Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Воробьёв Михаил Васильевич

Ученые Западной Европы и США также приняли участие в источниковедческой работе. Необходимо отметить переиздание перевода «Нихонги», сделанного В. Г. Астоном, и перевода «Кого сюи», выполненного Като Гэнти и Хосино Хикосиро, а также появление новых переводов «Кодзики» и «норито» — плод труда Д. Филиппи. Существенное значение имеет издание переводов Цунода Рюсаку разделов, посвященных японцам, из китайских летописей. Все работы, о которых шла речь, выполнены на английском языке. Эти важные источники стали доступны научной общественности.

Собственно источниковедческая работа представлена монографией Дж. Юна, охватывающей не только китайские источники, но и важнейшую литературу по Ематай [Young, 1958]; работой П. Уилера, в которой наряду с глубоким исследованием японской мифологии содержится история создания «Кодзики», оценка различных списков [Wheeler, 1952]; сборниками, в которых «Нихонги» и другие источники подвергаются специальному анализу [Robinson, 1966; Sources…, 1965], а также предисловиями и комментариями к упомянутым переводам источников.

Два издания естественно-географических и этнографических описаний «фудоки» с переводом их на русский язык и с комментариями вводят в русское и мировое востоковедение источники

первостепенного значения для понимания древней культуры страны (перевод и комментарии К. А. Попова). Перевод этих источников тем более важен, что остается до сей поры единственным переводом на европейский язык (Древние фудоки, 1969; Идзумо фудоки, 1966). Важными достижениями востоковедов СССР являются: издание переводов глав, посвященных восточным иноземцам, из двух китайских летописей, «Вэй чжи» и «Цзинь шу», никогда раньше не переводившихся на русский язык, а также исправлений переводов Н. Я. Бичурина из других китайских летописей [Кюнер, 1961]; выход в свет на русском языке т. I «С'амкук саги», вообще никогда на европейские языки не переводившихся [Ким Бусик, 1959); переиздание знаменитого сборника переводов из китайских летописей Н. Я. Бичурина [Бичурин, 1950].

В источниковедческом плане японоведов СССР в последние годы привлекали «Кодзики» [Пинус, 1973; Черевко, 1977, 1973] и в меньшей мере другие источники по древней и средневековой Японии [Конрад, 1974 (I); 1974 (II)].

В последние десятилетия отмечалась активная и успешная разработка учеными ряда стран источников, связанных с проблемой Ематай ^[5] . Исследования китайских источников, содержащих сведения о Ематай, проводятся по-новому (см., например, [Young, 1958]), с широкими историческими, этнографическими и археологическими экскурсами в японский, корейский, китайский, тихоокеанский материал. Выяснено сложное наслоение различных исторических версий, первоисточников и фактов в китайских летописях, создающих запутанную картину. Указанный раздел о вожэнь (вадзин) в «Вэй чжи» составлен около 297 г. разными путями и по различным источникам. В нем использованы доклады и личные заметки послов, ездивших на острова, донесения наместников из китайского владения в Северной Корее — Лолана, отрывки из ранних исторических сочинений (например, «Вэй ле») и даже фрагменты других глав этой же летописи. В результате получился сложный конгломерат, отдельные сведения которого ставят в тупик исследователей.

5

⁵Разные авторы по-разному читают иероглифы, входящие в название этой страны: Ематай, Яматай. В последнем случае принимается современное «онное» чтение иероглифов, заманчивое своим сходством с «Ямато», в первом — старое, восстанавливаемое новейшими словарями. Есть и другие чтения, менее популярные. Некоторые отмечают, что последний знак («тай») появился в сравнительно недавних изданиях источников, а до этого вместо него использовался знак «и» («ви»), и предлагают прочтение Ямави [Furuta, 1969]. Другие этот последний знак считают позднейшей добавкой, а два первых читают «сама» (шаман) [Kim Jae Bung, 1970]. Хотя японские, а вслед за ними и другие ученые предпочитают современное чтение иероглифов названия (Яматай), мы остановились на древнем чтении знаков, предлагаемом словарем Б. Карлгрена (В.Каг1gren. Analitic Dictionary of Chinese and Sino Japanese. P. 1923) и принятое Н. Я. Бичуриным и Н. В. Кюнером. Выбор системы транскрипции, когда речь идет о корейских или японских топонимах и этнонимах в китайских источниках, не прост. Названия самих этих источников или их глав (глава о вожэнь в «Вэй чжи») мы передаем в оригинальном звучании, т. е. на языке источника. В таком же звучании мы употребляем те топонимы (Лолан, Дайфан) и этнонимы (сяньби), которые либо более тесно связаны китайской историей, либо известны в китайской транскрипции в современной литературе. В других мы отдаем предпочтение местному, национальному звучанию: Когурё вместо Гаогюйли, ва вместо во и т. д. В транскрипции названий владений круга Ематай мы иногда делаем уступки широко принятому в Японии чтению, отклоняющемуся от стандарта: Цусима вместо Тайма или Цуйма — по современному названию острова, На вместо Ну — по древнему, а не современному чтению знака, Куна вместо Куну — под влиянием отождествления этого названия с древним японским топонимом.

Историография

Интернациональная историография этнической, социально-экономической и культурной истории Японии III–VII вв. весьма обширна и могла бы быть предметом самостоятельного критического исследования. Мы не ставили перед собой такую задачу, а руководствовались желанием дать читателю представление о некоторых важных направлениях и отдельных работах в этой области, характерных для двух-трех последних десятилетий.

Перейдем теперь к рассмотрению важнейших работ по этнической истории [Ethnology in Japan, 1968, с. 9—17; Mizuno, 1968; Japan…, 1970, 1965, с. 119–134; Japon…, 1960]. В этой сфере центральное место занимает концепция Ока Macao. Он выделил пять этнокультурных комплексов: 1) охотничий, предположительно меланезийский (матрилинейное общество, «тайные организации», разведение клубней таро); 2) охотничий аустроазиатский (матрилинейное общество, разведение суходольного риса в горах); 3) охотничий тунгусский (патрилинейное общество, клановая организация хала, суходольное земледелие); 4) рыболовческий аустронезийский (патриархальное общество, возрастные классы, разведение поливного риса); 5) комплекс алтайцев-завоевателей (патриархат, клановая организация, земледелие с применением железных орудий). Он первый привлек внимание к японскому этносу как структурному целому ^[6] . В 1949 г. на симпозиуме «Происхождение японского народа, его культуры и образование японского государства» подведен итог многолетним этногенетическим исследованиям ^[7] . Подтверждены факты многообразия происхождения и техники возделывания поливного риса и тесная связь этих достижений с этнической историей. В конце 50-х годов Оно Сусуму обосновал тесное родство японского и корейского языков, а Идзуи Коноскэ — родственные связи японского и аустронезийских языков, что, естественно, говорит в пользу соответствующих этнических связей ^[8] .

Канасэки Такэо утверждает, что после периода дзёмон (неолит) физический тип японцев мало менялся [Kanaseki, 1966]. Но Исида Эйитиро признает предками современных японцев носителей культуры яёи. Он полагает, что древние японский этнос и культура сложились на рубеже нашей эры [Ishida, 1974].

6

⁶ Oka Masao. The Basic Structure of Japanese Culture. — «Нихон миндзо-кугаку тайкэй». Токио, 1962, № 2.

7

⁷ Oka Masao, Yawata Ichiro, Egami Namio, Ishida Eiichiro. Origin of the Japanese People and Culture and Formation of the Japanese State. — «Minzokugaku kenkyu». Tokyo, 1948, vol. 13, № 3.

8

⁸ H. Izui. Austronesian Elements within the Formation of the Japanese Language. — «Minzokugaku kenkyu». Tokyo, 1953, vol. 17, № 2; С. Оно. Нихонго-но кигэн (Происхождение японского языка). Токио, 1957.

Японские этнологи в последние десятилетия особенно интенсивно разрабатывают южные этногенетические связи японцев. Янагида Кунио утверждает, что о-ва Окинава, в частности о-в Миякодзима, были оплотом предков японцев, которые двигались в поисках земель для расселения и наконец достигли Японии ^[9] . Вакамо ри Таро, изучая татуировку, определил, что народы Юго-Восточной Азии заселили Японию еще до проникновения туда риса ^[10] . С 40-х годов XX в. возросло внимание к западному направлению, приведшее к разработке широкоизвестной теории миграции на Японский архипелаг воинственных кочевников Восточной Азии. Как утверждает Эгами Намио, кочевники прошли через Маньчжурию и Корею, формируя там свои государственные образования, в III–IV вв. вторглись на Японские острова, где и создали правящую династию государства Ямато [Egami, 1964, 1963].

9

⁹ Янагида Кунио. Кайдзо-но мити (Путь по морю). Токио, 1951.

10

¹⁰ Вакамори Таро. Прародина японского народа. — «Нихон миндзокуси». Токио, 1963.

За эти десятилетия подтвердилось, что японская народность сложилась в результате неоднократных смещений в разное время многих этнических пластов самого разного происхождения. Но удельный вес этих пластов, условия, время, когда они появились, еще до конца не выяснены.

Западноевропейская и американская этнография за последние 20 лет сказала не так много нового по вопросам этнической истории древних японцев. Э. Киддер разбирает вопросы этногенеза японцев в связи с появлением культуры раннего металла (яёи) и протоисторической курганной культуры [Kidder, 1959]. Г. Сан- сом много места уделяет разбору миграций и этнических компонентов, составляющих японскую народность, причем особо останавливается на северном направлении [Sansom, 1962]. Большой груд Ш. Агенауэра целиком посвящен этногенезу японцев, но, к сожалению, главным образом на неолитической стадии ^[11] . Причем если Э. Киддер рассматривает проблему с археологических позиций, Г. Сансом — с позиций культурно-исторических, то Ш. Агенауэр привлекает очень широкий круг источников: антропологические, этнографические и — главное — лингвистические.

11

¹¹ Ch. Haguenauer. Origines de la civilisation japonaise. Introduction a l'etude de la prehistoire du Japan. Premiere partie. P., 1956.

Значительные плоды принесло изучение этногенеза японцев в СССР. Первой послевоенной работой явилась статья археолога А. П. Окладникова, к которой приложена обширная библиография, составленная Н. А. Береговой. За ней последовали работы этнографа Н. Н. Чебоксарова и антрополога М. Г. Левина. Результатом их совместного труда явилась интересная обобщающая работа ^[12] . В книге М. Г. Левина, изданной посмертно, освещены основные этапы этнической истории Японии и сложение антропологических типов [Левин, 1971]. В ней широко использованы личные обмеры автора, литературные данные, материалы смежных наук. Этногенезом японцев много "и плодотворно занимался С. А. Арутюнов. Он показал сложное влияние миграций с Корейского полуострова на традиции архипелага [Арутюнов, 1961], создавшее культуру раннего металла. Он и Б. Г. Григоренко обратили внимание на взаимосвязи между Арктикой и Японским архипелагом ^[13] .

12

¹² См.: А. П. Окладников. К вопросу о древнейшем населении Японских островов и его культуре. — «Советская этнография». 1946, № 4; М. Г. Левин, Н. Н. Чебоксаров. Древнее население человечества в Восточной и Юго-Восточной Азии. — «Труды Института этнографии АН СССР». Н. С. Т. 16. М., 1951.

13

¹³ С. А. Арутюнов. Древняя Япония и Арктика. — Материалы Московского отделения РГО: История географических знаний, историческая география, этнография. М., 1969, вып. 3; Б. Г. Григоренко. Древнейшие культуры Японских островов и материк. — Материалы конференции «Этногенез народов Северной Азии». Новосибирск, 1969, вып. 1.

Ликвидация серии политических запретов, существовавших в довоенной и особенно в воюющей Японии, привела наряду с другими причинами к заметному оживлению в области изучения истории Японии, в том числе древней и средневековой [Saeki, 1977; Japan…, 1965; 1970; Japon…, 1960; Takahashi, 1956].

В 23-томной «Истории Японии», выпущенной издательством «Иванами сётэн», суммированы последние достижения японской науки, а разработки выполнены с учетом положений основоположников марксизма-ленинизма [Иванами…, 1962, т. 1–4].