Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
— Какой купец?
— Наш спаситель. Поспешим!
На обеих — грубое сермяжное облачение, в коих ходят по Подолу жены захудалых ремесленников или холопов.
Великая княгиня поначалу помышляла переодеться в одежду служанок, но тотчас передумала: служанки слишком хорошо одеты, и на Подоле они станут бросаться в глаза.
Схватив за руку Добронегу, Ирина широким двором кинулась к жилищу женатых холопов. Там они и переоделись, оставив удивленным женщинам свои роскошные платья, золотые и серебряные украшения: колты, мониста,
Великая княгиня предварила:
— Вы нас не видели. Всё припрячьте. Мы еще вернемся, так что не проговоритесь.
— Можешь довериться нам, княгиня, — заверили жены холопов…
Вскоре они оказались перед добротной избой на высоком деревянном подклете. Дверь была распахнута настежь, в жилище раздавались громкие голоса.
На крыльцо выскочил дородный мужчина в льняной рубахе и, не замечая каких-то простолюдинок, побежал, было, к амбару.
— Не признал, купец Силуян? — крикнула вдогонку великая княгиня.
Силуян оглянулся и пожал дюжими плечами.
— Не признал. Да и недосуг мне!
— Не торопись, купец. Перед тобой великая княгиня Ирина.
Силуян вернулся к женщинам и ахнул:
— Батюшки светы! Да разве тебя признаешь матушка княгиня?
В тот зимний день, когда Ярослав Владимирович показывал Ирине Киев, их возок остановился подле одной избы.
— Здесь живет весьма близкий мне человек.
— Не в Детинце, а на Подоле?
— Купцы предпочитают жить поближе к реке, Ирина.
— Так он из купцов, твой близкий человек?
— Когда великий князь Владимир отправил меня в Ростов, то никто не ведал туда дорог. Проводить выискался киевский купец Силуян. Он не вернулся в Киев, а остался в Ростове и зело много сделал для развития торговли в этом языческом городе. Когда ж меня Владимир Святославич отозвал в Новгород, со мной попросился и купец. А вот ныне он и в Киев за мной потянулся. Славный человек. Давай-ка, заглянем к нему, Ирина.
Вот так и познакомилась великая княгиня с купцом Силуяном.
— С большой просьбой к тебе, Силуян. В Киев вот-вот войдут Святополк и король Болеслав. Люди без чести и совести. Если сможешь, укрой нас с Добронегой.
У купца же были другие намерения. Он, ведая, что Святополк не простит ему дружбы с Ярославом, вознамерился переждать лихое время в одной из тайных пещер Горы, переждать вкупе с женой Настеной и двумя сыновьями, а когда печенеги Киев покинут, ночью перебраться на Почайну (притоку Днепра), и плыть на суденышке до истока реки, а затем уж добираться лесными дорогами до Великого Новгорода, куда, как слух прошел, удалился после неудачной битвы с ворогами князь Ярослав.
Ныне же обстоятельства поменялись. Лихое время может затянуться на несколько месяцев. Святополк Окаянный любит печенегов и те, привыкшие к суровым условиям жизни, не найдя места в тесном Детинце, могут надолго расположиться на Подоле.
Княгиня же и Добронега длительное пребывание в темной, сырой и холодной пещере
О пещере придется забыть. Но туда уже снесено годами накопленное добро. Оставлять «скрытню» без присмотра — дело рисковое. Вот незадача!
Но, взглянув на встревоженные лица великой княгини и Добронеги, Силуян немедля всё переиначил:
— На Подоле укрываться опасный. По Днепру на ладье плыть ныне тоже нельзя. Всюду рыскают вражеские суда. У нас один путь, великая княгиня — лесами на Новгород. Только в Новгороде наше спасение.
— Но, — заколебалась Ирина. — Так далеко и без яств?
— Без снеди не останемся. Ведаю немало лесных сел. А денег у меня хватит. Пойдете с моей семьей. Где-нибудь и лошаденок прикуплю. Доберемся! В Новгороде, чу, и супруг твой Ярослав Владимирович.
— В Новгороде? — искренне обрадовалась великая княгиня. Она пока еще ничего не ведала о судьбе супруга.
— На Подол примчал с Буга один из ратников князя Ярослава. Сказывал, что слышал слова воеводы Вышаты: «Уходим-де на Новгород, княже». А затем ратника враги оттеснили. Но ему удалось вырваться.
— Да сохрани моего мужа, всемилостивый Господи! — перекрестилась Ирина, и с этой минуты всякие сомнения у нее отпали. — Веди, Силуян.
Настена шла по лесу хмурая. Вот уж впрямь: судьба придет — по рукам свяжет. Только собрались в пещеру от недругов податься, а тут великая княгиня с сестрой князя Ярослава пожаловали. И муженек повернул оглобли. Плевать ему на добро, кое наживалось еще с ростовских времен. Сберегла даже приданое отца Будана. Ныне же — всё псу под хвост.
Пещеру хоть и скрытно рыли, но шило в мешке не утаишь. Всё равно кто-то из подольчан приметил, как в пещеру пожитки затаскивали. Если бы в Горе спрятались, никто бы из своих не сунулся, но ныне «скрытня» осталась без присмотра, а у печенега нюх, как у собаки, все добро выпростает. Ладно еще, что Силуян кое-какие золотые и серебряные украшения да серебряные гривны в куль собрал. Помышлял куль в последнюю ходку в пещеру унести, да тут княгиня, как из-под земли выросла. Вот и растаял муженек. Он, вишь ли, князю Ярославу великий доброхот. Теперь тащись воровски до самого Новгорода, а не подумал, неразумная голова, что путь дальний, всякое за дорогу может приключиться. Даже ребятню не пожалел. Каково-то им, четырнадцатилетним?
(Егорка и Томилка были двойняшками, и росли настолько похожими друг на друга, что их иногда сам Силуян не мог различить). Слава Богу, что в отца пошли. Крепенькие, неприхотливые, нравом веселые. Идут себе и над чем-то насмешничают. Их звонкие голоса оглашают сосновый бор.
Настене вдруг вспомнился ее отец, знатный ростовский коваль Будан, а затем и тысяцкий, коего ростовцы выкликнули на своем вече. Он почитай каждую неделю встречался с князем и, придя в избу, одобрительно говаривал: