Японцы «на рубежах»

Дунаев Владислав

«Групповая психология» непосредственно связана с феодальной политикой создания кланов. По мнению некоторых японских социологов, Япония до сих пор в значительной степени продолжает оставаться клановым обществом. При этом японцы определяют клан как группу, все члены которой верят в существование общих предков. Строгое следование принципу «одного, предмета поклонения» в условиях дробления общества па кланы значительно облегчало правящей верхушке Японии вплоть до революции Мэйдзи (а во многих аспектах вплоть до 1945 года) «поддерживать порядок».

В последние, годы, когда контакты японцев с представителями других народов приобрели широкие мас-- штабы, сами японцы все чаще стали обращаться к оценке своего национального характера. И это вполне понятно. Совершив скачок в разряд ведущих экономиче-i ских держав, японцы естественным образом привлекли • к себе пристальное внимание и, сопоставляя

различные мнения, сами по-иному взглянули на себя. На этом фоне и появился Кларк со своей теорией. Да и не только он один. Дело в том, что в фокусе буржуазных исследований в первую очередь оказались общественные отношения, построенные якобы на отсутствии конфликтов, на «гармонии». Нетрудно догадаться, что из этого напрашивается вывод о принципиальной возможности «гармоничного» развития буржуазного общества с учетом «японского опыта». Успехи Японии в области экономики, способность быстро и эффективно использовать в производстве новейшие достижения науки и техники, умение с выгодой для себя улавливать конъюнктуру мировых рынков — все это дало повод буржуазным социологам Запада говорить о так называемой «уникальности» японцев, сердцевиной которой якобы является их «неидеологичность». В этом и состоит суть многочисленных концепций новомодного «японнзма».

Подобная постановка вопроса вызвала резкий отпор в самой Японии. Серьезные ученые не случайно уловили в ней опасную попытку противопоставить японскую нацию другим народам. Опыт каждого народа заключает в себе ценное зерно, и японцы не исключение: об этом свидетельствуют их трудолюбие, умение кооперироваться и с полной отдачей работать сообща. Однако все это отнюдь не заслуга неких специфических общественных отношений в условиях японского государственно-монополистического капитализма: такое умение японская нация выстрадала на протяжении многих сотен лет и в основном сохранила до сего времени.

Корни культуры быта и труда японцев уходят в глубь веков и в первую очередь связаны с культурой рисоводства. Посадка, уход, сбор риса эффективны лишь при участии в работах не менее 20 человек. Одна семья была не в состоянии вырастить количество риса, достаточное для того, чтобы прокормиться и, значит, выжить. Зато совместная дружная работа многих семей обеспечивала достаток и даже излишки зерна. Таким образом, рисоводство испокон веков сплачивало людей.

Горный ландшафт Японии вынуждал селиться отдельными, небольшими, прижатыми к подножью деревнями. Тесно сгруппированные домики строились из легкого материала с таким расчетом, чтобы при частых землетрясениях их обитатели не были раздавлены, а после общими усилиями всех соседей строения можно было бы тотчас восстановить.

Вплоть до 1868 года феодалы старались не допускать ухода крестьян в другие владения, боясь, что соседи соберут у себя больше людей, произведут излишки риса и, следовательно, смогут содержать большее войско. (Примечательно, что и революция Мэйдзи, и отмена крепостного права на Руси пришлись на одно и то же десятилетие прошлого века — свидетельство того, что Россия и Япония, можно сказать, почти одновременно стали подтягиваться к западноевропейским странам, решая каждая по-своему вопросы общественных отношений и развития производительных сил). По этой же причине вплоть до XIX века в Японии старались не возводить мостов через реки и потоки, так как это облегчало бы сообщение между деревнями. Все это и определило стиль жизни нации на века: из года в год, в одной и той же деревне, дверь в дверь с одними и теми же соседями. Теснота, обусловленная небольшими по площади равнинами, полностью исключала уединение. Японец с древних времен привык быть на людях, составляя часть неизменной общности — соседства, подчинять его интересам свою собственную жизнь. И до сего времени один из основных принципов отношений в японском обществе гласит: личность во внимание не принимается.

Конечно, к нашему времени и личность и общество в Японии претерпели значительные изменения, особенно если вспомнить время, когда развивающийся и крепнувший японский капитализм активно использовал идеологическую надстройку общества, готовя народ к тому самому периоду «межнациональных войн», о которых говорит Кларк, а по существу — к эпохе агрессии и территориальных захватов.

Могло ли все это пройти бесследно для идеологического настроя общества, могло ли не затронуть духа нации?!

В последнее время, когда прогрессивные силы Японии заявляют о нравственном кризисе в стране, такие идеологи буржуазного мира, как Кларк, особых тревог не испытывают. Наоборот, тот же Кларк полагает, что японскому обществу при его склонности к коллективизму следует обеспечить несколько большее развитие индивидуализма. Правда, Кларк торопливо оговаривается:

воспитывая в японцах индивидуализм, не следует увлекаться, учитывая печальный опыт западных стран и в первую очередь США, где, как известно, мнения, сами по-иному взглянули на себя. На этом фоне и появился Кларк со своей теорией. Да и не только он один. Дело в том, что в фокусе буржуазных исследований в первую очередь оказались общественные отношения, построенные якобы на отсутствии конфликтов, на «гармонии». Нетрудно догадаться, что из этого напрашивается вывод о принципиальной возможности «гармоничного» развития буржуазного общества с учетом «японского опыта». Успехи Японии в области экономики, способность быстро и эффективно использовать в производстве новейшие достижения науки и техники, умение с выгодой для себя улавливать конъюнктуру мировых рынков — все это дало повод буржуазным социологам Запада говорить о так называемой «уникальности» японцев, сердцевиной которой якобы является их «неидеологпчность». В этом и состоит суть многочисленных концепций новомодного «японизма».

Подобная постановка вопроса вызвала резкий отпор в самой Японии. Серьезные ученые не случайно уловили в ней опасную попытку противопоставить японскую нацию другим народам. Опыт каждого народа заключает в себе ценное зерно, и японцы не исключение: об этом свидетельствуют их трудолюбие, умение кооперироваться и с полной отдачей работать сообща. Однако все это отнюдь не заслуга неких специфических общественных отношений в условиях японского государственно-монополистического капитализма: такое умение японская нация выстрадала на протяжении многих сотен лет и в основном сохранила до сего времени.

Корни культуры быта и труда японцев уходят в глубь веков и в первую очередь связаны с культурой рисоводства. Посадка, уход, сбор риса эффективны лишь при участии в работах не менее 20 человек. Одна семья была не в состоянии вырастить количество риса, достаточное для того, чтобы прокормиться и, значит, выжить. Зато совместная дружная работа многих семей обеспечивала достаток и даже излишки зерна. Таким образом, рисоводство испокон веков сплачивало людей.

Горный ландшафт Японии вынуждал селиться отдельными, небольшими, прижатыми к подножью деревнями. Тесно сгруппированные домики строились из легкого материала с таким расчетом, чтобы при частых землетрясениях их обитатели не были раздавлены, а после общими усилиями всех соседей строения можно было бы тотчас восстановить.

Вплоть до 1868 года феодалы старались не допускать ухода крестьян в другие владения, боясь, что соседи соберут у себя больше людей, произведут излишки риса и, следовательно, смогут содержать большее войско. (Примечательно, что и революция Мэйдзи, и отмена крепостного права на Руси пришлись на одно и то же десятилетие прошлого века — свидетельство того, что Россия и Япония, можно сказать, почти одновременно стали подтягиваться к западноевропейским странам, решая каждая по-своему вопросы общественных отношений и развития производительных сил). По этой же причине вплоть до XIX века в Японии старались не возводить мостов через реки и потоки, так как это облегчало бы сообщение между деревнями. Все это и определило стиль жизни нации на века: из года в год, в одной и той же деревне, дверь в дверь с одними и теми же соседями. Теснота, обусловленная небольшими по площади равнинами, полностью исключала уединение. Японец с древних времен привык быть на людях, составляя часть неизменной общности — соседства, подчинять его интересам свою собственную жизнь. И до сего времени один из основных принципов отношений в японском обществе гласит: личность во внимание не принимается.

Конечно, к нашему времени и личность и общество в Японии претерпели значительные изменения, особенно если вспомнить время, когда развивающийся и крепнувший японский капитализм активно использовал идеологическую надстройку общества, готовя народ к тому самому периоду «межнациональных войн», о которых говорит Кларк, а по существу — к эпохе агрессии и территориальных захватов.

Могло ли все это пройти бесследно для идеологического настроя общества, могло ли не затронуть духа нации?!

В последнее время, когда прогрессивные силы Японии заявляют о нравственном кризисе в стране, такие идеологи буржуазного мира, как Кларк, особых тревог не испытывают. Наоборот, тот же Кларк полагает, что японскому обществу при его склонности к коллективизму следует обеспечить несколько большее развитие индивидуализма. Правда, Кларк торопливо оговаривается: воспитывая в японцах индивидуализм, не следует увлекаться, учитывая печальный опыт западных стран и в первую очередь США, где, как известно, бурный расцвет «индивидуальности» в числе прочих результатов вывел американцев на одно из первых мест в мире по количеству совершаемых преступлений.