Январские ночи
Шрифт:
— Ну как? — тут же спрашивает она, указывая двойным своим подбородком за окно.
— Что — как? — не очень уверенно переспрашивает Землячка.
— Хорошо поют мои деточки?
— Отвратительно! — восклицает Землячка. — Откуда они взялись? Из какой-нибудь колонии? Почему очутились здесь? И что вам от меня нужно?
Но женщину все это обилие вопросов нисколько не смущает.
— Я к вам, как женщина к женщине, — говорит она в ответ.
Как женщина к женщине…
Так к Землячке не обращались никогда,
— Садитесь, — строго говорит Землячка. — Кто вы такая?
— Пузырева, — представляется незнакомка. — Директор Феодосийского приюта для сирот.
Землячка изумляется:
— Фе-о-до-сий-ско-го?…
— А что вы удивляетесь?
Конечно, можно бы и не удивляться, на войне чего только не бывает.
К концу империалистической войны на юге собралось много осиротевших детей, и несколько феодосийских филантропов создали для сирот приют. Средств было мало, приют был небольшой, но все-таки трем десяткам детей как-то облегчал жизнь. Началась гражданская война. Крым оккупировали белогвардейцы. В конце концов их внимание привлек и приют. Однажды перед Пузыревой появился офицер.
«Военное командование намерено эвакуировать детей русской национальности в Севастополь. Не исключено, что их эвакуируют даже за пределы Российской империи». — «А остальные?» — спросила Пузырева. «С остальными поступят по закону».
— А у меня всякие дети, и русские, и евреи, и татары, и караимы, — рассказывала Пузырева. — А что значит «по закону», мы уже знаем. Врангелевцам ничего не стоило, например, утопить караимов, как котят… Мы убежали.
— То есть как убежали? — опять изумилась Землячка.
— Уж очень жалко стало детей, уговорила нянечек, собрала кое-какие вещички и увела детей из города.
— Куда?
— Сперва во Владиславовку, потом в Старый Крым, оттуда в Джанкой…
— А потом?
— Потом добрались до Бердянска.
— Так и путешествуете?
— Так и путешествуем.
— А конечная цель?
— Добраться до Москвы, что ли. Я слыхала, Ленин очень хорошо относится к детям.
— И как же думаете добраться?
— Мир не без добрых людей.
Ответы Пузыревой обезоруживали Землячку, о своем путешествии с детьми она рассказывала с подкупающей наивностью.
Это была целая эпопея. Ночевки в чужих хатах, D сараях, под навесами. Сбор милостыни. Иногда оскорбления и угрозы, потому что бродячий этот приют мешал решительно всем. Так, кочуя от деревни к деревне, от поселка к поселку, от станции к станции и упорно стремясь на север, где поездом, а где и пешком, Пузырева добралась со своими детьми до Касторной.
— А где вы остановились?
— Нигде.
— Значит, весь приют у меня под окном?
— Весь.
— А где же ваши нянечки?
— Разбежались.
— А как же вы намереваетесь
— Как бог даст.
— Гм…
Не до приюта Землячке, решительно не до него!
— А ко мне зачем пришли?
— Как женщина к женщине. Услыхала на станции, что солдатами здесь командует женщина, и решила, что вы поймете меня. Говорят, вы в Красной Армии такая же авторитетная, как у Махно атаманша Маруся…
— Помолчите!
Только этого не хватало, чтоб ее сравнивали с какой-то бандиткой!
Кранц видел, Землячка сердится, и решил прийти ей на помощь.
— Разрешите мне?
— Что?
— Я отведу детей.
— Куда?
— Куда-нибудь.
Землячка уставилась на Кранца.
— Вы весь в этом ответе, Кранц. Куда-нибудь и как-нибудь. Дайте мне подумать. Это же дети, их нельзя как-нибудь…
Но времени на долгие раздумья не было.
— Саша! — позвала Землячка Якимова. — Пересчитай детей, и пусть в канцелярии выпишут мандат на имя Якимова и Кранца. Вы их будете сопровождать.
Кранц резко повернулся к Землячке.
— Товарищ начальник политотдела…
Но Землячка его не слушала.
— Якимова и Кранца, — повторила она. — И быстро возвращайся сюда…
Якимов исчез, он выполнял приказы без лишних слов.
— Но я не могу, — взмолился Кранц. — Я подчиняюсь штабу…
— Не тревожьтесь. Я позвоню в штаб, сообщу, что выполняете поручение политотдела. Поедете с детьми до первого большого города и постараетесь их устроить. Хоть до Тамбова, хоть до Рязани, а нет, так и до самой Москвы. И помните: за детей вы отвечаете головой.
Кранц то бледнел, то краснел, ехать с детьми для него нож острый, но и Землячке перечить не решался.
Он все-таки рискнул:
— Я не поеду…
— Тогда прямым ходом отправляйтесь в трибунал!
Саша Якимов стоял уже перед Землячкой, подал на подпись мандат.
— Сколько детей?
— Двадцать семь.
Она подписала, поднялась.
— Соберись, Саша, догонишь нас на улице. Товарищ Пузырева, пошли.
Не глядя на Кранца, вышла с Пузыревой на улицу, и тот после минутного колебания уныло потащился за ними.
Хор уже распался, дети сидели на травке, росшей по обочине дороги, играли в пятнашки, а самые маленькие пристраивались спать в канаве.
— Дети! — воскликнула Землячка и запнулась; она не знала, что им сказать, как с ними разговаривать, вот когда она почувствовала свою полную беспомощность. — Товарищ Пузырева… Организуйте их как-нибудь, не ночевать же им здесь.
Толстая женщина в солдатской шинели снова выступила на авансцену.
— Паршивцы! — крикнула Пузырева, сменив контральто на визгливый дискант. — Жрать хотите?
Дети тотчас окружили Пузыреву, точно стая воробьев слетелась на горсть зерна.
— Симочка! — позвала Пузырева.