Ярмарка Святого Петра
Шрифт:
Кончик кинжала был окрашен кровью. Алая, еще не успевшая потемнеть кровь стекла по желобкам двумя тоненькими полосками.
«Он нелюдим и никому не доверяет, сам себе носильщик и сторож, с оружием не расстается и умеет им пользоваться», — припомнил Кадфаэль слова Родри ап Хува. Монах опустился на колени возле тела, осмотрел и ощупал его с головы до пят.
— Я думаю, — сказал он Берингару, — его надо перенести в замок или в аббатство и там осмотреть более тщательно. Но и сейчас можно сказать, что, кроме кровоподтека на голове, ран на теле нет. На кинжале не его кровь.
— Если бы мы так же просто могли выяснить чья, — сухо промолвил
Он сидел на корточках, не испытывая ни малейшего неудобства. Кадфаэль не |без зависти посмотрел на молодого приятеля и поерзал по дощатому полу затекшими коленями, стараясь устроиться поудобнее.
Берингар поднял окоченевшую руку покойного и ощупал скрюченные пальцы.
— Как крепко вцепился! — подивился он.
Хью стоило усилий высвободить зажатый в руке мертвеца кинжал. И тут в падавших из окошка лучах утреннего солнца на кончике клинка что-то сверкнуло, подобно тому, как вспыхивают золотом и тут же пропадают из виду висящие в воздухе пылинки.
— Глянь, снова блестит, — промолвил Кадфаэль, когда Хью повернул в руке кинжал. Что-то присохло к запекшейся на кончике клинка крови. — Никак золотистый волосок… Нет, это не волос, а тоненькая ниточка, — уточнил, приглядевшись, монах. — Желтоватая льняная нить. Удар кинжала вырвал окровавленную полоску ткани. Она пристала к желобку, а потом и присохла. Гляди!
Кадфаэль потянул за кончик нити, и узкий, словно травинка, жгутик, прилепившийся к лезвию, растянулся на пядь. Материя пропиталась кровью, но с одного края лоскуток остался сухим, и можно было разглядеть его цвет — красновато-коричневый. А на самом конце лоскутка виднелась длинная и тонкая, закрученная, словно курчавый волос, льняная нить. Она-то и поблескивала, когда на нее падал солнечный свет.
— Лоскут длиной в пядь, — промолвил Кадфаэль. — Скорее всего, кинжал распорол рукав от самой кромки. Наверняка этой нитью был подшит край.
Монах прищурился, зримо представив себе ночную схватку. Вот Эан из Шотвика открывает дверь и тотчас получает сильный удар. Однако перчаточник устоял, мгновенно выхватил кинжал и ринулся на врага. Противники сошлись вплотную, лицом к лицу, а Эан умел обращаться с оружием.
— Он метил прямо в сердце, — со знанием дела рассудил Кадфаэль, — так поступил бы и я, конечно, в прежние времена, пока не принял обет. Так вот в это время второй противник проскользнул ему за спину и накинул на голову мешок. Потому удар перчаточника и не оказался смертельным. Но у кого-то теперь располосована туника. Скорее всего, левый рукав. Да, я думаю, нападавший хотел прикрыться от удара кинжалом и поднял левую руку. Удар пришелся по ней и распорол рукав от кромки, которая была подшита этой нитью, примерно до локтя.
Хью обдумал услышанное и не нашел в рассуждениях монаха никакого изъяна.
— Но рана, наверное, не слишком глубокая — простая царапина, как ты считаешь? На полу нет ни капли крови. Будь рана поглубже, кровь не удалось бы остановить.
— Я полагаю, рукав задержал кровь, но по существу ты прав. Порез не очень глубокий, но длинный. Во всяком случае, его можно заметить.
— Если бы еще знать, где искать, — с кислой усмешкой промолвил Хью, представив, как стражники шерифа расхаживают по ярмарке, заставляя всех подряд закатывать левый рукав. — Да, задачка — проще не придумаешь. Постой-ка; нам с тобой стоит поискать человека, у которого разорван или недавно зашит левый рукав. И попросить о том же тех, на кого мы можем положиться.
Он поднялся и подозвал через окно ближайшего
— Ладно, тело мы отсюда унесем и сделаем все, что нужно. А ты поговори еще разок с Родри ап Хувом — это не помешает. Ты валлиец, с тобой он небось будет поразговорчивее, не то что со мной. Похоже, он немало знал о покойном — подбей его на откровенность, а потом перескажи мне все, что узнаешь.
— Непременно, — отозвался Кадфаэль, с трудом распрямляя колени.
— Сперва мне нужно отправиться в замок и сообщить о случившемся шерифу, — сказал Хью. — На сей раз я от него не отстану. А то вчера он был не особо расположен прислушиваться к моим доводам. Ну да после того, что стряслось сегодня, ему придется отпустить молодого Корвизера под поручительство отца, как и всех прочих шалопаев. Пока паренек сидел в темнице, было совершено столько преступлений, что теперь только круглый дурак может поверить в то, что он причастен к первому убийству. Уж сегодня-то Филип будет обедать дома.
Родри ап Хув ничего не имел против того, чтобы блеснуть перед Кадфаэлем своей осведомленностью и проницательностью. Более того, похоже, он сам искал случая поговорить с монахом. Валлийский купец не был назойлив, но имел удивительный дар как бы невзначай оказываться в нужном месте в нужное время. Как только труп Эана из Шотвика унесли, а его палатку закрыли и выставили возле нее караульного, Кадфаэль приметил Родри ап Хува, который с беззаботным видом неспешно прогуливался вдоль торговых рядов.
— Похоже, ты распродал все, что привез с собой, — заметил монах.
— На хороший товар всегда есть спрос, — отвечал Родри, весело поблескивая хитрыми глазками. — Сейчас мои парни вычерпывают мед из последней бочки, ну а шерсть давно раскупили. И коли ты не против, могу предложить тебе посидеть со мной да распить чашу-другую. Есть у меня тут полбутыли. Меду, а не вина, но, думаю, он придется тебе по вкусу. Ты ведь как-никак валлиец.
Большинство мелких торговцев уже разъехалось, оставив после себя сложенные козлы и лотки. Монах и купец выбрали местечко поудобнее и уселись, поставив между собой бутыль.
— Скажи-ка, — промолвил Кадфаэль, кивнув головой в сторону охраняемой стражником палатки, — что ты думаешь о сегодняшнем происшествии? И обо всем, что случилось прежде? Ты не находишь, что в этом году на нашу ярмарку слетелось больше стервятников, чем обычно. Небось налетели сюда из тех графств, где еще пылает война. Понаделали здесь дел, а нам расхлебывать.
Родри покачал головой и ухмыльнулся, показывая большие белые зубы.
— Я бы сказал, что ярмарка прошла даже спокойнее, чем бывало, если не считать несчастья с двумя купцами. Конечно, сегодня, в последний вечер, многие перепьются и не избежать драк и скандалов, но это пустяки. А то, что случилось с Томасом из Бристоля, вовсе не случайность. Отроду не слыхивал, чтобы воры три дня кряду не оставляли в покое одного человека и его добро. Кругом сотни торговцев, но никого из них никто и пальцем не тронул.
— Ну, уж про Эана из Шотвика такого не скажешь, — едко заметил Кадфаэль.
— Что верно, то верно. Однако и это не случайность. Пораскинь-ка мозгами, брат. Лучший соглядатай, глаза и уши графа Ранульфа Честерского, приехал на ярмарку и убит. Мастер Томас прибыл на ту же ярмарку из Бристоля — города, принадлежащего Роберту Глостерскому. И что же? Его убили в первый вечер по приезде. А потом обшарили его баржу и палатку. Обшарить-то обшарили, но, как я слышал, ничего особо ценного не взяли.