Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Воробьёв Михаил Васильевич

Из работ общего характера для нашей темы представляют несомненный интерес следующие. Дж. В. Холл предложил тонкий анализ наименее ясного вопроса — развития второстепенных, периферийных центров, в частности Киби (в пров. Бидзэн), и взаимоотношений этой периферии с центром, т. е. с Ямато [Hall, 1966]. Не менее важен первый том трехтомной «Истории Японии» Г. Б. Сансома, в котором автор начинает изложение с описания географической и этнической среды и переходит к подробной характеристике режима Ямато, реформ Тайка и т. п. ['Sansom, 1958]. Государственному аппарату Японии, в том числе раннему, посвящена сводка А. Гонтье [Gonthier, 1956]. К редким сравнительно- историческим исследованиям принадлежит труд Ф. Жёна де Лонгре [Joiion de Longrais, 1958]. В нем отдельные темы (поместья, феодализм, социальная структура, брак) рассматриваются на материале Европы и Японии, в том числе и VII в. Одна из последних по времени сводок по истории Японии — университетский курс — стремится выделить вехи в истории страны. Однако это стремление основывается на приверженности к таким традиционным воззрениям, которые давно оставлены в европейско-американской историографии [Seth, 1969].

Р. Дж. Миллер в 1953 г. защитил диссертацию (неопубликованную), посвященную дезинтеграции системы

удзи как социально-политической силы в древней Японии и присвоению верховной власти кланами тэнно (царским) и Сога в ходе военного и экономического развития страны. Новейшая монография этого автора ограничена VII в. и посвящена одной проблеме: клановым званиям — кабанэ [Miller, 1974; ср. Kiley, 1977; Мещеряков, 1978]. Используя приемы графического и частотного анализов, автор выяснил конкретное место носителей различных, званий в японском обществе до и после 645 г. и показал, как эти звания, формально, казалось бы, ставшие после реформ пережитком, были использованы для укрепления нового режима — создания вокруг него слоя вельмож и служилых.

При всей неравномерности изучения японской истории и неравноценности последних изданий европейские и американские востоковеды внесли немалый вклад в разработку сложных проблем древней и раннесредневековой истории Японских островов.

В послевоенный период при обсуждении вопросов древней истории Японии все громче звучит голос корейских историков (см. [Рю Хакку, 1975]). Критической переоценке подвергаются те разделы японской истории, которые связаны с историей Кореи, как-то: корейско-японские отношения, японские походы в Корею, японские «владения» на Корейском полуострове (Мимана). Резкой критике подверглись ряд источников и их интерпретация ^[24] . Утверждают, что эстампажи, сделанные в Корее с погребальной стелы когурёского короля Квангэтхоя-вана еще в прошлом веке и являющиеся важнейшим источником по корейско-японским отношениям в древности, неточны или даже фальсифицированы. А именно эта стела и «Нихонги» создают базу для традиционной японской версии этих отношений [Rih Jin Hi, 1974]. Другие идут дальше, утверждая, что и соответствующие главы «Нихонги» ненадежны, и поскольку корейские и китайские источники молчат о таких заметных событиях, как японские вторжения в Корею в древности, создание японских владений в Корее, то и сами эти события не имели места или даже содержат в себе противоположный смысл. Так, японский миф о «нисхождении» на Японские острова народа тэнсон (букв, «внуков, или потомков Неба») перетолковывается как переселение на архипелаг людей из южнокорейского племенного образования Кара где-то во II–III вв. [Ким Сокхён, 1965], сведения из «Вэй чжи» о сношениях Ематай с хан в Южной Корее объясняются как переселение части ханей в Японию [Лим Чонсан, 1965]. Объявляется позднейшей выдумкой предание о походе японской царицы Дзингу в Силлу [Цой Килсон, 1963]. Некоторые клановые и племенные объединения в Ямато провозглашаются корейскими по происхождению [Ким Сокхён, 1963] или преимущественно пэкчийскими [Лим Чонсан, 1966]. В таком же духе пересматриваются некоторые факты внешнеполитической деятельности японского «регента» Сётоку-тайси [Лим Чонсан, 1967 (I)], реформы Тайка, особенно в части грядущих за ними отношений между Ямато и Пэкче [Лим Чонсан, 1967 (II)].

24

²⁴ См.: Хам Чханчо. Критика фальсифицированных сведений о Корее в учебниках по японской истории. — «Йокса квахак». 1967, № 2; Ли Чилин. По поводу обстоятельств открытия стелы Квангэтхо-вана. — «Йокса квахак». 1959, № 5; Ким Сокхён. О надписи на мече, раскопанном в древнем погребении в Фунэяма в Японии. — «Иокса квахак». 1966, № 2.

Надо сказать, что критические замечания по указанным выше вопросам раздаются не только в КНДР. Именно Ли Чинхи, проживающий в Японии, является застрельщиком широкой дискуссии, развернувшейся в этой стране по вопросу о стеле Квангэтхо-вана. Его критику сделанных японскими офицерами эстампажей поддержали некоторые историки Южной Кореи. Даже в полуофициальной многотомной «Истории Кореи», созданной Сеульским университетом в 1960 г., отмечается, что в традиционной версии проблемы Мимана много неясного [Хан гук са, 1960, с. 378].

Нужно также отметить выход в свет в Пхеньяне монографий, посвященных рассмотрению всего круга проблём, связанных со стелой Квангэтхо-вана (издание включает новую публикацию источника, комментарий и исследование [Пак Сихён, 1966]), с ранними корейско-японскими отношениями [Ким Сокхён, 1966], с категорией зависимого населения Кореи [Лим Консан, 1963].

Японские ученые в массе своей признают обоснованность критического подхода к источникам обеих стран, но категорические выводы корейских коллег считают опрометчивыми, чрезмерными.

Ученые КНР в последние десятилетия обнаружили меньше интереса к проблемам древней истории Японии, чем их корейские коллеги. Это и понятно: в этот период китайская история была менее тесно связана с японской, чем корейская. В нескольких статьях, разбирающих сношения между и Японией в древности, настойчиво подчеркивается дружественный и взаимовыгодный характер этих связей [Хэ Чанцюнь, 1965; Шао Сюньчжэн, 1955].

В Советском Союзе древней и средневековой Японии всегда уделялось значительное внимание. Уже к 1917 г. Н. И. Конрад, Д. М. Позднеев, О. В. Плетнер, Е. Г. Спальвин обнаружили глубокий интерес к древней и средневековой истории, к культуре и этнографии Японии и начали успешно создавать источниковедческую базу [Podpalova, 1968, 1970]. В 20-е годы эта область знаний была развита в Ленинградском и Владивостокском университетах. В своей книге Н. И. Конрад развенчал реакционный миф официальной японской историографии о божественном происхождении японского народа и императорской династии [Конрад, 1923]_ Он показал, что этот миф, которым японские империалисты обосновывали идеи о руководящей роли Японии в дальневосточных делах, выражает настроения доисторической родовой системы… О. В. Плетнер также присоединился к позиции, занятой Н. И. Конрадом ^[25] .

25

²⁵ О. В. Плетнер. Конспект лекций по истории Японии. М., 1923.

Дискуссия,

развернувшаяся в 1929–1933 гг. по проблемам социально-экономических формаций, оказала влияние и на изучение древней японской истории. В 30-е годы проблемы древней и средневековой истории Японии изучались и развивались по- прежнему в основном в стенах университетов, в университетских курсах. Свидетельством этой деятельности явились опубликованные курсы лекций Н. И. Конрада [Конрад, 1937] ^[26] . Несмотря на сильный крен в сторону политической истории из-за неразработанности социально-экономической документации древней Японии в то время, в этих лекциях уже обосновывалось положение о прямом переходе от первобытности к феодализму, минуя рабовладельческий строй, — положение, выдержавшее испытание временем… В докладе и статье «Надельная система в Японии» Н. И. Конрад, раскрыл суть реформ Тайка как введение государственной собственности на землю и надельной системы ^[27] .

26

²⁶ Н. И. Конрад. Лекции по древней и средней истории, читанные в 1936—37 гг. на истфаке Института Красной профессуры в Москве.

27

²⁷ Н. И. Конрад. Надельная система в Японии. — «Труды Института востоковедения». Л. — М., 1936, т. 17.

После долгого перерыва в выпуске исторических японоведческих книг в 1939 г. вышла монография по общей истории Японии, написанная Е. М. Жуковым, в которой дается анализ древней и средневековой истории Японии [Жуков, 1939]. Это первое в нашей стране марксистское исследование истории Японии.

В соответствующих главах «Всемирной истории» феодальные отношения Японии рассматриваются с IV в. в связи с историей Кореи и Китая и на фоне мировой истории [Всемирная история, т. III, 1957; т. IV, 1958]. В двух учебниках Московского и Ленинградского университетов древняя и средневековая история Японии излагается как часть соответствующего этапа исторического развития Востока, что позволило более детально рассмотреть многие специфические вопросы ^[28] . К ним относятся контакты между корейскими и японскими владениями в древности и в раннем средневековье, проблема Мимана, оценка источниковедческой базы [Рю Хакку, 1975].

28

²⁸ История стран зарубежного Востока в средние века. М., 1956; История стран зарубежной Азии в средние века (учебное пособие для восточных факультетов). М., 1970.

Если книга Е. М. Жукова подытожила довоенные достижения советских японистов-историков, то спустя почти 30 лет внешне похожая роль выпала на долю работы X. Т. Эйдуса. В доступной для широких слоев читателей форме в ней сжато излагаются основные события и проблемы японской истории [Эйдус, 1968].

Советские историки внесли большой вклад в изучение социально-экономической истории древней и средневековой Японии, неоднократно выступая в печати с оценкой дискуссий, проходивших в Японии по вопросу формационной принадлежности тех или иных периодов японской истории, развивая и уточняя позитивные выводы ведущих советских востоковедов по этой проблеме [Тихвинский, 1967] ^[29] .

29

²⁹ Поэтому нельзя согласиться с мнением И. Г. Позднякова об игнорировании у нас в стране работ японских авторов, отстаивающих существование в Японии рабовладельческой формации [Поздняков, 1966, с. 226], хотя надо признать что в целом эта проблема заслуживает большего внимания.

Работы по древней и раннесредневековой культуре Японии часто бывает трудно выделить из массы этнолого-культуроведческих [Minami, 1963; Cultural Anthropology…, 1967; Japan…, 1970; 1965; Japon…, 1960].

Обширность сферы истории культуры обусловила значительное количество культуроведческих монографий, появившихся в Японии за последние четверть века. Одно из лучших общих исследований принадлежит Вацудзи Тэцуро [Вацудзи, 1957]. В нем затрагивается очень широкий диапазон вопросов: от проблемы вожэнь в китайских летописях до появления зачатков литературы, от характеристики диффузии континентальной культуры до оценки древнейших письменных источников страны. В более скромной по объему книге Накамура Коя история культуры увязана с естественно-теографической характеристикой ареала, с социальным развитием древних японцев, с потоком китайской идеологии и литературы [Накамура, 1958]. Тамура Минору обнаруживает тенденцию связывать изучение древнеяпонской культуры с развитием государственности [Тамура, 1956]. Ценным исследованием по японской культуре является работа Иэнага Сабуро, недавно переведенная в нашей стране. Не отрицая специфически японского понимания культуры, автор не возводит его в абсолют, а рассматривает японскую культуру как историческую категорию и как часть мировой культуры [Иэнага, 1972]. Из работ по истории науки надо выделить сводку Есида Мицукуни [Есида, 1955] и в особенности книгу Цугэ Хидэоми на английском языке [Tuge, 1961]. Несмотря на небольшой объем этих сочинений, авторам удалось нарисовать впечатляющую картину развития ряда отраслей науки и техники в стране с момента их зарождения (или восприятия). Работ по истории древнего искусства появляется в Японии также очень много. Отметим многотомный альбом с комментариями, великолепно изданный и включающий в себя шедевры всех сфер японского искусства с глубокой древности ^[30] , труд общего характера группы авторов, переведенный на русский язык [Ито и др., 1965]. Значительный интерес представляет работа Эгами Намио о происхождении и первых шагах японского искусства [Egami, 1973], а также монография Нома Сэйроку о древней японской скульптуре, в том числе и о скульптуре раннего железного века, с прекрасными иллюстрациями [Noma, 1954].

30

³⁰ Pageant of Japanese Art. Vol. 1–6. Tokyo, 1952–1956.