Японцы «на рубежах»
Шрифт:
Правящая либерально-демократическая партия, опираясь на наиболее отсталую в политическом отношении сельскохозяйственную часть населения, умело маневрирует, используя так называемую систему мелких избирательных округов. И это не в последнюю очередь способствует сохранению власФи консерваторов. Так, во время парламентских выборов в июле 1980 года ЛДП получила 24 процента голосов в городских округах, 42 процента голосов в пригородных и 51 процент — в сельских. Менее четверти избирателей поддержали ЛДП в Осака, Токио и других крупных городах. Здесь особенно важно учитывать «обесценивание» индивидуальных голосов городских жителей по сравнению с сельскими. Число крестьянских дворов в Японии, владельцы которых занимаются только сельским хозяйством, все время сокращается. С 1979 по 1981 год их количество снизилось на 1,3 процента. В 1981 году в Японии насчитывалось в общей сложности 1,04 миллиона крестьянских
Именно по этой причине правящая партия столь упорно отстаивает политику протекционизма в торговле сельскохозяйственной продукцией, несмотря на то, что такая политика — тяжелое бремя для государственного бюджета. В первую очередь консерваторы защищают интересы рисоводческих хозяйств, которые составляют около 80 процентов от 4,6 миллиона всех крестьянских хозяйств Японии. В результате политики протекционизма жители японских городов покупают рис по ценам, которые в четыре раза превышают общемировые. Рисоводческим хозяйствам предоставляются государственные субсидии в размере двух миллионов иен в год. Правительство компенсирует дефицит, возникающий вследствие того, что закупочные цены превышают розничные, а также берет на себя расходы по хранению риса. В связи с изменением характера питания в послевоенный период японцы с каждым годом сокращают потребление риса, в результате чего избыточный запас риса в стране превышает уже два миллиона тонн. В определенной степени облегчая положение крестьянства, политика протекционизма серьезно ущемляет все другие категории трудового населения, приводя к сокращению бюджетных ассигнований по таким первоочередным статьям, как социальное обеспечение. К тому же, несмотря на все усилия консерваторов поддержать свою основную избирательную базу, экономическое положение крестьянства из года в год все ухудшается, что приводит к неуклонному сокращению сельскохозяйственного населения Японии. Повышение закупочных цен далеко не компенсирует расходы, которые все увеличиваются из-за роста цен на удобрение, технику и так далее. Да и сама политика протекционизма однобока — она защищает не столько интересы всего сельского хозяйства, сколько рисоводов. Недаром совет парламентариев за развитие сельскохозяйственных районов, на три четверти состоящий из представителей правящей партии, называют в парламенте «рисовой группой».
Трудности, вызванные экономическим кризисом и его последствиями, заставили многих представителей делового мира в Японии потребовать от правительства значительного сокращения государственных субсидий сельскому хозяйству. Такое решение диктуется нуждами экономики, заявили они. Однако и на этот раз нужды политики — вернее, стремление любыми средствами удерживаться у власти — для правящей партии‘оказались важнее. В связи с этим, по свидетельству газеты «Асахи», министр сельского хозяйства и лесоводства Японии Т. Камэока заявил: «Вы правы, растущий бюджет помощи сельскому хозяйству тяжелым бременем ложится на государственные финансы. Вы говорите, что субсидии должны быть урезаны. Но если мы сделаем это, то Япония быстро скатится влево. Вы хотите, чтобы это произошло?» «Аргумент» подействовал — промышленники отступили.
Все сказанное, думается, с достаточной убедительностью раскрывает специфику своего рода «привилегированного» (пусть условно) положения консервативно настроенного рисоводческого населения Японии. Унаследованное до наших дней, оно своими корнями уходит в далекое прошлое, туда, где столь жестоко решалась на много веков вперед судьба противопоставленных рисоводам «эта». И в данном случае история вновь являет нам сложную противоположность общественных процессов и характера человеческих отношений: ведь было время, когда вечно обремененные налогами японские крестьяне (эти «привилегированные»!), которым религия запрещала есть мясо, в неурожайные годы пухли от голода, враждебно посматривая на отторгнутых обществом, но зато неизменно сытых ремесленников «эта», занятых свежеванием туш, обработкой мяса и шкур животных.
Юридически особое положение «эта» в японском обществе было оформлено лишь в эпоху Эдо, когда признанных «нечистыми от рождения» «эта» обязали проживать в особых поселениях для отверженных — «бураку», запретив вступать в брак вне своей общины.
После незавершенной буржуазной реставрации Мэйдзи права жителей «бураку» были уравнены с правами всех остальных граждан. Отныне конституция гарантировала им право выбирать любую профессию, свободно вступать в брак, селиться в любом месте. В 1872 году император Мэйдзи публично «отведал говядины», чем было дано официальное разрешение народу употреблять мясо в пищу. Но старые традиции пустили глубокие корни, их не* так-то легко было
Передов.ые представители японского общества с первых шагов повели борьбу против узаконенной таким образом новой формы дискриминации «буракумин». В 20-е годы ими было создано Общество сторонников равноправия, которое, однако, в связи со вступлением Японии в серию военных авантюр вскоре было ликвидировано. Лишь после поражения Японии во второй мировой войне на базе Общества возникла Лига освобождения жителей «бураку».
Несмотря на серьезный отпор со стороны консервативно настроенной части общества, к настоящему времени Лиге удалось добиться некоторых успехов: была ликвидирована официальная пометка «буракумин» в книгах гражданского состояния; наносящие оскорбление потомкам «нечистых» могут быть привлечены к судебной ответственности; предпринимателям запрещается наводить биографические справки с целью выявления потомков «буракумин». Правительство и муниципальные советы стали выделять средства на реконструкцию районов «бураку».
На основании принятого в 1970 году закона в течение 10—12 лет в Японии должны были добиться полного социального равенства коренного населения страны. В 1982 году срок постановления подошел к концу, однако, как свидетельствуют многочисленные факты, поставленная передовой частью японского общества благородная цель все еще не достигнута. Выходцы из «бураку» по-прежнему подвергаются дискриминации, а в общей массе японцев все еще существуют предрассудки и всякого рода предубеждения против потомков парий. При вступлении в брак японцы в обход закона о равноправии по-прежнему стремятся «обезопасить себя» от потомков «буракумин»: нередко интересы клана, как и в старые времена, ставятся ими выше интересов любящих, поэтому при заключении брака в первую очередь требуется обмен полной информацией о всех буквально сторонах жизни и состояния обеих вступающих в родственные отношения семей.
Не менее пристальному изучению потомки «бураку-минов» подвергаются и при поступлении па работу. Несколько лет назад в японской прессе много писали о нашумевшем деле одного частного детектива, который составил целый справочник выходцев из «бураку» и немало заработал, снабжая предпринимателей необходимыми сведениями.
Результаты живучести традиционной психологии налицо. По статистике, до 50 процентов населения некоторых поселков — безработные. Японские коммунисты заявляют: люди «бураку» — это своего рода резервная армия японского пролетариата, необходимая для функционирования капитализма. Практика показывает, что эти трудовые резервы не спешат вводить в действие: монополисты, на все сто процентов солидаризуясь с «мнением общественности» в данном вопросе, предпочитают использовать дешевую рабочую силу стран Юго-Восточной Азии на японских дочерних предприятиях за рубежом, нежели обеспечивать работой нетрудоустроенных, да к тому же по традиции отвергнутых обществом граждан.
По мнению некоторых западных социологов, «бура-кумины» — это не только «экономический резерв» Японии: они приняли на себя роль необходимого в буржуазном обществе «козла отпущения», воплотив в глазах японского мещанина всю ту скверну и порок, откинув которые он как бы получает законное право считать себя «добропорядочным гражданином рангом выше». Думается, однако, что положение представителей национальных меньшинств, прежде всего корейцев и айну, также способствует повышенной оценке своего собственного социального статуса «добропорядочным» японцем...
Много хороших традиций в Японии, бережно сохраняет их народ, справедливо считая, что не может быть будущего без здоровых корней нации. Остракизм — корень недоброкачественный, и если он не способен подорвать здоровье нации в целом, то к отдельным серьезным недугам он неизбежно приводит. Об этом убедительно свидетельствует положение как «неяпонских», так и «нечистых» японцев. Общее число их на сегодня 5 миллионов человек, что составляет около 5 процентов населения страны.