Ярче звёзд
Шрифт:
Я вернулась за игровой картой, которую забыла в тренажёре, затем опять подошла к столу старика и передала ему.
— Я документы подала в лётную школу, — похвасталась перед мистером Мюрреем. — Через месяц сдаю выпускные экзамены и улечу учиться.
— Молодец, милая. Ты настоящая дочь своего отца. Эмет тоже был очень целеустремлённым человеком и хорошим другом.
Дедушка Мюррей хоть и был знаком с отцом номинально, но всегда хвалил его, а мне было приятно, что ещё кто-то помнит о нём. Кроме моей мамы. Та, конечно же, каждый день, каждую минуту помнит и продолжает любить. Я же стараюсь соответствовать такому
— Ты как время найдёшь, не могла бы посмотреть пятый аппарат, — старик указал в дальний угол.
Там стояли «однорукие бандиты». Я взглянула на экран коммуникатора, чтобы узнать сколько времени. Грустно вздохнула. Старик надеялся, что я ему помогу, ведь лучше меня никто не разбирался в технике.
— Хорошо. Полчасика у меня ещё есть, — сдалась я, надеясь, что мама не будет ругаться, если я опоздаю.
Основную работу я помогла ей уже сделать. Сегодня полночи буду разгребать посуду после банкета. Да и дедушка Эдвин никогда не обижал с оплатой. И если я ему сейчас помогу, то завтра у меня будет больше шансов вернуть лидерство на тренажёре. Я покажу залётном манаукцу, что лучше Маруси нет пилотов на станции «Астрея»!
Яндор
Вернувшись домой после долгого отсутствия, порой понимаешь, что всё совершенно чуждо. То, что раньше радовало глаз, было чем-то стоящим и важным, потеряло свою ценность. Ян оглядывал свою детскую комнату, в которой уже не был больше восьми лет. О Он и забыл, как она выглядела. Интерьер здесь не менялся с тех самых пор, как с ним в семилетнем возрасте произошло несчастье. Синие стены, увешанные плакатами и постерами с супергероями из детских фильмов. Под потолком висели модели истребителей, космических кораблей разных рас. Сам потолок был звёздным полотном, где теснились яркие созвездия и спирали галактик. Ян пытался вспомнить свои детские мечты. Мальчик, прикованный к кровати, грезил звёздами и полётами на край галактики, туда, где только неизвестность и опасность. Природная отвага звала его испытать себя.
Мог ли Ян простить отца за то решение, которое ввергло парня в кромешный ад постоянной боли? Четыре года унжирские врачи испытывали на манаукском подростке свои новые разработки. Эти прекрасные на вид создания были сущими демонами. Они с безразличием резали мальчика лазерами, чтобы добраться до сломанных и неправильно сросшихся костей позвоночника. Тела манаукцев сопротивлялись внедрению инородных тел, и живые ткани быстро сращивались. Именно благодаря этим свойствам организма юноше не могли помочь на Манауке, тамошние врачи просто не имели подобной практики.
Ян разучился плакать, резко став взрослым. На операционном столе он тысячу раз умирал и столько же воскресал. Он разучился чувствовать, превратившись в кусок мяса для опытов унжирцев. Они поставили мальчика на ноги, но только Ян знал, чего это ему стоило. Затем были четыре года адаптации. Он заново учился ходить, сидеть, держать ложку, писать. Он больше не жаловался отцу, зная, что тот останется глух к его мольбам и слезам. Мать за все восемь лет ни разу не приходила к своему сыну, чтобы не рвать душу ни себе, ни Яну.
Оглядывая свою комнату, двадцатилетний Шалорт пытался вспомнить, как любил когда-то родителей,
Мог ли он, лёжа на этой кровати и глядя на своих вымышленных друзей, мечтать о том, что сможет ходить? Хотя бы ходить. Унжирцы сотворили с ним невозможное. Грустно усмехнувшись, Ян рассматривал звёзды на потолке, зарываясь в густые чёрные волосы пальцами. Он теперь не просто ходил, а стал полноценным членом общества. Ян за пару лет нагнал своих сверстников, восполнив пробелы в образовании, и даже окончил лётную школу. Отец сам принимал у него экзамен и определил дальнейшую судьбу.
Скоро вступительные экзамены в Шерридановскую академию ущербных. Зачем отцу нужно было отсылать сына так далеко? Ян вновь усмехнулся, прикрыв красные глаза. За прошедшие года он так изменился, утратив все эмоции, что разочаровал родителей своим безразличием. Мать спустя столько лет не сразу и узнала сына, а когда он даже не обнял её, и вовсе ударилась в истерику. Отец негодовал, но, не услышав от Яна слов оправдания, умолк под его равнодушным взглядом и словно постарел на несколько лет.
А чего они ожидали от их встречи после всего, через что он прошёл? Неужели думали, что он бросится в их объятия и будет радоваться?
Прошлую ночь Ян провёл, гуляя по станции. Он и забыл, каково это, куда-то ходить, встречать незнакомые лица, разговаривать с кем-то ещё, кроме унжирских врачей. Ему понравилось быть свободным. Но земляне чувствовали в нём угрозу, нонарцы учтиво кивали, встречаясь с ним взглядом. Сородичи обнимали за плечи. Месяц, остался месяц, а жить в этой тесной комнате он не мог. Отец снял ему отдельный жилблок по соседству, но сегодня был семейный обед. Мать пыталась наладить отношения, а отец озвучил своё решение.
Тяжело вздохнув, Ян сел на кровати. У обклеенной постерами стены стоял письменный стол, на нём нетронутой находилась целая коллекция игрушечных фигурок. Ян не помнил, почему супергерои его так привлекали, очевидно потому, что помогали тем, кто попадал в беду. Сжав кулаки, юноша раздумывал: подчиниться ли приказу отца и поступить в академию землян или же избрать свой собственный путь.
Дверь с тихим шипением отошла в сторону, и в проёме появилась мама. Её красные глаза смотрели со щемящей тоской. Густые тёмные волосы забраны на затылке в пучок. Она была одета в простое домашнее платье с мелким рисунком. Женщина вошла в комнату и, не спрашивая, села возле сына.
— Яндор, прости меня за мою слабость. Если бы ты знал, сколько раз я порывалась прилететь к тебе и забрать, но отец не пускал, говорил, что есть улучшения, что нужно потерпеть, а от женских слёз у мужчины пропадают силы. Прости, сын, что не поддерживала тебя все эти годы. Теперь вижу, что совершила ошибку, послушавшись твоего отца. Пусть он и покровитель, но ты мой сын. Я обязана была быть рядом с тобой.
Ян оглянулся на свою мать, слушая её всхлипы. Когда-то он так же скулил по ночам, тихо взывая к ней. Он шептал звёздам, которые были единственными собеседниками в темноте палаты, чтобы они совершили чудо, и мать прилетела бы за ним. Это было лишь до первой операции, а затем он молил совсем о другом.