Ярмо Господне
Шрифт:
В гостиной Филипп с Настей увидали и услыхали жаркую схватку между Павлом Булавиным и Патриком Суончером. Само собою осмотрительно, она проходила словесно, вежливо, без сверхрациональных доводов орденских рыцарей или рационализма стародавних французских королей, громом артиллерии ультимативно убеждавших противников в своей правоте.
Все же было нечто сходное с театром военных действий и не похожее на обычную невозмутимость лорда Патрика, когда он язвительно и раскатисто громыхнул:
— Нет и тысячу раз нет, дражайший сэр Пол!!! Ваш довод: творение не выше творца грешит катафатичностью, взятой в ложной аналогии!
Вспомните бездну,
— Это результат вульгарной социализации, мой дорогой сэр Патрик! Но отнюдь не имманентных отношений производителя-творца с продукцией его собственного изготовления.
По моему убеждению, ученик не выше учителя, каким бы эктометрическим трюизмом вам ни представлялся этот евангельский логий…
— Позвольте, позвольте, мой дорогой сэр Пол, не согласиться и с этим вашим образчиком катафатического суемудрия и буквоедства, отрицающих духовный рост и неоправданно распространяющих абсолют на недостойных. Так как диалектическая связь времен предполагает отрицание отрицания, сэр!
«Патер ностер, сейчас наш Пал Семеныч замутил дидактический дар! Манька и Анфиска теургический кайф ловят, разинув рты сидят. В то же время Патрик от него ловко закрылся и коварно подыгрывает…
И в чем же старички убедить пытаются один одного?»
— …Вам, дорогой коллега, меня ни за что не разубедить образным сравнением, будто мы камнем катимся с горы и подпрыгиваем на неровностях почвы, принимая эти прыжки за движение вперед и вверх.
— Скажу больше, сэр Патрик. Мы не в силах однозначно утверждать, расширяется или сжимается ваша модель универсального прогресса. Может статься, то, что вы принимаете за центробежную эволюцию, на самом деле есть инволюция, центростремительно движущаяся к нулевой точке начала координат, являющейся концом всего и вся.
Нам следует брать по модулю не количественные критерии, подверженные всяческим трансформациям, пертурбациям, но обратить внимание на сугубо качественные изменения или же их отсутствие, рационально и резонно выделив неизменные постоянства в человечестве, какие мы индуктивно в состоянии обнаружить за два тысячелетия нашей христианской эры.
— Извольте, сэр Пол. Вот вам довольно рассудочные и рациональные аргументы. От индукции к дедукции.
Самым ярким примером убогого постоянства, на мой взгляд, фигурирует низменное бытие безграмотных простолюдинов и благородных невежд. Оба этих сословия в состоянии влачить свое жалкое существование тысячелетиями на протяжении сотен тысяч миль вне актуального и пластичного пространства-времени. Им безразлично, где, в какой эпохе добывать хлеб насущный, насыщаться, испражняться, размножаться…
Дворнику, взятому из подлого сословия триста лет назад, можно всучить ту же метлу и вменить в обязанность мести не булыжную мостовую, но асфальтовые и бетонные покрытия. С неизменным успехом или в прежней ленивой одури он примется махать ему привычным орудием труда.
Тогда как благородному, но скудоумному вояке тех далеких лет вместо кавалерийского палаша и кремневого мушкета мы сунем в руки автоматическую винтовку. Так и быть, покажем ему, обалдую, как целиться, снимать оружие с предохранителя и менять магазин. Если дурака не убьют в первом же бою, сам воевать научится в современных условиях. Когда б на то Господня воля, наличие здравого смысла и приземленного рассудка.
Продолжая рассуждать в рациональном ключе, возьмем, леди и джентльмены, в качестве противоположного примера секулярную
Скажите, пожалуйста, досточтимый сэр Пол, кто из наших современников того самого Века Просвещения, кто из тех блестящих умов, смог бы занять подобающее ему место не в энциклопедическом словаре, а в реальной жизни первой четверти XXI века? Уж не тот ли, знакомый вам и мне салонный недоумок, тупо повторявший вслед за Бернардом Шартрским, будто ученые потомки есть карлики, сидящие на плечах гигантов?
Весьма показательно, как безграмотные противники прогресса любят приписывать эту сентенцию тем или иным видным ученым. Тот наш парижский обормот не исключение.
Неужто мы с вами, сэр Пол, сидим на плечах маркиза Кондорсе, высказавшего нам обоим, помните, туманное эскизное предположение о прогрессе человеческого разума?
Мне представляется, они оба, те два парижанина, один знаменитый, другой безвестный, нынче похожи на мелких букашек, где-то там внизу копошащихся у основания пирамиды общечеловеческого знания, рационально воздвигнутой за триста лет. И точно так же с высоты прожитых человечеством лет на нас будут сверху вниз взирать наши потомки, видящие дальше и больше. Подразумевается, если они превзойдут нас силой и качеством духа в научно-технологических и культурных достижениях.
С давних пор неотступно прогрессирующее человечество взрослеет и с каждым годом становится мудрее. В отличие от пресловутого Века Просвещения, роду людскому теперь ясно, куда развиваться; в какую сторону нам предопределено двигаться, исполняя предназначение человека разумного.
Мы с вами известно повзрослели и постарели, сэр Пол, за эти три эволюционных столетия. Тогда как наши былые современники остались навеки детьми, не освоившими нашего с вами духовного опыта, не имеющие наших общих прогрессивных знаний, интеллектуального багажа.
Дети всегда становятся старше своих родителей, если им суждено выжить и пережить тех, кто дал им жизнь телесную, воспитал, образовал…
Станут ли умнее и образованнее отцов-матерей их сыновья-дочери? На то нужна лишь добрая воля самих наших последователей и наследников…
— Если, разумеется, прогресс не обернется регрессом, сэр Патрик. И вам, коллега, дано откровение свыше постичь истинную мудрость в чаянии будущих веков.
Анфис Сергевна, матушка, Марь Вячеславна, друг мой! — перешел на русский язык Павел Семенович. — Давайте же возблагодарим наших изумительных гостеприимцев Фил Олегыча и Настасью Ярославну.
У меня имеются прекрасный тост и добрые пасхальные пожелания. Убедительно прошу подать шампанского, друзья мои! Во благо и за здравие…
Во вторник пасхальных каникул Настя Ирнеева с утра блаженствовала в относительном безделье и уединении. Филиппа она не ждала раньше трех часов пополудни. Торжественно поздравив жену с днем ангела, он отправился в Киев по орденской надобности.
Всем ежеутренним делам и обязанностям Настя уделила необходимое внимание, время, чтобы затем снова залезть под одеяло и полистать, почитать несколько книжек. С экрана планшетного компьютера она читает сейчас так же быстро, как и Филипп, и в состоянии попутно размышлять на ассоциативные темы в контексте и в подтексте прочитанного.