своим Пел он песню илбиса — Духа войны…

СТИХ 43

НЮРГУН БООТУР

Эй вы, Эгей! Иль не долетела до вас Зычная слава моя, Что ревела, как дикий бык, На перевалах горных дорог? Или толком не докатилась еще Толстая, гулкая слава моя До темных ваших дорог? Вот я сам — отовсюду видимый вам, На высочайшей горе, На темени мира стою, Древнюю песнь илбиса пою, О времени будущем говорю, О жребии великом своем! Грозные бои предстоят, Небывалые грозы идут… Выходите! Я вызываю вас На единоборство со мной! Эй, перевала горного дух, Владыка обвалов, лавин, Коварный Хаадыат Могол Эй, хозяйка крутых девяти Идущих по льду дорог, Ведущих в пропасть дорог, Где на гибель путники обречены, Свирепая Буомча Хотун! Боитесь, видать, На меня нападать, Бурей в лицо дохнуть, Стужей оледенить?.. Где он — исполин Бесноватых высот, Кривых, вихревых небес, Кровожадный Уот Усуму? Что ко мне не спускается он По кровавой дороге своей, По перевалу Кээхтийэ? Где ж он, исполин Подземных глубин, Вертящийся против солнца вихрь, Эсэх Харбыыр, Тимир Дьигистэй? Что же он бурей не налетит, Рогатиной шею мою не пронзит? Знать, не может он заарканить меня, Силу мою сокрушить? А где же он — великий главарь Рода Ап-Салбаныкы, Оборотень, прославленный вор Алып Хара, Аат Могойдоон? Железные зубы и когти его Вовсе притупились, видать, Оттого, что грызет он железных рыб Из подземных своих болот? Давным-давно я слыхал, Что на западном желтом склоне небес, На нижнем его морозном краю, Родился у вас богатырь, Который живет в глубине Бездонного моря Муус-Кудулу. Говорят, выходит он по ночам, Подкрадываясь, как вор, На обросших шерстью подошвах своих… Говорят, что у оборотня того Восемьдесят восемь личин, Девяносто девять еще Уловок есть у него; Слыхал я: имя его — Уот Усутаакы. Говорят, он могуч и свиреп, Где же он, почему не выходит он? Давно родилось желанье во мне Через отверстье его очага Заглянуть в потаенную глубину Железного жилища его. Я пойду по его горячим следам, Я пойду по его холодным следам, Выслежу его! Эй, зачинщик смертных боев, Сбоку умеющий налетать, Ловкач по темени бить, Череп крушить, Челюсть ломать, Стремительный, как степная пурга, С тремя тенями Старший мой брат, Страшный Нерюйэ Харбас, Оглянись на меня, Улыбнись Зубастой пастью своей, Свирепый Осол Уола! И ты, сосущая соску свою, Огромную, как сосна, Летающая на черных крылах, Терзающая врага Крючьями железных когтей, — Убийства дух Илбис Кыыса, Ты — налетающая, визжа, Ытык Кыймылыын, Тиил Тиллинньэх, Ты — затевающая раздор, Хлопающая в ладони свои, Грозная Холбонной Куо, Черная сила, кровавая пасть, Страшная наша сестра! Оглянись на меня, Улыбнись! С бурного неба Зову беду, Из Нижнего мира Зову вражду! Кричу об этом, Мычу, как бык… Слышали, поняли вы меня? Помогите мне, Чтобы голос мой Далеко летел, Бубном гудел, Бубенцом гремел! Пусть в моих жестоких руках Поселится грозный илбис! Пусть огромная, черная Слава придет, Пусть над землей прогремит Слава и торжество! — Так он Верхнему миру кричал, Так он Нижнему миру ревел, Вражду вызывал, Врагов подымал.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

СТИХ 44

Владеющий Вороным конем, Стоя рожденным На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур Великого кузнеца Щедро вознаградил За оружие и броню И воротился домой. Только трудно было богатырю С братом, с сестрой Праздно сидеть Перед горящим огнем Священного очага В теплом гнезде обжитом. Пить он и есть перестал, Часто начал из дому выходить, Прислушиваться, Присматриваться — Не дохнет ли бурею Верхний мир, Не пахнет ли стужею Нижний мир. Ходит он, бывало, и ждет — Не блеснет ли молния в высоте, Не громыхнет ли гром… Ждет — не появится ли перед ним Рожденный в годы вражды Оборотень о трех тенях, Невидимка — подземный вор, Вертящийся против солнца вихрь, Эсэх Харбыыр — Тимир Дьигистэй? Обуянный думой своей, Стоял Нюргун Боотур, К медному столбу прислонясь, На котором сидел орел. Три дня и три ночи Нюргун У коновязи стоял, На хмурый северный небосклон, Как острие копья, Пристальный взгляд устремив. А сестра его Айталыын Куо — Красавица с восьмисаженной косой, Ласковое дитя, Жаворонок золотой, Медногрудная синичка небес, Отрада улуса айыы, На брата старшего робко глядя, Стала думать и горевать: — Или плохо я мясо варю, Или конские ребра у нас не жирны, Иль не крепок выдержанный кумыс, Что он не ест и не пьет, Что дома он не сидит? Почему он угрюм, На что он сердит? Что он места себе не найдет? — Так думала Айталыын Куо, Не ведая — чем ему угодить, А сама робела спросить. На исходе третьего дня Богатырь Юрюнг Уолан, Надев серебряный свой доспех, Опираясь на свой сверкающий меч, Что ковал кузнец Таканаан, Закалял кузнец Кэкэнээн, Выправлял кузнец Кэнэгэ, Отточил кузнец Аалыс Луо, Бранным красуясь Убранством своим, Прекраснейший юноша в роде айыы, Брат Нюргуна-богатыря Вышел из дому на широкий двор, К брату старшему подошел, Блистающий небесным огнем Взгляд на него устремил И такое слово Молвил ему.

СТИХ 45

ЮРЮНГ УОЛАН

Если братом тебя называть, Ты мне — старший брат, Если отцом величать, Ты мне — второй отец! Если гневаешься — Укроти свой гнев, Погляди на нашу сестру: Нашего ока зеница она, Наших зубов десна… Жаворонок звонкоголосый наш, Пташечка золотогрудая наша, Дитя Айталыын Куо, Видя угрюмость твою, От печали стала больна! В трех мирах найдется ли кто-нибудь, Кто осмелился бы На таких, как мы, Великих богатырей — Не то что руку поднять, Не то что оружьем грозить, Кто осмелился бы перед нами стать, Прямо нам в глаза посмотреть? Отчего же встревожен ты, А, быть может, предчувствуешь ты Угрозу неведомую для нас? Открой нам думы свои. Третий день ты совсем не заходишь в дом, Чуждаешься наших бесед, Не садишься с нами за стол… — Так он тихо, сердечно сказал Прочувствованные слова. Богатырь великий Нюргун Боотур Не сдвинулся с места в ответ, Взгляда, устремленного вдаль, В сторону не отвел, Лишь наклонился чуть-чуть головой К брату младшему своему И такое слово сказал.

СТИХ 46

НЮРГУН БООТУР

Ничего ты не знаешь, Милый мой брат… Близится грозный час, Когда враг налетит на нас, Нагрянет со всех сторон! Позавидует нашей удали он, Позарится на наше гнездо, За то, что посланы мы, По воле вечных владык, Охранять племена айыы, Поддерживаемые с высоты Поводьями солнечными за спиной. За это возненавидят нас, Налетят, нападут на нас Верхнего мира абаасы, Кровожадные, алчные богатыри, Злые духи о трех остриях; Из подземных бедовых бездн Знаменитые адьараи придут, Чудовища о шести остриях. На вороном своем скакуне По вершине мира я проезжал, Громко я вызывал на бой Всех ненавидящих нас, С которыми спора

не избежать! Вызывал я врага, Выклик ал на брань. Ведь окрепли руки мои, Ведь могучи стали плечи мои, Я могу великую битву принять, Которой не миновать. Сон приснился мне третьего дня: Сеющая раздор Свирепая Илбис Кыыса И с нею — дух вражды, Смерть несущий Осол Уола, Пронзительно вопя и крича, Кружились над головою моей; Ликовали буйно они, Подавали грозную весть: — Чтобы славу громкую растоптать, Имя высокое истребить Нюргуна-богатыря, Подымается из подземных бездн Рожденный в погибельные времена Ночной разбойник о трех тенях, Исполин Эсэх Харбыыр, Богатырь Тимир Дьигистэй!.. — Так рассказывал сон Нюргун Боотур: — После этого, с западной стороны Поставленной на железных столбах Твердыни средней земли, Из-под желтого склона закатных небес Прилетела на звучных крыльях своих Белоснежная птица-стерх — Красные ножки, Граненый клюв, Черная кайма на глазах; Покружилась она над нашим жильем, И, паря над моей головой, Голосом звонким своим Пропела такую песнь: — Посланные судьбой Постоять за народ айыы-аймага, Погибающий в неравной борьбе С племенами абаасы! С доброй славой богатыри, С высоким именем удальцы, О помощи вас молю — Опорою станьте мне, Защитите светлую душу мою, Продлите черную нить Мучительной жизни моей! Коль хотите знать, Кто это поет, Человеческим голосом говорит, Я отвечу вам: Я — слезинка, выплаканная бедой, Я — стон, рожденный тоской, Превращенная в птицу душа Лучезарной Туйаарымы Куо, Чей отец — Саха Саарын Тойон, Чья мать — Сабыйа Баай Хотун… Похищенная давно, Брошенная в подземную тьму, Я раз в три года вольна Превращаться в белого журавля И, пролетев над средней землей, Напоминать о себе, О помощи взывать… Да некому меня защитить, Из плена освободить! О, если бы мне хоть раз На прекрасного юношу поглядеть, Нареченного быть супругом моим, Юрюнг Уолана-богатыря, Обещанного мне Божественным Дьэсегеем самим И матерью Айыысыт! Если бы мне хоть раз Увидать его — Жениха моего, Летающего высоко На Мотыльково-белом коне, Сч астливой бы себя я сочла, Спокойно бы умерла! — Так пропела мне птица-стерх И пропала… Проснулся я. Недостойно тебя, Дорогой мой брат, Спокойно дома сидеть! Опери себя, Как стрела-кустук, Наберись отваги и сил, Попробуй пробить свой широкий путь О девяти изгибах крутых, Попробуй открыть дорогу свою По восьми перевалам неведомых гор! Коль настигнет беда в пути, Коль наступит черный твой день, Коль померкнет живое солнце твое, Позови тогда На помощь меня, Назови высокое имя мое… Будь я тогда на хребте небес — Копьем разящих к тебе устремлюсь, Будь я в Нижнем мире, в подземной тьме — Рогатиной из-под земли подымусь. Коль Эсэх Харбыыр нападет, Кольцами меня обовьет, Коль придется мне долго Возиться с ним — Ты терпи, держись, Укрепись, Я приду к тебе через год; Через год не успею — Три года жди; Если я три года спустя не приду — То не жди, Сам решай, как быть! — Так сказал Нюргун Боотур, С места своего не сходя, Взглядом не поведя. Грозный видом, он неподвижно стоял, То медно сверкающим багрецом, То бледно синеющим серебром Отливало его лицо. Услыхав от Нюргуна такие слова, Юрюнг Уолан-богатырь Будет ли дома сидеть? Стал готовиться он в поход, Чтоб излучистый путь пробить, Дорогу белую протоптать По девяти поворотам крутым, По восьми перевалам седым. Жилья своего тяжелую дверь, Которую семьдесят семь Здоровенных парней-силачей, Налегая семь суток, Пыхтя и кряхтя, Не сумели бы приоткрыть, Рванул Юрюнг Уолан, Распахнул непомерно грузную дверь Так, что, ахнув, расхохоталась она… Перешагнул высокий порог, Вошел в просторный свой дом, Снял с головы серебряный шлем, Поднял полный чорон кумыса — И, перед горящим огнем очага Колено правое преклонив, Поклонившись трижды огню, Молящим голосом произнес Прощальное заклятье свое…

СТИХ 47

ЮРЮНГ УОЛАН

Смотри, внемли! Мой путь озари! Отвагой мой дух одари. Срок настал Далеко уйти, Державный путь проложить По девяти поворотам крутым, Дорогу белую протоптать По восьми перевалам Горным, глухим! Срок настал надолго расстаться мне С восьмиободной землей, С прекрасной моей страной — С праматерью золотой… Великий хозяин, дух Священного очага, Хранитель жилья моего! Жаркие угли — ложе твое, Пламя — одеяло твое, Играющий синий огонь — Сверкающие глаза твои, Старый, добрый Аан Уххан! Угли тлеющие — подножье твое, Алый жар — подголовье твое, Седоголовый Веселый, багровый Старец-игрун Бодьунгуй Боотур! Рассыпающий искры во тьме, Бросающийся четырьмя Яростными столбами огня, Старец Тенюл Бэгэ! Могучий хранитель-дух Дыма черного моего, Грозный Хаан Чагаан, Страшный Сат аБуурай, Свирепый лихач, Трескучий смехач Хатан Тэмиэрийэ, Пылай, мой путь освещай! На долгие годы — прощай! Пусть не подует В твою трубу Холод враждебных небес, Пусть из п одполу Не дохнет на тебя Стужа подземных бездн, Добрый хозяин-дух Дома теплого моего, Старец Дьэдэ Бахсыыла, С серебряной плеткой в руке! Охраняй мой дом, Не давай обрасти Высоким его углам Толстыми сосульками льда! Гляди, чтобы не ослабли нигде Крепкие засовы дверей! Пусть останется прочным, Как было при мне, Все, что здесь оставляю я! Великая хозяйка-хотун Долины Кыладыкы, С лугами, зеленеющими весной, С песками, взлетающими, хрустя, С ветрами, поднимающими, свистя, Вихри до облаков, Священного древа душа С горделиво закинутой головой, В красивых серебряных волосах, Создательница деревьев и трав, Питательница силы моей, Чьи огромные груди полны молока, Как два кумысных больших турсука, Защитница коновязи моей О трех высоких столбах, Светлоликая, в чьих руках Махалка из свежих ветвей, Чье подножье — широкое тюсюльгэ, Где готовят кумысный пир, Нарядная, в легкой дохе Из драгоценных мехов Аан Алахчын, Манган Манхалыын! Охраняй мой благословенный алас От подземных враждебных сил, Чтоб не осквернили они Светлое надворье мое. Благослови меня в путь! На долгие годы прощай! Добрый хозяин-дух Скотных моих дворов, Конных моих варков, Направляющий на стада Белый дым дымокуров моих, Привязывающий моих Разбегающихся жеребят, Хатан Дьарылык Тойон, И ты, хозяйка-хотун Хотона коровьего моего, Матушка Ньаадьы Ньанханы, Присматривайте без меня Сбивающихся в табуны, Пасущихся на отгонном лугу Однокопытных моих, Чтобы не спотыкались они! Охраняйте здесь без меня Собирающихся в стада Парнокопытных моих, Чтоб не погибали они! Резвый бегун, Могучий прыгун, Хозяин дремучих лесов, Ростом выше елей больших, Дюжий, широченный в плечах, Щедрый Барыылаах, Дедушка мой, Баай Байанай! Зорко охраняй без меня Драгоценных зверей пушных, Чтоб не пропадали они, Сберегай быстроногих оленей лесных, Чтоб не убегали они! Щедрый дух-хозяин воды, Вершу таскающий на плече, У которой обруч большой — В десять с аженей шириной, Дюжий старик Эдюгэт Боотур, С баловницей дочкой своей Зеленоволосой Мангы Куогай, Пугающей стаи рыб, Охраняй затоны мои, Не давай мельчать и тощать Сереброчешуйным стадам, Не давай в числе убывать Перепончатолапым твоим Длинношейным, крылатым стадам! Добрые духи деревьев и трав Средней моей страны, Ярко убранные цветами Юноши Ньылахсыны, Пестрыми сверкающими лепестками Девушки Кырбадысын, На долгие годы Прощайте и вы, Уруй-айхал, Говорю! — Так, поклонившись трижды огню, Богатырь Юрюнг Уолан Полный кумысом чорон Выплеснул на священный очаг В жаркую пасть огня. Обрадовался угощенью огонь — Шипящим паром клубясь, Засмеялся трескучим смехом своим, Пламенем синим взмахнул, Красные искры взметнул. Летающий над землей На Мотыльково-белом коне Юрюнг Уолан удалой Тяжелую дверь Широко распахнул, К коновязи подошел, От медного столба отвязал Белого коня своего, Друга вещего своего, С которым теперь предстояло ему Далекий путь протоптать По восьми перевалам седым, Дальнюю дорогу пробить По девяти изгибам крутым. Ведя в поводу коня, Пошел Юрюнг Уолан К славному кургану тому, Где величаво росло Подымавшее к небесам Восемь толстых своих ветвей Древо жизни — Аар-Лууп. Треснуло древо могучим стволом, Осыпая куски золотой коры, Зашумело широкой листвой… Белая, как куропатка зимой, С откинутой назад головой, С горделивым светлым челом, Перед Юрюнг Уоланом сама Появилась Аан Алахчын; Из священного древа Аар-Лууп, Из развилья могучих ветвей П опояс высунулась она; Трижды крикнув: — На счастье тебе! — Трижды бросила в высоту Жребием гадальный черпак, Пестрый черпак — хамыйах. Трижды взлетал черпак в высоту, Как тетеря-пеструха вертясь В багровой небесной мгле, Трижды падал на землю он Вниз открытою стороной, Угрожал приметой дурной. Огорчилась добрая Древа душа — Аан Алахчын Манган Манхалыын, Блеснули слезы у ней на глазах. Тихий звучный голос ее, Как серебряный колокольчик, запел, Зазвенел в тишине.

СТИХ 48

ААН АЛАХЧЫН

О-о! Дитя дорогое мое! Горек жребий твой… Бедами угрожает судьба На неведомом, дальнем пути… После долгих скитаний твоих, После тягостных испытаний твоих, Будешь ты Погибать, пропадать… Трижды жребий метала я, Трижды опрокинулся он. Но ты не страшись, Душою крепись! Трижды ты умрешь, Трижды оживешь. На далеком трудном пути Доброй славою прогреми, Одержи победу в бою, Притеснителям отомсти! Пусть удача сопровождает тебя, Как чернопегий бык! Из плена освободи Светлоликую Туйаарыму Куо, Ездящую на иноходце Гнедом Прекрасную невесту твою, Чей отец — Саха Саарын Тойон, Чья мать — Сабыйа Баай Хотун, Чей прославленный брат родной — Скачущий на Серо-стальном коне Кюн Дьирибинэ-богатырь! В жены возьми Туйаарыму Куо, Потомство сильное породи, Просторный обильный дом утверди, Великие табуны коней, Тучные стада разведи! Пусть изобилье в доме твоем Не истощится за восемь веков, Пусть удача и счастье твое Не убудет за девять веков! Пусть впереди на дальнем пути Препятствий не будет тебе, Пусть на обратном пути Помех не будет тебе! Пусть богиня Айыысыт Везде охраняет тебя, Пусть богиня Иэйэхсит Громко прославляет тебя! — Когда Аан Алахчын Звучно произнесла Напутственное благословенье свое, Богатырь Юрюнг Уолан Перед ней на колени пал, У корней священного древа он Поклонился трижды ей до земли. Тут Аан Алахчын Хотун, Драгоценную одежду свою приоткрыв, Руками обеими обхватив Похожую на кумысный бурдюк Огромную левую грудь, В которой кипел божественный сок, Небесная благодать, Влага, дарящая силу и жизнь, Протянула к орту богатыря Большой золотой сосок. Принялся он жадно пить и глотать Белый божественный сок; Так он жадно, с такою силой глотал, Что побледнела Аан Алахчын, Лицом побелела, как серебро; Кровь отхлынула от ее ланит; Оттолкнула она его, Упершись рукою в лоб. Отшатнулся Юрюнг Уолан От сильного толчка, Опомнился, Вспомнил, что надо спешить, Встал, осмотрелся он — Священное древо Аар-Лууп Стояло, как прежде, пред ним; Тихо покачивались в высоте Могучие ветви его, Утренний луч играл На серебряной широкой листве, Шелестела, шумела без ветра она… Дух могучий, Хозяйка средней земли, Защитница заповедной страны, Аан Алахчын Хотун Невидима стала ему; Так и не понял он — Наяву ли явилась она Иль приснилась ему во сне? К белому коню своему Подошел он, Прянул в седло И поскакал, полетел, Только ветер в ушах засвистел, Только грянуло восемь громов, Только девять вихрей взвилось, Да ветвистые молнии, трепеща, Брызнули из-под конских копыт. На прощанье решил богатырь Свой обширный алас обежать, Всю объехать долину Кыладыкы На крылатом своем коне…

СТИХ 49

ААН АЛАХЧЫН

Проскакав по равнине степной — С песками, взлетающими на ветру, С облаками, рдеющими под зарей, С холмами, синеющими вдали, С горами, обступающими кругозор, С травяными лугами в цвету, Чей беспределен простор, Юрюнг Уолан-удалец, Скачущий на Белом коне Выше изгороди столбовой, К дому приблизился своему, Где ждали брат и сестра. Трижды приподнял он Трехслойный серебряный шлем И, слегка придержав коня, Заговорил, запел…