Ярославль. Сорок тысяч слов о любви
Шрифт:
Остановка улица Чайковского. Следующая – Володарского.
Годунов любил эту остановку. Слева выглядывал дом Иванова, с узкими окнами, деревянной крышей и лестницей на второй этаж. За ним – колокольня Николы Мокрого. Справа начинались двухэтажные «немецкие» домики, построенные когда-то для актёров Волковского, вдоль них тянулся бульвар до трамвайного депо на Свободе.
Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка –
А вот перегон до Володарского ему не нравился. Улица продолжалась, а старый город терялся, исчезал. За парой невыразительных сталинок начиналась совсем уж типовая застройка.
На границе этих миров рельсы раздваивались: трамвай Годунова шёл прямо, на Перекоп, а вправо, в гору, уходил путь единицы и семёрки. Единица сейчас и спускалась, торопясь на конечную. Слишком лихо – подумал Годунов. Первый затормозил, вылетел на перекресток и замер, перегородив путь двойке и нескольким легковушкам. Машины загудели, вожатая судорожно жала кнопки, оглядываясь на дорогу. Трамвай не желал заводиться, и Годунов понял: новенькая. Он накинул грязную оранжевую жилетку, открыл дверь и выскочил в разреженный осенний день.
Вожатая чуть не плакала. Неужели никто не сказал ей, что повторный запуск нужно производить не сразу, а подождав минуту? Несколько движений, и двигатель заработал.
– Простите, а нельзя ваш телефон?
– Зачем?
– На всякий случай.
– У меня нет телефона.
И чего она полезла в вожатые? Видно же – недели три продержится, не больше.
Остановка улица Володарского. Следующая – проспект Толбухина.
Двери с привычным грохотом пошли влево.
Дом общества приказчиков
Годунов выходил из депо на Свободе, когда сзади окликнули:
– Мужчина, постойте.
Он обернулся. Новенькая с первого спешила за ним.
– Я хотела сказать «спасибо».
– Пожалуйста.
– У меня сегодня первая смена.
– Поздравляю.
– Почему такая ирония?
Годунов на секунду задумался.
– Женщина, которая знает слово «ирония», по определению не может быть вагоновожатой.
– Что ещё со мной не так? – с легким вызовом ответила спутница.
Годунов присмотрелся. Небольшого роста, короткое чёрное пальто, которое больше подошло бы старшекласснице. Лицо тоже почти детское, с любопытными чёрными глазами. Вожатую можно было бы принять за подростка, если бы не пара морщинок на лбу.
– У вас косметики нет на лице.
– Какая наблюдательность.
– У вожатых всегда много косметики: на остановках делать нечего, особенно на конечной. Вот
Она улыбнулась.
– Осуждаете?
– Мне-то какое дело.
– Я собиралась отметить первый день работы. А вы мне так помогли сегодня. Может, сходим куда-нибудь?
– Нечасто услышишь такое от человека, которого видишь второй раз в жизни. Я и так иду в кафе.
– А можно с вами? Но если вы считаете, что я навязываюсь…
– Ничего я не считаю. И вообще, мы в депо работаем или в консерватории? Может, уже на «ты» перейдем, и имя своё скажешь?
– Вера.
– Годунов.
– А имя?
– Ни к чему. Здесь меня называют так.
Они свернули со Свободы налево на Чайковского, еле подсвеченную редкими фонарями, затем направо – на Свердлова. Улица расширилась до сквера с облетевшими ясенями. На мокром асфальте желтела листва.
Спустя минуту из темноты выступило невысокое здание с узкими окнами, а крыши будто не было вовсе. Не дом, а декорация. Годунов потянул тяжёлую дверь, там было пустое фойе с колоннами. Он уверенно свернул в какой-то закуток, обернувшийся книжной лавкой.
– Я посмотрю кое-что, пока открыто, – бросил он Вере.
Книги стояли на высоких стеллажах, между которыми едва можно было протиснуться. У окна на табуретке с сидел с открытой книжкой продавец – худой мужчина с копной чёрных волос и бородой, торчащей сразу во все стороны. Он походил на исхудавшего Бармалея или Робинзона Крузо.
– Привезли? – спросил Годунов.
Продавец мельком взглянул на Годунова, быстрым движением достал небольшую книжку, назвал сумму и продолжил читать.
Кафе в том же здании занимало сразу два этажа. Ни одного посетителя не наблюдалось. Годунов заказал большую чашку кофе, Вера взяла чай и пирожные.
– Давно в Ярославле?
– С чего ты так решил – опять что-то не то сказала? – Вера не переставала жевать. – Или ярославские девушки не идут работать вагоновожатыми?
Годунов хмыкнул.
– И где же они работают?
– В офисе, в кафе. А лучше найти богатого мужика и вообще не работать. И лучше не в Ярославле.
Вера улыбнулась:
– Буду знать. В офисе скучно, в кафе шумно, а насчёт остального поздно – я замужем.
– Переехали?
– Нет. Я одна здесь. Приехала ухаживать за бабушкой, – Вера нахмурилась. – Она умирает, а другой родни поблизости нет. Вот и пошла в депо, чтобы не сойти с ума. А так я работаю в школе искусств.
– А я что говорил.
– И, действительно, в Юрьевце.
– Ивановская область, – констатировал Годунов.
– Да.
Они замолчали. Вера принялась за чай. Годунов пил кофе.