Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
В приподнятом расположении духа пребывал Ярослав. Помышлял остаться в Рубленом городе и в зиму (на полюдье хотел боярина Озарку отправить), и вдруг — грамота из Киева. Вельми огорчился смертью брата. Так больше с ним и не повидался. Долго же он пребывал в Ростовском княжестве!
А вот к решению отца Ярослав отнесся без отрады. У него было много задумок на будущее Ростово-Суздальской Руси. Ныне всё ломается. От приказа великого князя не отмахнешься, как от назойливой мухи. Он — правитель державы, и ему видней кому сидеть на хлопотном новгородском столе. Надлежит собираться в дальнюю дорогу. Водный путь отпадает. Вот-вот зазимок нагрянет, реки льдом скует. Придется добираться
217
Сумежье— древнее название границы.
К «тятеньке», усмехнулся Ярослав, не придерешься, всё-то, кажись, им до пустячков продумано, но будь у него к сыну доброе отношение, он бы оставил при нем всю его дружину, ибо сын ее и создавал и крепко родниться с ней. Воинов же умершего брата Вышеслава можно бы передать в другие руки. Но у Владимира Святославича свой взгляд. Он-то отменно ведает, как нелегко будет Ярославу среди непослушной новгородской дружины. (О буйных «княжьих мужах» с реки Волхов Ярослав Владимирович давно был наслышан).
Эх, великий князь, великий князь! Худо, что ты, Владимир Креститель, до сих пор мстишь своему сыну.
Прощальный пир в Ростове не был шумным и развеселым. Дружина и городская «тысяча» под началом Будана тяжело расставались с Ярославом Владимировичем.
Приказ великого князя осуждали, но Ярослав, хоть нелегко было на его сердце, высказал:
— Я отменно вас понимаю, други мои, но повеленье Владимира Святославича не подлежит пересудам. Истина на его стороне. Ни одно войско Киевской Руси не знакомо с ситуациями жизни сурового севера. Только вы можете быть полновесной защитой от северо-восточных врагов. Я зело крепко надеюсь на вас, други, и всегда буду вас помнить. Бог милостив, и он, как мне думается, еще сведет нас.
— И на кого ж нас киевский князь оставляет, Ярослав Владимирович? — спросил дружинник Васек.
— На младшего брата моего, Бориса, что прибудет в Ростов из Мурома. Дружина у него совсем малая, и сотни не будет. Князь же он славный и душевный, мухи не обидит. Ссориться с вами не станет. Примите его с добрым сердцем и будьте ему надежными советчиками…
Новый град князь оставил на боярина Бренка, а с собой взял Озарку, Могуту и неизменного меченошу Заботку. Среди дружинников оказался и десятник Васек.
Еще за неделю до отъезда к князю пришел купец Силуян.
— Когда-то, князь Ярослав Владимирыч, ты меня пригласил в Ростов. Привык я к тебе за эти годы, а посему ныне челом бью — возьми меня с собой в Новгород. Я ведь там пять лет обивался, град сей, как свои пять пальцев ведаю. Пригожусь, князь!
— Да ты ж человек вольный, Силуян Егорыч. Можешь и без просьбы в Новгород уехать.
— Уехать бы можно, но там своих купцов, как в черной избе тараканов. В порошок сотрут чужака — соперника. А коль я стану княжьим торговым человеком, меня не тронут. Глядишь, помогу тебе с новгородскими купцами мосты навести, а купцы там громадный вес имеют. Возьми, князь!
— Убедил, Силуян Егорыч. Возьму с превеликой охотой.
В начале декабря 1010 года князь Ярослав подъехал к Великому Новгороду. Крикнул кучеру, восседающему в бараньем полушубке
— Остановись!
Ярослав вышел из возка и зоркими глазами глянул на город. Как же изменился Новгород за четверть века! Когда-то он был здесь совсем мальчонкой, куда его привез к отцу Добрыня Никитич. Город был не так уж и велик, чуть побольше Ростова, в кой он прибыл на княжество в 988 году. Оба города почти ровесники. Летописец отметил возникновение Новгорода в 859 году, а Ростова — через три года.
Сам Новгород вырастал исподволь. Поначалу несколько мелких сельских поселений слились в три более крупных поселка, затем три древнейших конца сплотились вокруг общих языческого капища, могильника и места вечевых собраний, и возвели Детинец.
Ныне Новгорода не узнать. Заметно раздался, засверкал золочеными крестами новых храмов; радовали глаз десятки высоких боярских теремов, нарядно изукрашенных причудливыми зверьками и резными петухами.
Владения Новгорода с его городами и пригородами, селами и деревнями, как уже ведал Ярослав, были обширными. Но земля Новгородская была малоплодородная — болотистая и глинистая, местами сплошь заросшая непроходимыми лесами. Зато без числа водилось в этих лесах всякого пушного зверя. Охотой на зверя, торговлей дорогими пушными мехами и занимались больше всего новгородцы.
Сам Новгород расчленяла на две части река Волхов, сейчас закованная голубоватым льдом, вытекающая из озера Ильмень.
Город делился на три конца. На правой стороне находились Славенский конец, большая Торговая и Вечевая площади, на левой — Детинец (кремль) с дубовым храмом Святой Софии, возведенном в 989 году, [218] Неревский и Людин концы. [219]
Торговая сторона и Софийская связывались Великим мостом, о коем была наслышана едва ли не вся Русь. Место шумное, буйное и даже жуткое.
218
Дубовый храм простоял в Новгороде 60 лет. В 1050 году на его месте был возведен Ярославом Мудрым каменный собор. «Умереть за святую Софию» означало защитить родной город.
219
Два других конца — Загордский и Плотницкий — возникли позже, в XII–XIII веках.
Маленький Ярослав хорошо помнит, как после одного вече, происходившего на площади подле Софии, отец вбежал в терем и приказал своему пестуну Добрыне:
— Запирай ворота! Спускай с цепей собак! Ну что за народ!
А в городе творилось что-то невообразимое. Новгородцы, недовольные решением вече, подняли такой неистовый гвалт, что его хорошо было слышно через цветные стеклянные оконца хором.
— Не желаем боле пускать немецких купцов!
— Весь торг заполонили!
— Бей Славенских!
— Это еще поглядим. Бей Неревских!..
Столкнулись на Великом мосту — и загуляло несусветное побоище! Бились люто, как будто с печенегами сошлись. Кровенили носы, выдирали бороды, разрывали рубахи и кафтаны, скидывали с высокого моста в глубокие воды Волхова. Некоторые, сильно избитые, искалеченные, уже не выплывали. Почитай, после каждого бурливого веча погибали в реке по несколько человек.
Новгородское вече! Его не сравнишь с другим городским сонмищем. И в Киеве, и в Смоленске, и в Ростове князья чувствуют себя куда уверенней, ведая, что вече крайне редко может пригрозить князю или совсем выдворить его. В Новгороде же совсем по-другому.