Японцы «на рубежах»
Шрифт:
А вот коренные жители южной Окинавы — рюкюсцы, приезжающие в «собственно Японию» в поисках работы, нередко встречают отказ, когда пытаются получить место в крупных компаниях или на предприятиях.
Совершенно особым в Японии является положение айну — коренного населения самого северного японского острова Хоккайдо, которое насчитывает на сегодня всего лишь около 20 тысяч человек и численность которого продолжает сокращаться.
В конце XIX века японские колонисты, двинувшись на север в поисках новых земель, согнали айну с лучших угодий. Вынужденные перейти к незнакомому для них типу хозяйствования, айну к нашим дням в значительной степени утратили национальную самобытность своей культуры. По происхождению близкие к тунгусам, айну внешне значительно отличаются от японцев, прежде всего густым волосяным покровом. Бороды айну по своей форме напоминают окладистые бороды русских мужиков, женщины-айну, как и многие' другие представительницы
Перестав быть собственно айну, они, однако же, не смогли стать и японцами, поскольку, как уже говори-•’оеЬ1 власти стараются препятствовать «размыванию» японской нации. В настоящее время айну живут на Хоккайдо небольшими компактными деревнями. Представители старшего поколения все еще стараются в домашнем обиходе сохранять свой язык, утварь, некоторые специфические обычаи. По существу же, поселки айну не что иное, как резервации, где туристам охотно показывают национальные костюмы, принадлежностью которых являются отличные от японских сабли; демонстрируют старинные обряды, продают различные изделия народных промыслов, среди которых славятся фигурки медведей и других животных из кости и дерева.
Таким образом, при всей своей однородности население Японии все же разнонациональное. Об этом, правда, не говорится в официальных заявлениях, проповедующих гармонию этнического единства. Ускользающие от слуха проповедников японской «гармонии» нежелательные «диссонансы», видимо, помешали бы ее звучанию в духе пан-японизма. Однако такой политике препятствует существование еще одного, отнюдь не гармонично звучащего аккорда — позорной проблемы так называемых «буракумин».
В 1963 году по ложному обвинению в тяжком преступлении в городе Саяма префектуры Сайтами к пожизненному заключению был приговорен Кадзуо Исикава. С тех пор группа прогрессивных адвокатов-защитников неустанно ведет борьбу за освобождение Исикава. Тем не менее вот уже почти двадцать лет Исикава продолжает расплачиваться за непойманного убийцу, поскольку, не найдя виновного, правосудие японского капитализма обрушилось на традиционную для Японии жертву — «буракумин»...
Помимо национальных меньшинств, в Японии существует особая социальная группа японцев, которая вследствие исторически сложившейся традиционной дискриминации все еще поставлена вне общества. По статистике к этой группе изгоев относятся каждые трое из ста японцев. В лучшем случае этих людей, получивших название «жители поселков» — «буракумин», просто не замечают, в худшем — не принимают на работу, отказывают в праве вступать в брак с «полноценными» японцами.
Так кто же эти «неприкасаемые», живущие в высокоразвитой, справедливо гордящейся многими хорошими традициями стране — стране, которая, выдвигая амбициозные программы, готовится переступить порог XXI века?!
По внешним признакам, речи, уровню культуры эти люди могут и не выделяться из общей массы, а в некоторых случаях и превосходить ее. Но дело в том, что они не такие, как все. В народе их так и называют: «тигау хито» — «отличные от остальных». А ведь в Японии уже само по себе клеймо «отличен» приговаривает человека к изоляции, столь сильны еще в японском обществе традиции остракизма.
Остракизм всегда был и остается главным средством социального контроля в Японии. Широко известно, что корни японской социальной психологии уходят в традиционную деревенскую общину. Солидарность укреплялась совместной работой, постепенно формируя традиции, специфику человеческих отношений. Тот, кто не подчинялся нередко безжалостным к отдельному человеку принципам такой солидарности, без сожаления изгонялся. Недаром в японской деревне самой суровой мерой наказания считался бойкот. То же было и в городах, даже в -столице: политически нежелательных предпочитали высылать на какой-нибудь одинокий остров. Отсюда по-японски «изгнание», «ссылка» — «симанага-си», что буквально означает—«высылка на остров». И в наши дни эта недобрая традиция дает о себе знать — недаром наиболее строгим наказанием детей в японских семьях считается изоляция в закрытой, темной комнате.
Многовековой опыт не прошел даром: сейчас о японцах говорят, что они в отличие от «эгоистичных» западноевропейцев и особенно американцев «социоцеит-ричны», иными словами — проявляют готовность в первую очередь учитывать интересы той группы, к которой принадлежат, даже если это противоречит их собственным наклонностям и интересам. Порою издержками такой готовности становится подавление творческой инициативы, что нередко оборачивается личной трагедией человека. Однако если единичные жертвы еще как-то можно оправдывать интересами группы, то другому следствию традиций остракизма — существованию «бу-ракумин» — вряд ли найдешь оправдание.
Те из советских читателей, кто знаком с современной японской литературой, услышав: «жители
Поклонение животным, вера в существование души предшествовали религиям всех народов. Это явление стало исчезать по мере формирования таких развитых учений, как христианство, ислам, отчасти буддизм. Однако трудно себе представить, сколь глубоко было воздействие подобных представлений на японца, хотя, возможно, далеко не каждый японец в наши дни сознается в этом даже самому себе.
Японцы никогда не занимались скотоводством в широком масштабе: в стране нет обширных пастбищ, которые можно было бы использовать для этих целей, 85 процентов территории страны — покрытые лесами невысокие горы. Небольшие же по площади долины традиционно использовались для жилья и возделывания сельскохозяйственных культур. Поэтому в отличие от многих других народов древние японцы были лишены условий, способствовавших естественному переходу от охоты к.скотоводству.
К тому же зародившаяся в Японии религия синтоизма, в основе которой лежит культ природы и предков, свои основные философские концепции связывает со светом, солнцем, жизнью, отвергая как «нечистое» — гибель? болезни, кровь, будь то гибель растений, кровь животных или болезнь людей.
Начиная с VI века в Японию начал проникать буддизм, который наряду с синтоизмом стал второй национальной религией японцев. Философские доктрины буддизма проповедуют сострадание ко всему живому, абсолютно отрицая жестокое обращение с животными, запрещая их убивать. Вплоть до 1868 года, когда Япония открыла себя западному миру, в стране официально запрещалось есть красное мясо, в крайнем случае допускалось употреблять в пищу лишь мясо птицы. Однако жизнь требовала обработки земли и, значит, использования быков в качестве тягловой силы; бесконечные внутренние войны между кланами и родами требовали содержания лошадей. Кожа животных также являлась необходимым сырьем для военного и других видов снаряжений. Общество нуждалось в ремеслах, связанных с обработкой и выделыванием кожи. Те, кто стал всем этим заниматься, обеспечив Японии новый этап общественного развития, получил название «эта». С тех пор это слово стало обозначать касту японских «неприкасаемых».
«Эта» презирали не только за то, что их занятие было связано с убийством животных, с кровью и нечистотами: они не были земледельцами, а именно земледельцы, и прежде всего те из них, кто выращивал главное богатство, золотую монету страны — рис, наиболее почитались, составляя основу японского общества. Если для японца символом «эта» стала кровь и смерть, то символом земледельца является жизнь и вода.
Рис всегда был главным продуктом питания в Японии. Он также являлся и является важным элементом в товарно-денежном обращении. Именно на базе рисоводства Япония в прошлом создала свою государственную сельскохозяйственную структуру. Рисоводство и сейчас продолжает оставаться не только важной отраслью сельского хозяйства, но играет значительную роль во всей экономической и даже политической жизни страны.