Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Замыслов Валерий Александрович

Ярослав поднялся с лавки и обнял Иллариона за плечи.

— Прости меня, отче. Теперь я вновь обрел в себе покой и силу. Я ведаю, что мне делать, и моя твердость будет насыщена Божьим промыслом. Святая Русь скинет бремя изменника и богоотступника.

— Я благословляю тебя на сей подвиг, сын мой.

* * *

Ярослав пришел к ладьям, стоявшим на реке Волхове.

«В Швецию за дружиной. В Швецию! Тесть не оставит в беде и даст большое войско. Каин не должен княжить в Киеве. Бог не простит его тяжкие грехи.

Он должен понести заслуженную кару. Надо как можно быстрее уговорить на поход к свеям новгородских купцов, коим принадлежат ладьи».

Горожане, прознав о прибытии Ярослава, прибежали к причалам. Посадник Константин — сама любезность:

— Рад зреть тебя в добром здравии, князь Ярослав Владимирыч.

Ярослав, увидев перед собой улыбающееся, с едва прикрытой ухмылкой лицо Константина, вспылил:

— А я тебе не рад, посадник. Ты отчего не выслал мне большое новгородское войско?

— Не гневайся, князь. Сам ведаешь: и лях, и немец под боком. В любой час беда навалится.

— Не навалилась?

— Пока Бог милостив… Ты, князь, как слух пролетел, к свеям решил податься. Новгородцы недовольны. Вишь, с топорами набежали. Надумали изрубить ладьи.

Десятки новгородцев полезли на корабли; тотчас послышался стук топоров.

— Прочь! — закричал Ярослав, выхватив из сафьяновых ножен меч.

— На ляхов бы выхватывал, — негромко, дабы его не услышал князь, буркнул Константин, но Ярослав издевку всё же услышал и с ожесточенным лицом ступил к посаднику.

— Уходи с глаз моих! И чтоб никогда я тебя больше не видел!

Константин недобро сверкнул глазами. Ярослав разговаривает с ним, как с холопом. И с кем? С сыном Добрыни, любимцем Владимира Святославича! Да кто он такой ныне, этот князек, побитый Святополком и Болеславом? Он же, Константин — новгородский посадник, выбранный всем народом на вече. Стоит кликнуть супротивное слово, и незадачливого князька поволокут на Великий мост.

Из уст Константина едва не вырвались негодующие, повелительные слова, но его вовремя тряхнул за рукав лазоревого кафтана тысяцкий Гостомысл:

— Охолонь, посадник. Не держи сердца на князя. Он нам «Правду» учинил, а ты ему палки в колеса ставишь. Негоже! Ныне Новгороду не до свар.

— Заступник, — процедил сквозь зубы Константин и, махнув рукой, удалился в свои хоромы.

А народ всё прибывал и прибывал. Со всех концов сбежались новгородцы к вымолам Волхова. Много было купцов, а среди них — глава «Ивановского братства» Мефодий.

Торговый гость протолкался через толпу к тысяцкому и о чем-то потолковал с ним.

Ярослав Владимирович, поле ухода посадника, поднялся на ладью, недолго помолчал, вглядываясь в лица горожан, и произнес:

— А прибыл я к вам, господа честные новгородцы, в недобрый час. Моим дружинам не удалось разбить вражье войско. Велико оно было. Святополк привел на Русь не только ляхов, но и немцев, венгров и печенегов. Смяли они нас, но в том и моя вина. Ныне Каин уселся на киевский престол, а чужеземцы грабят

наши земли, бесчинствуют и захватывают в полон мирных жителей. Слишком много врагов оказалось на Русской земле. Надобно собрать большую рать, дабы изгнать Каина и короля Болеслава из Киева. Вот и вознамерился я сплавать к свейскому королю Олафу, дабы попросить у него воинов. Надеется больше не на кого. Южные города захвачены неприятелем, один лишь Ростов сможет выделить крепкую дружину, но и ее будет мало. Поплыву к варягам!

По сходням на корабль вступили тысяцкий и торговый гость Мефодий.

— А ты что, князь Ярослав Владимирыч, про Великий Новгород и думать забыл? — начал свою речь Гостомысл. — Поди, чаешь, что новгородцы обиду на тебя затаили? Тогда худые твои мысли. Новгородцы добро помнят. Ты и дань городу оставил, и Устав для торговых людей написал, и льготу всему ремесленному люду дал и справедливую «Правду» учинил, по коей вершим ныне праведные суды. Ныне чужеземцы, кои прежде буянили в Новгороде, угомонились, живут тише воды, ниже травы. Благотворны твои деяния, князь Ярослав. Так нежели мы не ответим на добро добром?

После этих слов тысяцкий обернулся к новгородцам.

— Неужели мы станем терпеть Святополка Окаянного, кой очередной изменой и кровью русских людей вновь захватил Киевский престол?! Неужели этого иуду и убийцу признаем великим князем?!

Горячие новгородцы и отозвались горячо:

— Не хотим Святополка!

— Соберем казну на войско!

— Кличь, князь Ярослав, новгородцев на вече!

— Выдворим Иуду и Болеслава из Киева!..

Долго гомонили волховские вымолы.

Вече состоялось в тот же день. Второй раз за последние годы ремесленники и торговые люди «перекричали» боярский Совет Господ и постановили — собрать на войско с каждого простолюдина по четыре куны, [277] с бояр по семнадцати серебряных гривен, с купцов по десять, и со старост по десять. «Немедленно призвали корыстолюбивых варягов и сами вооружились».

Крепкое войско собралось под стяг князя Ярослава.

Глава 5

ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ

277

Куна— денежная единица, когда шкура куницы и иные меха заменяли деньги.

Ирина и Мария Добронега спустились с Горы на Подол. Здесь было шумно и смятенно. Всюду, как муравьи, сновали люди — со скотом, скарбом, ремесленным сручьем…

— Все они уповают скрыться от печенегов в Детинце. Степняки в первый черед разбойничают в Подоле, — высказала великая княгиня.

— А как же мы? — остановилась Добронега. — Люди от печенегов, а мы к ним. Куда ж мы идем?

— Не спрашивай, Мария. Я потом тебе всё разъясню. Лишь бы купец на месте оказался.