Янтарин
Шрифт:
Веллерен задумчиво глянул на то место, где всего минуту назад сидела и хрипло каркала свежевымытая пернатая спутница наёмника. Он давно не встречал таких в природе, считал, что подобных ей перебили ещё в позапрошлом столетии, однако вот пожалуйста, сидит и чистит встопорщенные перья, от которых несёт едва ощутимым горелым запахом, словно одно-два пера кто-то подкоптил лучиной.
— Рядом есть поселения, но все приграничные земли кишат нелюдью, вряд ли там остались фениксы, вас теперь вообще мало. Может, кто-то что-то слышал. Больше ничего не знаю. Старайтесь не слишком светиться со своим характером, всё-таки господин Гельхен не самый образцовый молодой человек. Но чересчур глазастый, к сожалению.
— Тогда почему?..
— Ваша сестра. Вы ведь знаете Талину. Она сама привела меня сюда и сама указала
Фелиша неуверенно улыбнулась. Веллерен подбадривающе подмигнул и, как когда-то и мечтал, потрепал по рыжим волосам.
Таша схватила пса за холку, села перед ним, вцепившись руками в уши и придвинула морду к себе.
— Слушай меня, слышишь?
Собака тихо заворчала.
— У тебя будет особое задание. Скажи, что понимаешь.
Пёс тихонько заскулил.
— Ври побольше! Я знаю, ты понимаешь каждое моё слово, Мартуф.
Псина недовольно рыкнула, попыталась вырваться из хватки, но нежная рука неожиданно властно дёрнула за драное на лоскуты ухо.
— Захлопнись. Мне совершенно наплевать на твой скулёж.
Кобель лизнул хозяйке лицо.
— Отлично. — Тонкие пальцы пробежали по мощной шее, сняв ошейник с глухо звякнувшей бляхой. — Надеюсь, ты помнишь, как пахнет магистр Кант.
Пёс недовольно чихнул. Таша засмеялась. Да уж, запах старого человека, да ещё и приправленного спёртым духом лаборатории, чуяла даже она. Что уж говорить о её мохнатом друге? Но в данном случае это было очень даже кстати — ароматы реактивов перебьют запах фениксов, чью гарь любая нечисть вычисляет на раз-два.
— Ну так слушай сюда…
Веллерен подошёл как всегда неслышно, тихонько коснувшись плеча девушки. Она сидела на террасе, обхватив колени руками и положив на них голову. Невидящие её глаза были полуприкрыты и тонкие веки слегка подрагивали. Вампир усмехнулся — за двадцать лет никто в палаце, включая родного отца, так и не узнал, что принцесса Таша страдает редким талантом засыпать мгновенно и в совершенно невообразимых местах. Довольно милая привычка, особенно если учесть, что в таком состоянии она иногда умудряется совершать прогулки по покатым крышам палаца. Вампир следовал за юной принцессой молчаливой тенью, успевая вернуть её в спальню до того, как кто-нибудь заметит шальную выходку… в том числе и она сама, поэтому Таша жила в счастливом неведении.
Вампир усмехнулся — из четырёх детей короля единственно нормальным можно было считать разве что Феликса и то с большой натяжкой, если учесть вредительское участие Фелиши в его жизни и, как следствие, характере. Диметрий, хоть и слыл славным воином, умудрился поцапаться с некромантом в первом же своём бою, за что среди людей прослыл героем. Вся же прочая толпа, основная масса жителей Янтарного края, да и прочих земель — нелюди и полулюди — считали его самоубийцей. И Веллерен не был исключением.
— Ваше Высочество, — тихонько окликнул он. Девушка сонно вздрогнула и проснулась. Невидящие глаза скользнули куда-то мимо вампира, замерев в пустоте ночи. Они редко впечатывались в него, да и то нечаянно, но от такого взгляда — пристального, но пустого Веллерену становилось не по себе. И внутри всё сжималось — словно удавка перетягивала горло. — Всё в порядке?
Она улыбнулась и кивнула.
— Отлично, — он оглянулся, но пса рядом не обнаружил. — Где ваш…хм… телохранитель?
Принцесса безмятежно пожала плечами и зевнула.
— Побежал погулять, — невинно хлопая ресницами ответила он.
Веллерен нахмурился. Вот уже два года зверюга не отходила от Таши ни на шаг и вдруг ускакала по своим собачьим делам, бросив хозяйку одну в ночной Говерле?
— Мне холодно, — принцесса капризно выпятила нижнюю губку, демонстративно оглаживая плечи ладонями.
Сработало. Вампир скинул плащ, укутывая озябшую девушку. Слишком увлёкся, чтоб заметить хитрую ухмылку. Поднял и повёл к фыркающему коню.
…а пёс так и не появился. Таша отмалчивалась, бубнила себе под нос про то, что её не ценят и угнетают, а однажды просто заткнула уши и принялась напевать куплеты весьма фривольного содержания.
3.
Утро выдалось серым и промозглым. Слепой дождь упорно долбился под плащи. Нахохленные всадники хмуро косились на Гельхена, ссутулившегося на своём коне и мрачно подгоняющего жеребца. Дорога, которой он повёл их, на карте не присутствовала да и в природе отметилась едва притоптанной тропинкой. Ни обозов, ни конных, ни пеших на ней не встретилось. Только тоскливые жёлтые глаза мигали из-за кустов, когда кони входили в перелесок. В поселения они въезжали по отдельности и в разное время, делая вид, что не знакомы. Хуже всего было в харчевнях, где от назойливого рыжего гадёныша не было спасения. Он внаглую подходил к стойке, где наёмник пил свой эль или разговаривал со смазливой разносчицей, "знакомился" и портил своим навязчивым присутствием весь отдых. Особенно после двух-трёх не самых лестных фраз, как будто нечаянно ляпнутых относительно внешности "дам". Гельхен заметил, как точно били слова, словно пацан всю жизнь провёл в женский бане, подслушивая тайные страхи баб: у этой одна бровь выщипана сильнее товарки, а у той грудь подкладная. И ведь не подкопаешься — состроит невинную мину, глазки распахнёт и поскуливает, мол, не виноват, просто интересно стало вот и спросил "А зачем взрослой тётеньке там тряпки, неужели не парит в такую-то жару"? И хочется двинуть, а формально вроде и не за что.
Гельхен мельком глянул на рыжее чудовище, мирно кунявшее носом в лошадиную холку. Буквально ночью вытащил его за шкварник из сеновала, где очень мило проводил время с дочкой кабачника. Вредитель! И ведь прижух в стоге словно мышь, если б на него сверху развязная девуля не шмякнулась, решившая таким образом окончательно "пленить" бровастого наёмника, так бы и не засекли.
Словно почувствовав тяжёлый взгляд, мальчишка вяло разлепил короткие рыжие реснички, сонно улыбнулся и тут же полез за пазуху за краюхой хлеба, через полминуты щедро скормленной пернатому предателю. Спелись — один подворовывает из продмешка, второй согревает по ночам вечно трясущуюся худышку. Правда, тут он мог птице только спасибо сказать — в первую ночь весь лагерь перебудоражился от дикого крика — это парень орал в своём кубле из подстилки и одеяла. Сучил во сне ногами, стонал, выл, обливался потом и никак не мог проснуться. Что снилось не признался. На вторую ночь кошмар повторился. И на третью. На четвёртую. А на пятую птица слетела на узкую хилую грудь и малец затих. С тех пор, вроде, не орал. Если не считать этой ночи, когда после громких разборок на сеновале, отстёганной задницы и почти оторванных ушей, гадёныш до утра не давал заснуть своим чёртовым кошмаром. В этот раз даже птица не помогла. Парня отпаивали водой, давали несколько воспитательных подзатыльников и заново укутывали в одеяло. Но стоило рыжему заснуть, сон возвращался. В конце концов Гельхен сдался, сгрёб в охапку мальчишку и до самой зари просидел с ним под мышкой, выцеживая по капле обрывки кошмара, но ничего кроме развалин огромного зелёного города тот вспомнить не смог. Его крылатый дружок сидел рядом, топорща перья и словно отгоняя ночные видения. Пацан даже имя птице дал, на которое тот, к удивлению Гельхена, стал охотно отзываться — своё собственное: Филя.
Уговоренный прежде маршрут был смят и выкинут в придорожную пыль сразу же, как только городские ворота выплюнули их из столицы. А потом корректировке подвергся и основной план — Гельхен бессовестно использовал халявную силу, припрягая мальчишек к готовке еды, мытью посуды и чистке лошадей. На возмущения старика не обращал никакого внимания, заявляя, что подобная муштра пойдёт сорванцам на пользу. Рыжий восторженно соглашался и просился пойти в караул, изумляя старика ещё больше. Правда, от ночных бдений пришлось отказаться — племянник вампира пугался любого шороха и тут же будил весь лагерь, а его сумасшедший молочный родственник, тоже в каждом шорохе обнаруживавший угрозу спокойствию спящих, начинал шумно от этой угрозы избавляться, швыряя в ночь попавшиеся под руку предметы и громко выкрикивая угрозы. Один раз нечаянно попал в наёмника, ещё пару раз обляпал оставшейся в котелке кашей брата. Сам же котелок обрушился на ни в чём не повинного старика. Поэтому дозорными шли сам Гельхен и старик, после случая с котелком вызвавшийся добровольцем.