Ярополк
Шрифт:
– Да пусть живут! – весело откликнулся Святослав.
– Взрастил бы ты сыновей, внуков моих, тогда и шел бы искать неведомо что! – вырвалось у Ольги в отчаянье.
Святослав только голову наклонил, чтоб не смотреть матери в глаза. И сказала великая княгиня, теряя силы:
– Тризны по мне не совершай. Отец Хрисогон меня похоронит. Да не оставит тебя Господь, хоть ты бежишь от Него.
Перекрестила. И выкатились слезы из глаз ее. Не по себе, по сыну.
Ушел Святослав, а Ольга была в недоумении: много хотелось сказать, приготовила слова пронзительные, но Бог иначе устроил.
И
Преподобный Нестор-летописец так написал о блаженной Ольге в «Повести временных лет» [104] : «Была она предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла: как луна в ночи, так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены грехами, не омыты святым крещением. Эта же омылась в святой купели, и сбросила с себя греховные одежды первого человека Адама, и облеклась в нового Адама, то есть в Христа. Мы же взываем к ней: «Радуйся русское познание Бога, начало нашего с ним примирения». Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские – свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь».
104
…Нестор-летописец… в «Повести временных лет»… – «Повесть временных лет» – общерусский летописный свод, составленный в Киеве во втором десятилетии XII в. Нестором. История Руси в ней связана со всемирной историей и историей славянства. «Повесть» легла в основу большинства сохранившихся летописных сводов.
Княжение Ярополка
Князь Святослав поджидал дружину молодых вятичей, позвал с собой в Переяславец. Даром времени не терял, учил строю, владению оружием новобранцев, горевших желанием идти за птицей Славой да по иноземные чудеса.
А Киев жил неспокойно.
Ночами дважды загоралась церковь Николая Угодника, но Бог не попустил истребить храм, святую свечечку среди языческих просторов. Христиане спали чутко, тушили пожар вместе с Ангелами.
Осмелевшие язычники не унимались. Повалили крест на горе, откуда озирал скифские дали апостол Андрей Первозванный.
В ближайшем от Киева погосте рассыпали по бревнышку часовню. Бревна в речку спустили, крест закопали в лесной чаще у медвежьей берлоги.
Из гридней Святослава тоже язычество поперло, будто дрожжами их окормили. Брали по второй и по третьей жене. Вламывались в дома христиан, забирали иконы, ругались над образами. Толпа язычников, с дубьем, с огнем, подступила к хоромам бояр-христиан.
Рассердился великий князь, вывел на улицы дружину в броне, с оружием. На площади приказал стегать плетьми дубовую плаху, да так, словно желал выбить из нее слезы. И прошел по ближайшим весям, настегивая плаху. Язычники намек поняли. Притихли.
В эти дни, когда Киев стал тих и трезв, приехало из Новгорода большое посольство – просить себе князя, ибо смерть вещей Ольги придала храбрости многим порубежным завистникам на чужое добро.
У самих новгородцев смиренности
– Не пойдете к нам, сами добудем себе князя!
Недосуг было Святославу ссориться с гордыми посланцами купчишек, притворился смиренным, просил:
– Извольте подождать ответа. Спрошу княжичей, детей моих, ибо сам я вскоре иду в Переяславец.
Позвал Ярополка.
– Идешь ли княжить в Новгород?
– Не иду, – ответил Ярополк. – Я князь Киевский.
– Идешь ли в Новгород? – обратился Святослав к Олегу.
– Но ты послал меня к древлянам. Мой стол в Овруче! – возразил Олег.
Боярин Добрыня шепнул новгородцам:
– Просите Владимира!
Новгородцы знали: Владимир от Малуши, от ключницы вещей Ольги, от рабыни, но дед по матери у него – Малк Любечанин, князь древлян. Подумав, сказали:
– Святослав, дай нам Владимира.
– Вот он вам, – ответил великий князь с радостью, ибо обошел Владимира, теперь же справедливость была восстановлена, все дети получили столы со многими городами, сам же он освобождался от цепей дедовских обетов, от старого мира славян и скифов. Иной мир ждал его, иные земли, где мало зимы, много солнца, где плоды источают мед, а люди прекрасны телом и ликом.
И все же Святослав медлил: уйти из Киева – кинуть детей-отроков на произвол судьбы.
Но вот новгородцы собрались и отъехали в свою землю, а с ними Владимир и его наставник Добрыня. Добрыня – брат Ольги, – великий мудрец. Владимир в Новгороде крепко сядет. Вот в Киеве без Добрыни пустовато сделалось.
Но походный стяг уже зазвенел на ветрах, на ветробоях. А тут еще прискакал от воеводы Переяславца, от боярина Волка, гонец: новый болгарский царь Борис ополчился на русских. Переяславец пал.
Святослав заторопился выступить, не дождавшись вятичей, но умер витязь, славный Асмуд. Не оставил великий князь своего воспитателя без тризны.
В ладье с высокими бортами по огненным волнам многоярусного костра отправился Асмуд из дольнего суетного мира в мир огненных коней, огненных колесниц.
Схоронили прах Асмуда в зеве древнего кургана, насыпали курган вдвое. Отправили с витязем дюжину коней и верного слугу, сам пожелал поспешить за господином.
Были конные ристалища, круговые чаши, обильное пиршество.
Пел Асмуду славу древний годами сказитель Коростень. Сорок гусляров рокотали струнами, наполняя сердца отвагой. Но перехватило горло на ветру у Коростеня. Замолчал. Указал на Баяна, потому что говорить не мог.
Запел Баян хвалу пращурам. И хоть не стало в его горле прежнего серебра, хоть ломало неустоявшийся голос, как буря ломит молодой дубок, пронял сердца юных гордым напевом, а сердца старых мудростью слов.
Сказал Святослав, послушав Баяна:
– Со мной пойдешь. Твои песни – стоят целого полка.
Не успел Баян испросить благословения в дальнюю дорогу у батюшки, у матушки.
Прямо с тризны, под звоны гуслей, под трубы, пронзительные, как журавлиные клики, отправился скорый князь Святослав в поход добывать солнечное царство да вечное имя.
Ушел с подоспевшими вятичами, но без лишних напутствий и сам никого не наставляя.
Сварог дал княжества княжатам, а ума сами наберутся.