Японцы «на рубежах»
Шрифт:
"УНИКАЛЬНЫЕ ЯПОНЦЫ"?
При массовых опросах в буржуазном обществе нередко спрашивают: в какой стране вам больше всего хотелось бы жить? Вот как прозвучало в этой связи заявление известного ориенто-лога Грегори Кларка: «Из всех стран мира я предпочел бы жить в Японии». Это было сказано в беседе с японским издателем С. Ямамото по поводу выхода книги Кларка «Японцы: источник их уникальности». Можно было бы и не заострять внимания на легковесном интервью буржуазного ученого, хорошо знающего падкую на всякого рода сенсации
Кларк — австралиец.
Более десяти лет живет в Японии, но много путешествует. При этом, как он любит повторять, стоит ему на короткое время покинуть Японию и очутиться в какой-либо другой стране, будь то на Западе или на Востоке, как Кларк ощущает, что «попадает в общество привычных представлений». Излишне объяснять, что «привычное» для Кларка означает западноевропейское. Он так и говорит — общество европейского образца, европейского мышления. И напротив, возвращаясь в Японию, Кларк, по его словам, вновь проникается ощущением чего-то необычного — атмосферой «абсолютно иного, уникального мира».
Рассуждая о причинах «уникальности» японцев, Кларк первоначально выдвинул предположение, что в истории Японии должно было произойти чрезвычайно важное событие, подобного которому не знала история европейских народов. Именно это событие, дескать, легло в основу формирования японцев как нации, сделав их столь отличными от всех других. Однако сравнительный анализ исторических вех в развитии народов не обнаружил такого события в истории Японии, исключая разве «закрытие» страны для внешнего мира более чем на двести лет. Тогда Кларк пошел по другому пути. Используя прием доказательства от противного, он выдвинул гипотезу: в истории Японии ничего особенного не происходило. Напротив, своего рода «отклонение» следует искать в истории' Европы. «Уникальны» поэтому не японцы, а европейцы. В данном случае для Кларка «уникальны» означает «противоестественны». «Отклонением» в истории европейских народов, с точки зрения Кларка, явились «межнациональные войны». Это они якобы сделали все европейские народы нетерпимыми друг к другу, «противоестественно идеологичными», что отличает их от японцев. Япония вплоть до новейшего времени не знала межнациональных войн, поэтому японцы, в представлении автора выпущенной книги, «чужды всякой идеологии». ?
По Кларку, всякое человеческое общество руководствуется определенными принципами (и здесь с ним можно согласиться). Отличие японского общества от европейского состоит в том, что европейцы опираются на идеологические принципы, а японцы — якобы на принципы «чуждой идеологии морали, чувства долга и сочувствия человеку», что объясняется «неидеологич-ностью», «неинтеллектуальностью» и «чистой эмоциональностью» японской нации. С точки зрения Кларка, «именно эмоциональность лежит в основе более высокого развития японского общества по сравнению с европейским, так как смена эмоций происходит гораздо легче, чем переход от одной идеи к другой».
Прямо скажем, концепция Кларка не нова. Более того — она чрезвычайно широко распространена в современном буржуазном обществе, защитники которого, отстаивая «идеалы и ценности» капитализма, все чаще возлагают надежды на «деидеологизацию». Но, возможно, Кларку действительно удалось открыть не тронутый идеологией «первозданный» оазис в мире XX века, на первый взгляд тщательно сокрытый за сугубо типичными проявлениями капиталистической системы, к тому же в наиболее развитых ее формах? Достаточно этот вопрос поставить, чтобы понять: открытие Кларка существует лишь в его воображении. При всем своем преклонении перед японцами Кларк упрощает их духовный мир, обедняет историю и культуру Японии, дает сугубо искаженное представление о японской нации в целом. Ведь именно идеология во все периоды развития цивилизации составляла и составляет основу духовной жизни (Того или иного общества. И японцы здесь отнюдь не исключение. Недаром редакция журнала «Сюкан Асахи» предпослала записи беседы Кларка с Ямамото едкий подзаголовок — «Уникальная концепция» японской нации».
Японские историки отмечают, что па протяжении веков Япония имела две основные системы
...Среди кварталов японских городов легко узнать здания учебных заведений — будь то школа или вуз. Они отличаются своей, как правило, стандартно-унылой архитектурой, определенными контурами плацев, выделенных для общих сборов и занятий физкультурой, а также несмолкающим гулом детских и юношеских голосов. Пожалуй, ничто другое не поможет столь ярко представить картину предвоенной Японии, как сероватые, чем-то напоминающие казарму старые школьные здания. И если прийти сюда не в перемену, когда игры и смех школьников никак не позволяют забыть сегодняшний день, то, на'секунду закрыв глаза, можно без труда увидеть пасмурный плац, ровные шеренги юношей и девушек, громко чеканящих слова «Заветов»: «К отцу и матери — сыновнее почтение, с братьями — дружба, с друзьями — доверие, между супругами — мир... Неизменно .. следовать законам государства и установкам правительства, в чрезвычайной обстановке на деле доказать беззаветную преданность императору и его роду, почитая за счастье отдать за них свою жизнь...»
Верноподданнический кодекс японца своими корнями уходил в эпоху феодализма. С наступлением нового времени —- после незавершенной буржуазной революции 1867—1868 годов, вошедшей в историю Японии под названием «реставрация Мэйдзи»,— сменились лишь объекты поклонения: военная верхушка сёгунат вновь уступила место императорскому роду. Вплоть до 1945 года господствующие классы всячески препятствовали распространению ценностных представлений европейского толка, в том числе идей христианских учений, поскольку они мешали сохранению идеологии японизма, наиболее отвечающей интересам правящей верхушки. Продолжалось своего рода «закрытие» страны. Какая же это «неидеологичность»?! Напротив: история Японии дает нам пример засилья феодальной идеологии, способности правящих классов добиться абсолютной власти не только над жизнью людей, но и над их умами и душами.
«Эмоциональность», «неидеологичность» — все это призвано скрыть простую и горькую истину: правящим кругам Японии, ее господствующим классам действительно удалось в течение многих веков держать народ в подчинении, в идеологическом рабстве, добиваться
слепого повиновения своим эксплуататорам. В частности, одной из причин гонения на христианство в Японии было нежелание правящих сил страны допустить свободное обращение каждого к богу, что разрешает V христианская религия. Феодальная же власть в Японии в целях поддержания порядка навела в этом вопросе известные строгости: непосредственно к богу мог обращаться только сам император — «потомок бога». Феодалы поклонялись императору, вассалы — феодалам, внутри семьи все поклонялись родителям (в том числе умершим — культ предков). Триста лет назад в своих «Европейских записках» известный японский философ и политик Араи так рассуждал по этому поводу: «Если в семье может быть два объекта поклонения, то в государстве могут быть два императора, а это не способствует поддержанию порядка».
Наряду с «эмоциональностью» японцев и в тесной связи с нею Кларк указывает еще один признак, с его точки зрения, наиболее ярко характеризующий японцев,— «принцип коллективизма» (видимо, имеется в виду «групповая психология»). Кларк умалчивает, что «групповая психология» явилась естественным результатом действия не только природных условий (тайфуны, цунами, землетрясения и возникающие при этом пожары, что само по себе требует взаимопомощи, спайки людей, живущих по соседству), но также исторических особенностей — многовекового гнета феодалов.