Ярлыки

Карлтон Гарольд

Когда она вернулась к Уэйленду, он в изумлении отпрянул.

– Сами-то вы знаете, какой вы мастер своего дела? – сделал он комплимент Полю-Эмилю. Потом посмотрел на Майю и сказал: – Ты можешь быть манекенщицей, тебе это известно?

– Манекенщицей я бы хотела стать меньше всего, – ответила она.

Бар был почти полон. Тихое воркование превратилось в оживленную болтовню. Запах «Арамис» и «О Саваж», самых популярных духов в этом сезоне, был так силен, что, казалось, воздух готов был воспламениться. Главной темой было самоубийство. Все говорили достаточно громко, казалось, шло состязание в умении наиболее

безжалостно, наиболее остроумно прокомментировать смерть Мэйнард Коулз.

– Уверен, что дорогая Мэйнард умерла в платье от Диора…

– Самый шикарный труп, с которым фараоны когда-нибудь имели дело.

– Думаешь, эта сатана в женском обличье столкнула ее?

– Не думаю, но знаешь ли, можно хотя бы удержать человека! Нельзя просто стоять рядом и помахать на прощанье ручкой!

Уэйленд с кем-то болтал, но он услышал комментарии и прерывистое дыхание Майи. Он быстро попросил принести еще выпить. Молодые официанты разносили выпивку на серебряных подносах. Большинство просили водку с мартини.

Вдруг ведущий фотограф Марк Рекслер встал и попросил всех замолчать.

– Было бы неправильно не сказать сегодня ничего о трагической смерти Мэйнард Коулз, – сказал он. – Она была нашим другом. Она была настоящей леди и просто очень порядочным человеком. Многие из тех, кто находится сейчас в комнате, обязаны ей своей первой удачей. Наш мир окажется гораздо беднее теперь, когда в нем нет Мэйнард.

Наступило долгое молчание, а потом все зааплодировали. Затем встал Уэйленд.

– Можно и мне кое-что добавить? – спросил он. – Я хочу развеять клевету, ту ложь, которая распространяется о Корал Стэнтон. Я хочу сказать, что она глубоко потрясена потерей большого своего друга и наставника. Она в глубокой скорби.

Ошеломленные, все замолчали, потом раздались слабые аплодисменты, кто-то заулюлюкал.

– Это правда! – угрюмо убеждал Уэйленд, поворачиваясь то вправо, то влево. Все молчали, потом вернулись к своим разговорам. Майя удивленно смотрела на Уэйленда. Таким она его раньше никогда не видела. Он сел и поцеловал ее. – Это надо было сказать, хотя бы для того, чтобы это было зафиксировано.

– Хорошо сказано, Уэйленд, – проговорил крошечный человечек, появившийся словно ниоткуда. – Пора кому-нибудь защитить нашу дорогую Корал.

– Колин! Мы тебя ждем. – Уэйленд наклонился и пожал ему руку. – Ты, конечно, знаешь Майю, дочь Корал?

– Как поживаешь, дорогая моя? – Он взял ее за руку. – И как твоя мать? Я не осмелился позвонить… Думаю, она охвачена горем.

– Она прекрасно себя чувствует, как я слышал, – сказал Уэйленд. – Майя сейчас живет со мной, Колин, – гордо добавил он. – Мне приходится опекать замечательную девушку. У нас как раз две кровати.

Майя рассказывала о занятиях на курсах в университете, когда вдруг шум в баре прекратился, и они подняли глаза. Казалось, все смотрели в сторону входа в бар. Там ощущалось небольшое движение. Кто-то подвинулся, и все увидели Корал. Она была в иссиня-черном пальто, без головного убора, коротко подстриженная, ее красные губы ярко выделялись на белом напудренном лице. Она посмотрела кругом, ее присутствие наполнило помещение. Она поймала некоторые взгляды. Было ясно, что она здесь многих знает.

– Я только что вошла! – решительно сказала она. – И все-таки я могла бы точно сказать,

о чем большинство из вас здесь говорили. – Реакция последовала быстро: по всему бару пронесся волной шепот. Корал ослепительно улыбнулась. – Я никого не виню. Я бы и сама, наверное, говорила то же самое. – Она сняла накидку, и все ахнули, увидев под ней сильно облегающее черное узкое платье. Корал была просто воплощением шика, и сегодня это узнали все. – Я не обязана здесь себя защищать – это не зал суда, но я хочу сказать, что я бы отдала все – повторяю, все – чтобы вернуть Мэйнард к жизни и привести ее сегодня сюда. Я бы всем пожертвовала, чтобы она рассказала нам один из ее замечательных анекдотов о моде, чтобы она продолжала оставаться все той же незыблемой живой легендой моды… – Казалось, Корал задыхается, она театральным жестом смахнула слезинку с глаз. Раздался взрыв аплодисментов. Она завоевала сочувствие всего зала.

Уэйленд прошептал Колину, но так, чтобы не услышала Майя:

– Отдала бы все, кроме кресла главного редактора. Корал шла по бару, а все мужчины предупредительно расступались перед ней, подобно Красному морю.

То там, то здесь кто-то целовал ее бледные напудренные щеки. Корал приближалась, и у Майи внутри все переворачивалось. Она склонила голову, когда Уэйленд встал, чтобы поприветствовать Корал.

– Уэйленд! Здравствуй, дорогой! Колин, слава Богу, что я нашла тебя. Нам нужен портрет Мэйнард для статьи о ее заслугах, еще можно успеть в мартовский выпуск журнала. Я хочу, чтобы ты изобразил ее мягким черным карандашом. Но мне это нужно прямо сейчас!

– Что, если к десяти завтра утром? Я буду работать всю ночь.

– Ты просто ангел! – Она наклонилась, чтобы поцеловать его, и передала сверток. – Вот несколько фотографий, с которых ты можешь рисовать. Майя! – Она вдруг заметила свою дочь, и у нее широко раскрылись глаза. – А что здесь делаешь ты?

– Она со мной, Корал, – сказал Уэйленд. Корал неодобрительно осмотрела бар.

– Девочке-подростку не следовало бы появляться в чисто мужском обществе.

Уэйленд встал и посмотрел Корал в лицо.

– Я не хожу в такие места, где Майя не могла бы появляться! – сказал он.

Корал презрительно улыбнулась.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду бары в Виллидж, дорогой!

– Насколько я помню, тебя они очень заинтересовали! – прошипел Уэйленд.

Колин потянул их обоих за руки.

– Друзья, это не место для ссоры. Здесь слишком много посторонних.

Майя слушала, не говоря ни слова. Она только что начала ощущать себя взрослой и умудренной опытом. А теперь появилась ее мать и все разрушила, заставила ее опять почувствовать себя ребенком.

– Меня ждет шофер, – живо произнесла Корал. – Я захвачу всех вас.

– Мы пока не собираемся уходить, Корал, – сказал Уэйленд.

– Колину еще предстоит рисовать портрет, – объяснила Корал. – И мне все-таки кажется, что Майе надо быть дома.

Майя почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Она наблюдала, как Уэйленд глянул на часы.

– Действительно, уже немного поздно, голубушка, – сказал он и посмотрел на нее. В его взгляде читалось бессилие.

Корал повернулась и прошествовала впереди всех. Они последовали за ней, как послушные школьники. Они молча уселись в машину, и Корал дала водителю адрес Уэйленда.