Яма
Шрифт:
— Ну, теперь-то расскажите, госпожа будущий кандидат экономических наук, не страшно вам было к незнакомым людям в гости идти? — спросил Титов, с глухим хлопком открывая бутылку красного вина.
Ника метнула быстрый взгляд на сидящего справа от нее Градского, непреднамеренно, но весьма красноречиво демонстрируя разгадку такой своей смелости и тем самым вызывая у хозяев понимающие улыбки.
Звонок Евы Титовой, безусловно, вызвал у нее изрядное удивление. Однако говорила та, несмотря на ореол дурной славы,
Кузнецова и сама, безусловно, желала его увидеть, но никак не решалась нарушить тишину своего молчания. Бегала кругами. Каждую ночь, отправляясь спать, убеждала себя, что с утра ему обязательно позвонит. И… не находила в себе смелости.
После всего, что было и есть, эта робость курам на смех!
— Немножко. Но любопытство все же пересилило, — пытаясь расслабить спину, крепче вцепилась пальцами в подлокотники плетеного из натурального ротанга кресла. To ли на террасе становилось холодно, то ли Нику начинала бить нервная дрожь. По коже пошла первая волна озноба. — О вас, знаете, какие слухи ходят?
— И какие же? — заинтересовалась Ева, переглядываясь с мужем.
— Что вы детей на ужин едите.
— Врут. Только на завтрак. И то по половинке, — не моргнув, отозвалась она. — Вам положить утку? Не бойтесь, это не я готовила.
На последней фразе губы Доминики непроизвольно сложились в улыбку. Тряхнув завитыми в мягкие локоны волосами, она мягко рассмеялась и кивнула хозяйке, соглашаясь на угощение.
— В таком случае, пожалуй, рискну.
— А тебе, Град? Пить что будешь? — подключился Адам.
Невольно вслед за ним повернулась. И, конечно же, забывая о хозяевах и остывающей аппетитной утке, неприлично засмотрелась, с лихвой наверстывая потраченное на собственное восстановление время и утоляя возникшую попутно с этим процессом сумасшедшую тоску.
— Утку буду. Пить — ничего, — поддевая и освобождая две верхние пуговицы, Сергей слегка распахнул ворот рубашки. — Разве что — минералку.
Трепет в груди возрос. Закусывая губу, девушка буквально заставила себя отвернуться.
— Мать честная, в нашей веселой компании трезвенник, — воскликнул Титов, подмигивая женщинам. — Вы-то, Доминика, я надеюсь, вино будете?
— Буду, только немного. Чтобы трезвенники потом не воспользовались, — сама не поняла, как шутка "ниже пояса" сорвалась с языка.
Не планировала ничего подобного говорить и как-либо провоцировать Града. Возможно поэтому получилось вполне естественно и весело. Видимо, специфический юмор радушного хозяина способствовал раскрепощенному и свободному общению.
— Разумно, — хохотнул тот абсолютно несдержанно, без свойственного людям его статуса пафоса и скепсиса. — Град, соглашусь с вами, тип беспринципный
— Спасибо, — скупо поблагодарила и, наконец, решилась оценить реакцию того самого главного героя.
Внешняя собранность и хладнокровие Градского всегда вызывали у нее скрытое восхищение. Но сегодня брошенный в ее сторону темный и горячий взгляд выдавал нестройные амплитуды его душевных колебаний и способность на ходу выскочить из равновесия.
Выглядел он идеально. Темно-вишневая рубашка удачно оттеняла смуглость кожи и черноту коротко стриженных волос. Нике очень нравились четкие линии их роста у висков и возле ушей. Ей хотелось целовать его там, прижиматься губами и носом, чтобы на всю полноту легких вдыхать столь будоражащий ее лично мужской запах.
— Попробуйте салат, Ника. Его я сама делала. Но с душой.
— Спасибо, — выдохнула повторно, ощущая нарастающую неловкость. — Только давайте уже как-то на "ты" перейдем.
Разгладив вспотевшими ладонями подол тонкого шерстяного платья, потянула со спинки кресла на плечи клетчатый плед.
— Что, и без брудершафта? А с Серегой вы в какой плоскости? Уже на "ты"? — продолжал посмеиваться Титов.
— Хорош, Тит. Перегибаешь, — голос Градского прозвучал сурово.
А Доминику особая харизма и естественная привлекательность Титова обезоруживали. Какими бы словами он ни выражался, порыва оскорбиться у нее не возникало.
— С Серегой? — в этот раз брошенный на Града взгляд — чистая провокация с ее стороны. — С Сереженькой — мы самые близкие друзья. Привязана я к нему, словно веревкой. Многие годы. Даже обижаться никак не получается.
Губы Градского поджались. Челюсти сошлись плотнее и жестче, обрисовывая напряженность лицевых мышц. На очередном вдохе расширились и заметно затрепетали ноздри.
— Я жениться на тебе хочу. Какие, к черту, друзья?
Вроде бы ровно и медленно распилил ее шутливое признание, а у нее вновь, невзирая на теплый плед, дрожь по телу пробежала.
— Кто сказал, что друзья не могут пожениться? Зависит только, захочу ли я…
— Я бы заметил, даже враги, и те — могут, — вставил Адам с широкой ухмылкой, оглядываясь на жену.
Ева развела руки в стороны и неопределенно двинула плечами. А потом, оторвав от грозди несколько виноградин, со смехом запихнула их в рот.
— За вами так прикольно наблюдать… Слов нет!
— Вы простите. Ни утка ваша мне не лезет, ни вы, Титовы, — для извинений слишком резко и грубо прозвучал Градский. Поднимаясь, посмотрел на Нику в упор. — Едем домой, Республика.