Ян Потоцкий "Рукопись, найденная в Сарагосе"
Шрифт:
Незадолго до появления этой книги Потоцкий совершил путешествие в Саксонию, чтобы познакомиться с жизнью славянского меньшинства, почти полностью растворившегося в немецком окружении. Предваряя наблюдения первого польского археолога 3. Доленги-Ходаковского (1784—1825), Потоцкий обратил внимание на сходство древних курганов в Нижней Саксонии с теми, какие он видел на Украине, вскрывал в названиях немецких городов и рек славянские корни, привлекал данные археологии, фольклора, сравнительного языкознания, которое в то время еще не оформилось как самостоятельная наука. Под поверхностным пластом германизма оказалась славянская почва. В своей «Древней истории Подольской губернии» (1805), составляющей часть большого труда по истории народов, населяющих Россию, Потоцкий пришел к выводу, что все земли между Эльбой и Везером и часть Фраконии были в течение трехсот — четырехсот лет заселены славянским племенем венедов,
Исследования Потоцкого, представляющие немалый интерес для определения западных границ славянского мира, для конца XVIII века имели особое значение. Их появление совпало с третьим разделом Польши, с переходом польских земель под господство Австрии, Пруссии и России. Наука соприкасалась с политикой: в исторической общности славянских народов Потоцкий пытался найти пути, ведущие к восстановлению государственной независимости Польши.
Политическая деятельность Потоцкого связана с Четырехлетним сеймом 1788—1792 годов. Это было время, когда Речь Посполитая стремилась вырваться из состояния тяжелого экономического, социального и политического застоя. Прогрессивные силы польского общества выдвинули широкую программу реформ, направленную на оздоровление всей государственной системы. По конституции, принятой 3 мая 1791 года, в стране вводилась наследственная монархия, провозглашалась идея постепенного распространения всех шляхетских свобод на остальные слои населения. Принцип «либерум вето» (обязательное единогласие), которым пользовались реакционные силы, парализуя работу сейма, уничтожался, расширялись права мещанства.
Потоцкий принимал самое деятельное участие в работе Четырехлетнего сейма. Уже в своих путевых заметках о Голландии, опубликованных в 1789 году, он писал, как бы предвосхищая споры на сейме: «Поляки вернули свою свободу! О, если бы они сумели, столько испытав, сохранить ее, эту величайшую драгоценность. Если бы они смогли распространить ее блага на самого последнего человека в Польше!» Вернувшись в Варшаву, Потоцкий сблизился с прогрессивно настроенными реформаторами. Вместе с Гуго Коллонтаем, Станиславом Сташицем, Игнацием и Станиславом Косткой Потоцким и другими демократическими деятелями он защищал необходимость проведения социальных и политических преобразований, провозглашал идеи свободы и просвещения. Последний польский король Станислав Август Понятовский, называвший Потоцкого «польским Лафайетом», несколько опасался его «раскаленных идей». Он отказал Потоцкому в редактировании «Сеймовой газеты» и даже пытался наложить запрет на его статьи. Тогда Потоцкий основал «Вольную типографию», в которой печатались выступления депутатов сейма, в том числе выдающегося писателя и общественного деятеля Ю.-У. Немцевича (1751—1841), и его собственные памфлеты, а во дворце Борха открыл первый в Польше политический клуб, где можно было ознакомиться с польскими и французскими газетами и брошюрами. В своих политических брошюрах Потоцкий осуждал феодальное право, систему сословных привилегий и поддерживал основные положения будущей польской конституции. Значительна была роль Потоцкого в подготовке реформы системы народного просвещения. Опасаясь вмешательства в польские дела со стороны Австрии, Пруссии и России, Потоцкий уделял много внимания военным вопросам. Будучи членом военной комиссии сейма, Потоцкий ратовал за создание регулярной армии, предложил ряд технических новшеств в строительстве крепостей, линий оборонительных укреплений, оригинально обосновал тактику ведения войны с Пруссией и в этой связи защищал доктрину партизанской войны. Он даже издал нечто вроде инструкции или учебника для действий в тылу противника. Потоцкий вооружил за собственный счет отряд стрелков и призвал шляхту отдать часть своих доходов на армию. Но шляхта не разделяла его патриотических порывов. «Благородная нация» магнатов не торопилась поступаться своими доходами и отказываться от своих привилегий. Эгоизм польской знати продолжал торжествовать над общенациональными интересами. Разочарование Потоцкого в возможностях проведения необходимых реформ усугублялось его отношением к событиям во Франции.
Воспользовавшись перерывом в работах сейма, Потоцкий в августе и сентябре 1791 года побывал в Париже. Он посещал салон вдовы Гельвеция, где встречались выдающиеся представители французского Просвещения — философы и ученые К.-Ф. Вольней, Ж.-А, Кондорсе, П.-Ж. Кабанис и другие. С Вольнеем впоследствии его связывала на протяжении многих лет дружеская переписка. Познакомился Потоцкий и с Маратом, который за несколько лет до того написал роман о его отце — «Приключения молодого графа Потоцкого» (1786). Париж был взбудоражен неудавшейся попыткой бегства короля, и Потоцкий опасался революционного террора. Он с горечью восклицал в одном из своих писем: «Прощай, прекрасная надежда!
«Всеобщее благо» перестало совпадать со «свободой» — наблюдение, свидетельствующее о социальной проницательности и одновременно о противоречивости взглядов Потоцкого. Не понимая исторической необходимости революционного насилия, он в то же время хотел облегчения участи парода. В его памфлете «Путешествие Гафеса. Восточная повесть» (из книги «Путешествие в Марокко», 1792) под названием Бахрейна описана революционная Франция. Автор, выступающий от имени «любознательного Гафеса» и «мудреца Бекташа», обратил внимание на крайнюю нужду рабочих, нередко лишенных куска хлеба и какой-либо возможности заработка. Карикатурно изображая «крикунов» и «демагогов», в которых легко узнать якобинцев, он вместе с тем искренне возмущен алчностью купцов и фабрикантов Басры (Лиона), озабоченных лишь собственным обогащением.
Подобно многим своим современникам, радостно приветствовавшим великие лозунги 1789 года, Потоцкий отшатнулся от революции, когда она готовилась перешагнуть через конституционно-монархические барьеры. В одной из своих комедий-миниатюр «Кассандр-демократ» (1793) Потоцкий с едкой иронией изображает буржуа, нагло рвущегося к власти. С таким же сарказмом показана напыщенная ничтожность аристократа Леандра. Его «брак по расчету» с дочерью Кассандра — пророческое предвидение эпохи Реставрации, принесшей с собой циничный компромисс между новой и старой знатью.
Тем временем произошли второй (1793 г.) и третий (1795 г.) разделы Польши. Объединенные силы России, Австрии и Пруссии, опираясь на прямую поддержку польской реакции, подавили сопротивление армий Костюшко и завершили дележ польских земель. Политический скепсис не помешал Потоцкому надеть в 1792 году мундир капитана инженерных войск и заниматься оборонительными работами на берегах Вислы. Имя Потоцкого, как и многих других польских реформаторов, оказалось в списке «преступников», чьи поместья подлежали конфискации после третьего раздела Польши. Только вмешательство влиятельного при русском дворе родственника, Феликса Потоцкого, спасло его от разорения, а возможно, и от тюрьмы. Эти же связи помогли ему позже, после смерти Екатерины II, совершить путешествие на Кавказ (1797-1798 гг.).
В дневниковых записях Потоцкого тех лет отразились его размышления о современном мире: «Сколько держав исчезло! Сколько монархий распалось... Чудом избегнувши опасности, я проведу эту зиму спокойно, у предгорий знаменитого хребта, древней колыбели народов, происхождение которых я изучаю. Но я был бы еще более счастлив, если бы смог вообще забыть о делах современного мира. Увы, и здесь, даже в самых диких пещерах, невозможно скрыться от политики». Значение науки для Потоцкого безмерно возрастало, она становилась для него некоей нравственной утопией, резко противопоставленной политической злобе дня: «Благословляю пауку, принесшую мне счастье, покой и даже наслаждение, вопреки ужасному хаосу, в который погружено наше время... Великой истиной является то, что мир принадлежит людям труда, но пользуются им бездельники. Поговорите с другом наук — и вы убедитесь, что он не желает ничего иного, как продолжать свои труды; так же рассуждает крестьянин, и это означает лишь то, что оба постигли смысл истинного счастья».
Эти рассуждения свидетельствуют об общественном пессимизме Потоцкого, который заметно отразился в написанной позднее «Рукописи, найденной в Сарагосе» (особенно в главах, посвященных жизни ученых — Веласкеса и Эрваса). Понимание науки как нравственной утопии отделяло Потоцкого от практической деятельности созданного в 1800 году в Варшаве Общества друзей наук, членом которого он был и которое ставило своей целью развитие польской культуры и «сохранение национального духа».
Кратким эпизодом возвращения Потоцкого к политической деятельности было его участие в реализации антинаполеоновских планов Адама Чарторыского, ближайшего друга Александра I и министра иностранных дел России в 1804— 1806 годах. Именно Чарторыский привлек своего кузена Яна Потоцкого на русскую службу при министерстве иностранных дел по азиатскому департаменту.
Как уже упоминалось, в 1805—1806 годах Потоцкий возглавлял научную миссию при русском посольстве графа Ю.А. Головкина. Находясь в Сибири, он составил записку о культурном и экономическом развитии этого края, предсказывая ему большое будущее. 8 января 1806 года Российская академия наук избрала польского ученого в почетные члены. Потоцкий вернулся в Петербург в начале лета 1806 года, когда складывалась четвертая коалиция против Наполеона. Хотя Чарторыский вышел в отставку из-за прусских симпатий Александра I, Потоцкий на протяжении года до заключения Тильзитского мира служит пером публициста в борьбе против Наполеона I.