Янкелевич в стране жуликов
Шрифт:
Повседневные неприятности быстро выветриваются из памяти, остается только нечто важное, значительное. А важным было то, что здесь, в Горноуральске у него рос сын. Правда, Морев наблюдал его рост исключительно по фотографиям, которые присылала Маша. После развода они с бывшей женой не порывали связи. Обменивались письмами, звонками. О себе она писала мало и уклончиво, но от оставшихся в Горноуральске родственников и знакомых он знал, что Маша пыталась наладить после него жизнь с несколькими мужчинами. Первый был героем из ее романтических снов - красавец и восходящая звезда местного драмтеатра. Пробуждение наступило, когда герой-любовник уговорил ее снять деньги со сберкнижки на ремонт его автомашины и вскоре перебрался к другой пассии. "Какие деньги?" - удивленно спросил он, когда она, разыскав
От полученного известия Маша остолбенела. На негнущихся ногах она добралась до дивана и обессиленно рухнула на него. Отчаяние, растерянность, ужас парализовывали волю и способность к действию. Часа два она просидела в одной позе, бессмысленным взглядом упершись в стену напротив. Потом поднялась, проглотила горсть снотворных таблеток и снова опустилась на диван.
Пробуждение было тяжким, но сон принес некоторое успокоение. Нужно было что-то делать. Маша выпила стакан холодной кипяченой воды и пошла звонить. Она медленно листала записную книжку, и чем дольше листала, тем больше убеждалась, что звонить-то по сути дела некому. Круг ее знакомых был очень далек от разных криминальных дел, тем более связанных с убийством. Оставалась одна надежда на Морева. Маша набрала по межгороду номер его рабочего телефона, но там ответили, что Александр уволился на пенсию. Она позвонила ему домой, чего не делала никогда, и впервые за последнее время ощутила волну радости, когда услышала голос бывшего мужа.
Г Л А В А V
Самолет чувствительно пошел вниз, отчего внутри у Николаши что-то чувствительно опустилось и он без пояснений стюардессы понял, что полет его приближается к концу. Янкелевич прильнул к иллюминатору, но кроме причудливого белого безмолвия облаков пока ничего не было видно. Казалось, что самолет движется над снежным пространством Антарктиды. Однако, крылатая машина вскоре пронзила белую пелену, и внизу, словно топографическая карта, показались необъятные пространства зеленых и коричневых полей, изрезанных нитями дорог. Стюардесса радостно сообщила, что их авиалайнер прибывает в город-герой Москву, столицу России. При этом известии сердце Николая тревожно забилось. Но не от того благородного волнения, что нога его скоро ступит на благословенную землю, подарившую миру многих замечательных людей, а ему лично - приемных родителей. Нет. Мысли его были обращены к предстоящей встрече со злобными российскими монстрами: КГБ и таможней, которые стояли на его пути к сокровищам. Получив свою сумку, он влился в гурьбу веселых беззаботных туристов и вместе с ними отправился на таможенный контроль.
Веселые туристы с шутками миновали стеклянное заграждение, олицетворяющее государственную границу, и их смех уже слышался на другом конце зала, а Янкелевича заставили предъявить багаж к визуальному осмотру.
– Что это?
– ткнул таможенник в заинтересовавший его мешочек с патефонными иголками, которые Николай с превеликими трудами разыскал в антикварном магазине.
Янкелевич, потеряв дар речи, бледнел на глазах и испуганно таращил белки глаз на темном лице. Таможенник вызвал старшего. Тот с грозным видом приблизился и спросил:
– В чем дело?!
Таможенник кивнул на пакетик с иголками.
– Что это?
– тоже пробасил начальник.
Николай понял, что ему уже не выкрутиться и решил говорить правду:
– Иголки это. Патефонные.
– Че-е-е-е-го?!- вылупились на него таможенники и вдруг принялись оглушительно хохотать.
– Клизму будешь ставить?
– сквозь смех выдавил старший.
–
Янкелевича увели в комнату, где со смешками допросили зачем он пытался переместить через границу Российской Федерации патефонные иголки. Он честно поведал, что, узнав будто в России они пользуются большим спросом, хотел их здесь продать. Чего он не мог понять, так это почему все вокруг хохочут и просят одолжить иголки, чтобы поставить с ними какую-то пятиведерную клизму.
Наконец старший прекратил веселье подчиненных и объявил:
– Значит так, господин Янкелевич. Поскольку в декларации патефонные иголки у вас не вписаны, мы у вас их изымаем, как контрабанду. О чем составим соответствующий акт. После этого вас отпустят. Добро пожаловать в Россию!
Янкелевич выпорхнул из здания аэропорта, радуясь, что легко отделался. О потерянных на патефонных иголках деньгах думать не хотелось, так как впереди брезжили богатства старого ювелира. И еще Николай обнаружил, что, вложенное в него папой и мамой Янкелевичами, знание русского языка вполне приемлемо для общения здесь. Он сносно понимал смысл фраз других людей, а они понимали его речь. Это давало надежду, что сможет достичь цели без посторонней помощи. А значит, не будет ненужных свидетелей и не придется делиться.
К Николаю подкатило такси, и из открывшейся дверцы раздалось:
– Хэллой, френд. Ду ю кам ин Москау?
– О"кэй. Поехали, - кивнул Янкелевич и, вдруг вспомнив рассказ Вулфа о беспардонных русских извозчиках, спросил: - Сколько возьмешь?
– О, да ты, френд, еще и по-русски умеешь!
– изумился таксист и тут же добавил: - Тогда тебе скидка. За соточку доедем.
– Соточка - это сто рублей?
– спросил Николай.
– Какие рубли, френд?! Соточка - это всего-навсего сто баксов. Дешевле тут никто не повезет.
Николай, памятуя наставления Вулфа, мотнул головой и решительно заявил:
– Пятьдесят доллас и баста!
– Ну ты даешь, френд!
– возмутился таксист, но, увидев, что негр собирается уйти, торопливо добавил: - Ладно, ладно, садись.
Подъезжая к окраине Москвы, таксист полуобернулся и спросил:
– Куда конкретно доставить?
Николай подумал немного и попросил довезти его до рынка. Следовало обратить в русскую валюту имеющиеся у него джинсы, армейские ботинки, приставку для компьютерных игр и пакеты соли. Таксист обрадовался, что не надо лезть в центр, крутиться там в толчее машин и куковать в пробках, поэтому, добросив клиента до небольшого рыночка возле ближайшей станции метро, радостно оповестил:
– Приехали. Здесь лучший рынок у нас в городе.
Покинув такси, Янкелевич пристроился с краю в ряд, где старухи и молодухи разложили перед собой разноцветное шмотье. На Николая они искоса поглядывали, но молчали. Он, по примеру соседок, выложил на газетку джинсы, пару ботинок, коробку с приставкой "Супер-Нинтендо", пакет соли в целлофановой упаковке и принялся ждать покупателей. Те не заставили себя ждать. Первым возле него остановился молодой парень в джинсовой куртке, но почему-то он больше смотрел на продавца, чем на товар.
– Из Лумумбы что ли?
– спросил он.
Николай растерялся, но раз спрашивают, надо отвечать.
– Нет, все вещи из Америки.
– Я спрашиваю: в Лумумбе что ли учишься?
– уточнил парень.
– Нет, я продаю, - ответил Николай.
– А-а-а, ну-ну, - кивнул парень и пошел дальше, оставив американца в полнейшем недоумении.
В течение ближайшего часа Янкелевич сумел составить некоторое представление о загадочной русской душе. За это время ценой на его товар поинтересовалась только одна женщина. Она спросила цену на джинсы, а потом обозвала его спекулянтом. Зато с разными вопросами к Николаю подходили человек десять. Какой-то колдырь пытался занять у него денег на водку, некий старичок поинтересовался как у них там, в Африке компартия жива еще, или приказала долго жить без русской братской помощи, миловидная девушка предложила ему вступить в братство святого Иегудила, а пронырливый паренек - купить у него путевку в круиз по США. Правда, Янкелевич не заметил, чтобы у соседок тоже кто-нибудь что-нибудь купил. Раз они продолжали стоять, он решил тоже продолжить свой бизнес. И напрасно.