Янтарь. Вирус бессмертия
Шрифт:
– Трудно сказать. Я думаю, что мы никогда не отмечали подобных картин, потому что мы снимали в других условиях, а здесь, э-э-э... там в погребе, практически идеальные лабораторные условия, естественная экранизация, время на фиксацию излучения, неподвижность объектов.
– Да, да, да..., - задумчиво потер подбородок Трофим, - очень любопытно. Но у нас нет оборудования чтобы расшифровать эти излучения и привязать их к конкретным процессам.
– Но это еще не все, вот смотрите, - значимо подняв указательный палец вверх сказал Капезович, - вот наш сто пятьдесят шестой.
Камера показала
– Этот вообще горячий, - сказал Яков.
– Тридцать градусов? У мертвеца?
– И это еще не все, - Берик, отмотал назад замедлил скорость и повысил чувствительность камеры, видите?
На многократно замедленном воспроизведении было видно, как лицо мертвеца медленно пронизывает сетка вен, прорисованная более ярким цветом и постепенно темнеющим. Зрелище было жутковатым, для тех кто не знал возможности этой камеры, но ученые знали о чем идет речь.
– Вот так значит?!
– не сдержал изумления Трофим.
– Это пульс, он запустил сердце... осознанно!
– Да, - в тон ему ответил Берик, - я посчитал пульс, это примерно сто двадцать ударов в минуту.
Не в силах сдержать возбуждения, Трофим вскочил и начал ходить по нескольким метрам деревянного пола избы. Затем, видимо взяв себя в руки, он отпил несколько больших глотков воды из фляги и сел на место.
– Понимаете, - Трофим обратился к нависшим позади него бойца, - неделю назад мы не были уверены в том что вирус научился синтезировать белок в естественных для него условиях, теперь мы не только видим самостоятельное деление и преобразование вируса, но и наблюдаем как он использует организм носителя! Это просто..., - ученый захлебнулся эмоцией, не в силах подобрать верное выражение.
– Но и это не все!
– переходя в такую же степень возбуждения продолжил Берик.
– Ну-ка, ну-ка, что ж там еще?!
– Трофим обратился в сплошное внимание.
– Вот, наш объект перед прыжком.
На экране появилась картина сидящих на земле, спиной к камерам бойцов, Яков светился засвечено ярким желтым светом. Капезович сбавил чувствительность, пока силуэты человека не приняли приемлемые очертания, где оголенная шея бойца показывала тридцать шесть и пять десятых градуса. Сто пятьдесят шестой стоял перед ними запрокинув голову вверх, готовясь к прыжку. Берик замедлил воспроизведение и навел фокус на ноги мертвеца. В замедленной съемке ноги, которые защищали только ранее камуфляжного цвета штаны, к моменту съемок из-за грязи уже потерявшие начальный цвет и имевшие несколько прорех на своей поверхности вдруг сверкнули ярко желтым цветом. Ярко желтый цвет в отверстиях штанов по шкале подходил к сорока градусам. Еще десяток секунд замедленного воспроизведения и объект в стремительном прыжке, прижимая к животу автомат вылетел из ракурса камеры.
– Видите?
– возбужденно тыча в экран чуть ли не крикнул Капезович, - он произвольно повышает энергозатраты. Тут не меньше сорока одного градуса! Это же совершенно новое управление носителем!
Трофим протянул
– Поздравляю вас коллега, это просто прорыв, это блестяще! Третья категория качественно превосходит наши самые смелые предположения!
Ученые обменялись вдохновленными рукопожатиями.
– Док, а вы уверенны, что это хорошо?
– мрачно осведомился Сагитай.
– Что именно? То что вирус прогрессирует такими темпами и носитель обретает качественно иной уровень?
– спросил Трофим.
– Безусловно, это очень важно для науки, я думаю для человечества в целом. У него уже даже название есть, вирус бессмертия!
– совершенно потеряв от восторга голову доложил Трофим.
– Да фигня это все, Док, как ты его не назови. Ты что ничего не заметил?
– Я?
– опешил Трофим.
– О чем вы, Сагитай?
– Маска то у него, на морде... Санькина. Саня Клише, Док... помнишь?
Ученые пришли в себя. Оба. Суровая реальность Зоны вернула их в этот мир, там где каждый начатый день не гарантирует того, что он будет закончен. Они сидели в развалинах старого бревенчатого дома имеющего всего две стены, на Пепелище. Остальная часть была огорожена деревянным, связанным друг с другом проволокой штакетником, который не выдержит удара сапогом. Где-то в темноте бродили и стояли мертвецы, среди которых должен был быть сто пятьдесят шестой, с автоматом. Определенно это не то место, где нужно радоваться за успехи вируса, так умело распоряжающегося человеческим организмом, научившимся использовать его воспоминания, его мозг, прошедший миллионы лет эволюции.
– Вы знаете Сагитай, не поймите меня неправильно, - задумчиво сказал Трофим, - возможно я скажу крамольную для человека вещь, но происхождение вируса не выяснено до сих пор. Одно ясно точно, что вирус это то что возникло намного раньше самых первых бактерий.
– И что? Нам теперь кланяться ему что-ли?
– раздраженно спросил Сагитай.
– Я в самых смелых своих теориях могу предположить, что не вирус появился на нашей планете, а мы появились на его планете. Понимаете?
– осторожно спросил Трофим.
– Я хочу сказать, что этот микроорганизм пережил все что не пережили другие формы жизни. Возможно он пережил и цивилизации возникшие раньше человечества, возможно он и был причиной гибели предыдущего населения Земли.
Сагитай усмехнулся.
– Нет оснований смеяться над этим Сагитай, существует множество доказательств, которые мы не склонны рассматривать в априори, а между тем крупные институты по всему миру всерьез изучают это направление, - Трофим выдохнул и замолчал.
– Не знаю, я бы выжег к чертям собачьим весь этот ваш питомник... что с ними цацкаться?
– Я вас понимаю Сагитай. Но вы же всерьез не думаете, что уничтожение объектов, пусть даже всех остановит этот самый вирус? Он останется в земле, в воде, вылезет через десять, двадцать, сто лет, когда нас с вами уже не будет, это для него не срок, - Трофим отодвинул камеру, - поберегите батарейки, Берик Капезович. Если это форма жизни представляет угрозу человечеству, мы обязаны изучить ее настолько, насколько это возможно, понимаете? И личная неприязнь к конкретному объекту не конструктивна. Это Зона, здесь вообще с неприязнью поосторожнее надо.