Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Воробьёв Михаил Васильевич

Другой китайский источник отличает Японию (Эрбянь) от Ва, говоря, что Япония первоначально была маленькой страной, но потом заняла земли Ва. Правда, эти сведения поздние (VII в.), но они предшествуют составлению официозных «Нихонги». И в то время как последняя отстаивает местное происхождение царской династии, первые указывали на ее иноземные корни.

В «Нихонги» содержится любопытное сообщение об охоте на оленей, в которой в 611 г. участвовала царица [Nihongi, XXII, 24]. Охотились в охотничьих угодьях в определенное время на оленей ради рогов-пантов, обладавших целебными свойствами. Она неоднократно упоминается в «Манъёсю» [Sugiyama, 1971]. Но кроме этой практической цели существовал еще и аспект ритуальный, уходящий корнями в идеологию северных кочевников, которые через Китай и Корею добрались до архипелага. В «Самкук саги» описывается

весенняя охота на оленей на холмах Лолана. Король со свитой убили оленей и кабанов и принесли их в жертву богам неба, гор и рек. Среди петроглифов Северной Азии можно встретить изображение оленя, а «олень — золотые рога» стал символом солнца, бессмертия, вечного счастья. Большие рога благородного оленя — это панты, содержащие тоническое средство, которое всегда отождествлялось с бессмертием и счастьем. Такое же значение, по-видимому, имели золотые короны — Силлы и бронзовая корона из кургана Фунаяма у Эда на Кюсю с украшениями в виде рогов.

Гипотеза о воинственных кочевниках из Азии, ставших господами над «мирным и религиозным» народом, покоится, как утверждают сторонники этой концепции, на дуалистическом характере древнеяпонской мифологии, религии, общественной структуры, обычаев.

Итак, по мысли Эгами Намио, процесс образования японского народа, безусловно, происходил уже в период яёи, когда разведение риса стало основой японского хозяйства, и до нашей эры; уже тогда появился японский язык. Формирование японской народности в экономическом отношении обязано тому обстоятельству, что аборигены Центрального и Южного Китая занесли в Японию культуру поливного риса. Сам народ открыл культурное общение между Японией, с одной стороны, и Маньчжурией и Северным Китаем — с другой (через Корею). Культура металла маньчжурского и корейского происхождения была занесена в Японию, а кровь их носителей смещалась с кровью населения Западной Японии. По Эгами, по археологическим, этнографическим и историческим данным происхождение японского народа и государства предстает в следующем свете. Режим в Ямато был создан наездниками Восточной Маньчжурии одинакового происхождения с пуё и когурё. Эти наездники первоначально двигались на юг со своей родины и завоевали Южную Корею. После краха их завоевания им пришлось затвориться в Мимана, откуда они двинулись на Северное Кюсю примерно в первой половине IV в., в правление Мимаки-ири хико (Судзина). В конце IV или в начале V в. при Одзине они настолько усилились, что смогли вернуть господство над Южной Кореей, перенести политический центр в Кинай, основать там режим Ямато и перейти к объединению страны.

Если отвлечься от сильного крена в сторону признания новой миграции творцом перечисленных событий, то сама характеристика этнической истории Японии этого времени находит подтверждение в трудах советских ученых. «Очевидно, ко времени сложения государства Ямато следует отнести формирование японской народности. В аспекте этнической истории это означало завершение в Центральной и Южной Японии процесса смешения различных по происхождению групп в единое этническое образование, начавшегося еще в последних веках до нашей эры» [Левин, 1971, с. 186].

Переселение китайцев и корейцев

Тем не менее и после этого ход этнической истории населения архипелага оставался достаточно напряженным и проходил под заметным воздействием миграции и диффузии. В IV–VII вв. в страну мигрировали значительные массы обитателей Кореи и Китая, причем мы знаем даже приблизительное время прибытия отдельных партий, их примерную численность и расселение по стране. В предварительном плане можно сказать, что эта миграция сыграла существенную роль в окончательном складывании этнического облика японцев. Значение диффузии континентальной культуры, «вязанной с этой миграцией, представляется еще более важным. Поскольку она как лак легла на всю японскую основу, создалось впечатление о ее всепроникающем и решающем влиянии [Saito, J 969; Mun Sa Wi, 1971].

Судя по летописи «Нихонги», большие группы китайцев из префектур Лолан и Дайфан (Корея), переселившиеся в Японию, состояли из циньцев (или хата) во главе с Гун Юэцзюнем и ханьцев (или ая) во главе с Атики (кор. А Чжики). Первые появились в Японии около 14 г. правления Одзина (283 г.?), вторые — в 20 г. (289 г.?). О действительной, хотя бы приблизительной дате приезда можно лишь догадываться по косвенным данным. По «Кодзики», Атики привез в подарок железный меч с семью отростками. Похожий меч сохранился, на нем есть датирующая надпись — 369 г. Поэтому предполагают, что оба персонажа прибыли между 370–375 гг. [ср. Kojiki, II, 104—7].

С

одной из первых партий ханьцев прибыл и знаменитый Вани (кор. Ван Ин); о дате его приезда много писали, и в конце концов она тоже отнесена к IV в. Напомним, что это время ознаменовалось на Корейском полуострове крахом китайских префектур, а это должно было вызвать перемещение колонистов.

Названия «ая» и «хата» как родовые фамилии иммигрантов в первом поколении упоминаются уже в V в. при награждении званиями представителей их высшего слоя [Lewin, 1962]. Ая — одно из чтений (ая, ая-но атаби, аябэ) в древнеяпонском произношении двух иероглифов, которые буквально значат «люди хань, ханьцы». Хата-одно из званий (кабанэ), жалуемых иммигрантам; для его написания использован китайский знак, определяющий династию Цинь; отсюда — «циньцы».

В подсчетах числа иммигрантов в протоисторические и исторические эпохи в Японии авторы не сходятся. Но известно, что в 14 и 16 гг. правления Одзина пришелец Гун Юецзюнь явился во главе населения 120 уездов. При Нинтоку бьгао расселено население 127 уездов Цинь. Но в Лолане при Ранней Хань числилось лишь 25 уездов: похоже, «сотня» подставлена ошибочно и перед цифрой следует поставить предлог «из».

Ханьцы происходили из 17 уездов, сперва они прибыли в Дайфан, а после упразднения последнего — в Японию. Число тех и других, по поздним источникам, колебалось между несколькими сотнями и несколькими тысячами. По главе о Юряку (вторая половина V в.) в «Нихонги» и по «Новому реестру кланов и фамилий» («Синсэн сёдзи року»), насчитывалось 92 корпорации (бэ) циньцев-иммигрантов и в них числилось 18 670 человек; при вступлении на престол Киммэя (вторая половина VI в.) циньцев оказалось 7053 двора. По утверждению некоторых исследователей, это составляло 3 % всего податного населения [Aoki, 1974, с. 71]. Сведения о ханьцах менее определенны: в «Дополнениях к сказаниям о старине» («Кого сюи») утверждается, что их считали десятками тысяч.

По аналогии с современными демографическими данными, в эпоху яёи на островах могло жить что-то около миллиона человек, в начале VII в. — миллионов пять японцев, в середине VIII в. — до 8,5 млн.

Иноземцы прибывали в Японию через Корейский полуостров тремя волнами: 1) IV — начало V в.; 2) вторая половина VI — начало VII в.; 3) 60-е годы VII в. — VIII в. [Lewin, 1962, с. 190–193; Рак Siin, 1972]. Всех иммигрантов селили компактными группами в строго определенных районах."

С V в. ая особенно густо расселялись на Хонсю по побережью Внутреннего Японского моря, вблизи тех мест (Нагато, Ямато), где размещались царские ставки. Поселения ая (ямато-но ая) кроме клана Сака-но-э находились в провинциях Ямато, Кавати. Хата придерживались той же тенденции: жить вблизи ставок «царя» — и поселились в основном в провинциях Ямасиро, Сэтцу, Кавати. Материал о поселениях потомков «ханьцев» относится к VII–X вв. К этому времени обозначения Аяхито, Аябэ, Аяхитобэ утратили свою характерную социальную функцию и превратились в простые фамилии. Внезапное появление этих фамилий в разных провинциях дает право на предположение, что эти фамилии или группы фамилий есть результат смешения аборигенов с потомками пришельцев. Это можно подтвердить на примере провинций Ямато и Кавати, находящихся на восточной оконечности Внутреннего Японского моря.

С V в. хата заселяли побережье Внутреннего Японского моря, восточное побережье Кюсю, западное побережье Сикоку, южное побережье Хонсю. Затем — они переселились в провинции Бидзэн, Сацума, Сэтцу, Кавати, Танива, Ямато, Ямасиро и далее в Тика- цуоми, Мино.

Китайский посол, сопровождавший японского к себе на родину в Китай в 608 г., упоминает некую страну Суво [Japan…, 1951, с. 32], «чьи люди похожи на китайцев». Возможно, речь идет о стране Хата.

Появление корейских военнопленных и китайских иммигрантов на островах способствовало консолидации централизованного режима, который противостоял эмиси, владевшим севером Хонсю. Эти иммигранты отнюдь не оказались в положении изолированного меньшинства. Они стали частью господствующей в Японии социальной структуры. Обе группы (ая и хата) расслаивались, с одной стороны, на ряд более мелких привилегированных, управленческих прослоек, а с другой — на массу рядовых, которые еще раньше в корейских поселениях находились в подчинении у своих вождей. В процессе натурализации обе группы, каждая по-своему, прошли путь развития, который отличался значительными особенностями, оказавшими влияние на окончательный их социальный состав [Soong Yiie-lun, 1971; Imai, 1967].