Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Бабка Медунка. Крови много вытекло.
Омелько. Полотном обложите.
Бабка Медунка. Ничего, будет жить.
Входят Голешник и Горлица. Все повернули головы к ним.
Прийма. Поймали?
Горлица (хмуро). Поймали.
Твердохлеб. Чужой?
Голешник. Нет, свой.
Василина.
Горлица. Грицько.
Прийма. Отпустили? Не допросили?
Голешник. Он не уйдет.
Омелько. Ой, уйдет. Не знаете вы его!
Горлица. На этот раз не уйдет.
Бабка Галя. Они ж его убили! Видите, и руки в крови!
Горлица. Мы не убивали. Это Марийкина кровь.
Прийма. Нечего сказать, граждане. Значит, нет у нас суда? Самосуд у нас?!
Голешник. Мы, Одарка…
Прийма. Я вам не Одарка! В трибунал!
Василина (утирает слезы). Спасибо, тебе, Иван, и тебе, Иван… Ежели собака взбесится — ее убивают… Чтобы людей не искусала… Вот и вы так… Спасибо от матери…
Горлица. Тетка Василина, ей-богу, мы не убивали. Правда, злость нас разбирала…
Прийма. Хватит! Хоть ложью себя не пятнайте!
Голешник. Семен Петрович, хотите верьте, хотите нет…
Твердохлеб. Марийка что-то говорит, тише…
Марийка. Бабушка Василина… Я вам свадьбу испортила… Пойте…
Василина. Дитятко мое… Как же петь…
Марийка. Пойте… Я буду жить… Христя померла, а я буду жить… Бабушка Василина, про зайчика… Это ничего, что слезы… Я их утру… (Отирает глаза.)
Василина. Зайчику, зайчику, мій братіку! Не ходи, не ходи по тородчику… (Утирает слёзы.) Не могу.
Марийка. Ох как жжет. Пить хочется… Торопилась домой…
Твердохлеб. Кто тебя ранил, Марийка?
Марийка. Ранил?.. Ага, ранил… Говорит, я цветок сорву, дочка… Наклонился к кусту… Я глаза закрыла и отвернулась… Тогда меня что-то сюда… Ой! Как огнем ударило… Разве он отец? Пришла в себя — лежу… Боярышник цветет… Солнце…
Омелько. Вы нам не сказали, Семен Петрович, что Христя померла!
Твердохлеб. Её убил Грицько. Заплакала перед смертью, поцеловала Марийку. "Передай, Марийка, всем — пускай! хорошо живут, пускай детей любят!"
Прийма. Чего же она раньше молчала?!
Омелько. Сердечная Христя!
Вбегает Саня.
Саня (Твердохлебу).
Прийма. Я побегу туда!
Твердохлеб. Никто не уйдет от гнева народного. Обождите меня.
Марийка (раскрыла глаза). Саня…
Саня. Сейчас доктор!
Марийка. Христя о тебе вспоминала… говорит… с ней так легко жить…
Саня. Если б ты знала, какая ты глупая!.. Глупая, как, как… Я не знаю что!
Марийка. Подойдите сюда… товарищ Твердохлеб…
Твердохлеб подходит, все отворачиваются.
Семен... Тебе страшно было на границе?
Твердохлеб. Нет, Марийка.
Марийка. И мне не страшно… Сначала было страшно… А теперь нет… Теперь нет… Только ты не отходи от меня…
Твердохлеб. Не бойся… Мы все тут… Марийка (целует Семена). Вот так и вот так… Теперь мне совсем хорошо… До ста десяти лет доживу… Правда, Саня?
Саня. Не слушаю! Ничего не слушаю! Твердохлеб. Проживешь, Марийка. Непременно проживешь!
Бабка Медунка. Проживешь, мое сердце! Нож скользнул, рана нетяжелая.
Василина (встает). Проклинаем всем народом. Именем предков и потомков! Проклинаем врагов народа! Проклинаем!
Во двор входит Грицько, позади него дед Мелхиседек.
Дед Мелхиесдек. Иди! Иди, собачья желчь!
Твердохлеб. Спасибо, дед, за государственную службу!
Дед Мелхиседек. Трясца вашей груше! Сам знаю, что государственная!
Грицько. По дороге жук-жук, по дороге черный. Погляди-ка ты, дивчино, какой я проворный. (Приплясывает.)
Прийма. Рассудка лишился?
Голешник. Теперь веришь партизанам, что мы не убили?
Горлица. Сразу ей — трибунал, нервы…
Грицько. Сорока-ворона кашу варила, деточек кормила, тому дала, этому дала, этому дала…
Голешник. Пришли к нему, а он, как скотина, пасется на траве. Ползает на четвереньках и щиплет, а?!
Горлица. Мы от него за кустами, за кустами да — ходу!