Яма
Шрифт:
Прослеживая за всем этим темным и горящим взглядом, Сергей поразил ее какой- то незнакомой самодовольной улыбкой. Не успела она хоть немного прийти в себя, найти слова и отреагировать, как он вновь сунул член внутрь нее и, наклонившись, со страстным голодом смял ее губы в новом поцелуе. Ника осознавала, что так делать нельзя, и Градский, несомненно, тоже прекрасно это знал, но зачем-то поступал подобным образом, а она, на пике безграничной любви и удовольствия, не способна была ему возражать.
31.4
После
— Без комментариев, Серёжа. Просто продолжай.
И он, подсознательно желая ее вновь смутить, подошел к самой щекотливой теме:
— Ты не понимала, почему я не довожу дело до конца, почему не тр*хаю тебя по- настоящему…
Как и ожидал, Нике стало трудно удерживать зрительный контакт, но он, конечно, не облегчил ее положение. Приподнял пальцами подбородок, удерживая ее взгляд.
— Думаешь, я тогда не хотел? Я фантазировал о сексе с тобой сутками напролет. Я хотел тебя. Полностью. Хотел быть твоим первым и единственным. И… Я не должен такое говорить, потому что это звучит не особо круто, но один раз, чтобы расставить все точки, скажу: я боялся того, как это произойдет. Твоей боли и своих эмоций. Меня из нутра выбрасывало, когда я только лишь представлял, как это будет. Кроме того, трудно объяснить, потому как намешано, правда, очень много; но тогда, видя твои наивные глаза и миленькую улыбку, я хотел, чтобы ты подольше оставалась моей незапятнанной принцессой.
— Серёжа, — выдохнула она с мягким сарказмом. — Ты и без дефлорации прилично так меня запятнал.
— Да? — якобы удивился он. — Да вроде нормально. В рамках.
— В рамках? — фыркнула Ника, мягко толкая его кулаком в грудь. — Какой же ты придурок…
— Ладно тебе, Плюшка… С тобой у меня никогда не получалось однозначно. Всегда была куча всего. И всегда надо было делать выбор. Последний я сделал неправильный, — признал уже серьезно.
Доминика сглотнула и на мгновение отвела взгляд. А потом уставилась на него с такой уязвимостью, что у Градского все внутренности скрутило.
— Когда я уехала в деревню… Ты тогда был с кем-то? Просто скажи всю правду, раз уж разговариваем… Теперь-то уже неважно.
Если бы было неважно, не спрашивала бы.
— Никого не было, — ответил, как и просила, честно. Обхватывая ладонями ее лицо, коснулся лбом щеки. — Я думал только о тебе.
— Почему не звонил? — ее голос упал до едва различимого шепота.
— Не потому, что не хотел.
— Что же изменилось за неделю?
Градский тяжело вздохнул и, медленно отстранившись, прошел на несколько шагов в сторону окна.
— Могу я закурить? — спросил, маякнув пачкой.
— Сейчас.
Поднявшись, Доминика закрыла дверь в кухню и жестом показала,
Остановились бок о бок. Глядя перед собой, высматривали в морской дали крохотные с такого расстояния корабли.
— Была авария. Я за рулем. Карпа не спасли.
Ника так стремительно повернула в его сторону голову, что затрещали шейные позвонки.
— Что? — тяжело сглотнула.
Прочитав в его глазах подтверждение того, что его последние слова ей не послышались, задышала поверхностно и шумно.
— Перелом позвоночника в трех местах. Обширное кровоизлияние в мозг. Многочисленные повреждения внутренних органов, — Градский говорил так сухо и медленно, словно ему приходилось напрягать память, чтобы все это вспомнить.
Не удивилась бы, если бы он сказал, что вытащил все эти подробности только ради нее. Потому как жить с этим в памяти постоянно, должно быть, адски сложно.
— А у меня ничего. Какие-то пустяковые ссадины и гематомы, — резюмировал, глядя на горящий кончик сигареты, и замолчал.
Затем сделал долгую глубокую тягу. Выдохнув, как-то совсем невесело хмыкнул.
— Это случилось во время заезда?
— Да, — рубанул грубо.
Но не нарочно, само по себе так выходило. Затянувшись, выпустил густое облако табачного дыма и посмотрел на Плюшку с искренним сожалением.
— Прости.
Она лишь резко махнула головой из стороны в сторону.
— Алина говорила, что ка защите вас двоих не было. Но… — голос Ники задрожал. Ей пришлось перевести дыхание, чтобы закончить. — Никто не обмолвился, что Карп погиб.
— Потому что его отец все замял. На самом деле, по-скотски получилось. Закопали, как с лица земли стерли.
— Почему ты не сказал мне тогда?
— Это вряд ли смогу объяснить, Ник. Много причин было. С тобой я начал чувствовать. Постепенно, чувствовал много и разное. Но то, что я ощутил, когда погиб Макс… Вина, словно могильная плита, придавила меня к земле. Тащить с собой еще кого-то? Тебя? Сама понимаешь… Я же тебя больше жизни. Всегда.
Доминика начала плакать, не предпринимая ни единой попытки как-то бороться со своими эмоциями. Сбросила последние щиты. Обломала все колючки. Сама к Градскому устремилась, прильнула крепко-крепко. Если бы кто-то захотел оторвать — не получилось бы. Слепо прижалась мокрым лицом к его плечу.
— Ты должен был сказать мне… Ты должен был сказать мне… Должен был сказать… — повторяла, как заведенная, когда Градский, уронив сигарету, обхватил ее поверх плеч. Ревела так истерично, что захлебывалась и кашляла между словами, горестными всхлипами и подвываниями. — Я же… не знала, что он погиб… Я ничего не знала… Как ты пережил это в одиночку? Се-рёжа, как???