Ярополк

Бахревский Владислав Анатольевич

Однажды Ярополк видел со стены Курю.

– Смотри! Смотри! – подозвал он Баяна. – Вот он – волк! Я его узнал. Смотри, какой черный конь у него! А как он смотрит на стены!

– Так бы и сожрал.

Воевода Блуд, бывший при Ярополке неотлучно, встревожился:

– Не собирается ли он пойти приступом?

– Чего ему приступать?! – горько усмехались воины. – Он ждет, когда мы друг на друга кинемся от голода.

Узнавши о таких разговорах, великая княгиня Ольга обошла вечером город крестным ходом. С иконами, с хоругвями, со свечами. Священники

кропили святой водой стены и защитников.

Куря на приступ не решился. Но стоять под Киевом всей печенежской ордой было не просто: коней нужно кормить. А тут еще пошли разговоры, будто князь Святослав узнал об осаде Киева и поспешает со всей силой.

Не захотел Куря испытывать судьбу. Оставил под Киевом сына прежнего ябги Илдея, а сам, якобы для защиты кочевий, ушел на Днестр, взял с собою три тысячи воинов.

В Киеве убыли в войске печенегов не увидели, не почувствовали. Печенежская орда, обложившая город, была многолюдной.

Совсем невмоготу стало даже защитникам, а о народе что и говорить: поймать крысу – пиршество. Люди больше лежали, чем ходили.

Ну а где же была дочь Свенельда, грозная поленица? В поле. Не было от нее помощи родному городу. Увидела печенежские тьмы и поехала куда глаза глядят, сказав себе: «Обуха кнутом не перешибешь». Успокоила совесть.

Мудрая Ольга, не ведая, добрался ли хазарин Дукака до князя Святослава, осмотрела пустые амбары и кладовые, собрала вече и поклонилась народу:

– Житницы мои пусты, я отдала вам и воинам весь хлеб. Мои внуки получают на день по сухарю. Знаю, терпеть далее сил нет. Давайте же сыщем среди нас человека, который умеет говорить печенежской речью, чтоб сошел у осаждающих за своего. Пусть переплывет он Днепр и позовет на помощь воеводу Претича. Скажем воеводе правду: «Если завтра не придешь, горожане сдадут печенегам Киев – дом наш, счастье наше и слезу нашу».

И народ сказал:

– То – правда. Завтра потерпим, а на большее жизни не хватит, ибо мало в нас соков и сил.

Стали искать, кто бы смог выйти за стены и обмануть печенегов. И назвали только двух мужей, но оба не умели плавать. Тогда Ярополк указал матери и народу на старшего сына илька Юнуса. Юнус, как всегда, был со Святославом, а семейство его оставалось в Киеве. Старшая жена предводителя гузов была из рода печенежского, а сыну ее Батану было от роду десять лет.

Подумали, как одеть Батана, что в руки ему дать, подсказали, о чем он должен говорить печенегам, а главное, отняли от себя последние крохи и накормили, чтоб не утонул от бессилья в могучих водах Днепра.

Глубокой ночью спустили Батана со стены в корзине, и прополз он ужом к печенегам, и спозаранок стал ходить по стоянке и спрашивать:

– Не видел ли кто моего коня с белой меткой на груди?

Над отроком посмеивались и посылали искать ветра в поле. Закинув узду за спину, бродил Батан среди печенегов, приближаясь к реке. И когда вышел на берег, вдруг сбросил с себя кожушок да обувь и бросился в Днепр.

Тут только печенеги спохватились, прибежали к

воде с луками и пускали стрелы в пловца. Батан нырял уткою и выныривал не скоро. Сильное течение несло все дальше от берега и все ближе к середине реки. Выбился Батан из сил и не стал нырять. Повернулся на спину, чтоб хоть немного перевести дух.

На другом берегу приметили переполох в стане печенегов и послали на помощь пловцу ладью. Вытащили из воды едва живого, и сказал Батан, с трудом разлепляя синие губы:

– Если не подойдете завтра к городу, люди предадутся печенегам.

Привезли Батана на другой берег, переодели в сухое, привели к воеводе Претичу. Повторил Батан то же самое, что гребцам говорил. Расспросил воевода отважного отрока и поверил ему, а больше торчащим ребрам да впалому животу. Задумался Претич, повздыхал, руками развел:

– Делать-то нечего! Надо собраться всем, сколько нас есть, плыть к городу и хоть вывести оттуда княгиню с внуками. Погибели их, пленения Святослав нам вовек не простит. Коли такое случится, короток будет наш век.

Ратники тоже вздыхали, поглядывая на героя отрока, на воеводу и на другой, на высокий берег Днепра, где Киев, где печенеги и страшное, смертное завтра.

Стрела и сабля на кольчугу и щит

Как стемнело, Претич и его дружина собрали в одно место все ладьи, какие у них были, и получилось много. И приготовили на берегу костерки, несколько сотен. И потом спали, набираясь сил, а за час до рассвета зажгли все эти костерки, ударили в барабаны, загудели в трубы, и пошли ладьи, освещенные факелами, через Днепр. Свет отражался в воде, и столько огня было на темной земле и на темной воде, и столько трубных звуков, что пробудился Киев и сам затрубил и заиграл во все трубы и во все гусли. Ворота Киева отворились, и вышла дружина из ворот, а воины Претича спрыгивали с ладей и бежали к городу.

От такого сильного движения, от пугающего света, от радостного грома барабанов, от вопля труб – печенегам спросонья почудилось, что явился сам Святослав, и кинулись прочь от города.

Вещая Ольга с Ярополком, с Олегом, с Владимиром, под охраной дружины, с хлебом и солью, явилась на берег встречать воеводу Претича.

Видя такую смелость великой княгини, печенеги напасть не посмели, но и среди них нашелся отважный. Это был хан Ильдей. Он подъехал к Днепру и спросил Претича:

– Кто пришел?

Претич ответил:

– Людье оноя страны.

– Не ты ли, князь?

– Аз есмь муж его, – ответил Претич с достоинством и с гордостью. – Пришел же я со сторожевым полком. Князь Святослав с великою дружиной за нами следом поспешает.

Хан Ильдей был молод, суровый видом воевода ему понравился.

– Будь мне другом, – сказал хан Ильдей Претичу.

– Сотворим же сие, – согласился тот и первым подал руку хану.

– Вот тебе мой дар. – Хан Ильдей спешился, и передал повод своего коня новому другу, и снял с себя колчан со стрелами и свою саблю.