Ярость(сборник)
Шрифт:
Я вновь тронул струны.
Гэст Райми сидел передо мною мертвый, и последняя искра жизни угасала в его мозгу.
И тогда волшебные вздохи арфы подули могучим ветром на угасающую искру жизни возжелавшего вечного покоя.
Орфею удалось вырвать из царства Плутона свою возлюбленную Эвридику; подобно ему я опутал тенетами музыки душу Гэста Райми, не позволяя ей покинуть тело.
Вначале он бешено сопротивлялся, я чувствовал, как пытается вырваться его мозг, но арфа уже нашла ключ к этому мозгу
Искорка заколебалась, пропала перед тем, как вспыхнуть еще ярче.
Громче запели струны. Рев волнующихся вод рвал перепонки.
Еще выше зазвучала резкая нота, чистая, как ледяной свет далекой звезды.
Музыка ткала и ткала тенета, заполнившие собою всю комнату.
Тенета зашевелились, обернулись вокруг Гэста Райми.
И вновь его глаза осветились проблесками разума. Он устал бороться. Он сдался. Ему было легче вернуться обратно к жизни, дать мне возможность расспросить его, чем бороться с поющими струнами…
Бесцветные губы над белоснежной бородой скривились в улыбке.
— Ганелон, — с трудом произнес Гэст Райми. — Ты хитер, раз решил прибегнуть к помощи арфы. Что ж поделаешь, задавай свои вопросы. А затем позволь мне уйти в мир иной. У меня нет никакого желания наблюдать из своей башни за тем, что произойдет здесь в ближайшие часы и дни. Ты мнишь себя победителем, Ганелон, и тем не менее ты тоже умрешь, — ты знаешь, будущее доступно моему взору.
Большая седая голова наклонилась, Гэст Райми прислушивался к тому, что творилось снаружи.
Сквозь закрытые окна доносились звуки выстрелов и стоны умирающих.
Жалость захлестнула меня. Исчез окутывающий Гэста Райми ореол величия. Передо мною сидел изможденный, сморщенный старик, и на какое-то мгновение я оказался во власти неодолимого желания покинуть эту комнату, дать возможность старцу вернуться в безмятежные просторы мысли. Вспомнилось, что когда-то Гэст Райми казался мне высоким, могучим человеком, хоть он и не был никогда таким на самом деле на всем протяжении моей сознательной жизни. Вспомнил, как восторженным мальчишкой сидел я у ног члена Совета, глядя с обожанием на его величественное бородатое лицо.
Возможно, тогда в его лице было больше жизни, тепла и человечности… Сейчас же оно казалось ледяной маской. Оно скорее приличествовало богу или человеку, общавшемуся с богами.
— Учитель, — выдохнул я, — прости меня!
Голубые глаза оставались по-прежнему тусклыми, и все же я почувствовал, как что-то дрогнуло в этой умирающей плоти.
— Ты назвал меня учителем? — В голосе его звучало неподдельное удивление. — Ты — лорд Ганелон? Как много воды утекло с тех пор, как ты склонялся перед кем бы то ни было!
Победа, одержанная мною, оказалась бессмысленной. Я склонил голову,
— Все наши деяния в итоге замыкаются в круг, — продолжал, не дождавшись моего ответа, старец. — Мы с тобою ближе друг другу, чем все остальные. И я, и ты — люди, а не мутанты. Я позволял Медее, Матолчу и Эдейри пользоваться своей мудростью только потому, что я — предводитель. Но, но…
Он заколебался на мгновение, а затем продолжил тем же тоном.
— Уже около двух столетий мысли мои уносятся вдаль, прочь от этого мира. Туда, где нет понятия о добре и зле, где нет и проблеска жизни, как нет ничтожных тварей, топчущих эту самую жизнь. Порою я пробуждался, чтобы дать ответ на задаваемые мне вопросы. Для меня уже ничто не имело никакого значения, мною утеряны все связи с реальной действительностью. И мне было безразлично, унесет ли смерть одним мужчиной или одной женщиной больше из этого мира.
Я не в силах был произнести ни одного слова под неотрывным взглядом голубых глаз.
— Когда во мне укоренилось убеждение, что это действительно не имеет никакого значения?! В твоих венах течет вовсе не моя кровь, и все-таки мы сродни друг другу. Я учил тебя так, как учил бы собственного сына, с единственной целью: чтобы ты исполнил свое предназначение, заменив меня со временем и возглавив Совет. А сейчас я о многом сожалею, и в первую очередь о рекомендации членам Совета в тот день, когда они вернулись с тобою из мира, называемого Земля.
— Ты велел им убить меня! — произнес я вслух то, о чем давно догадывался. Гэст Райми согласно кивнул головой.
— Что-то испугало Матолча, и Эдейри без колебаний встала на его сторону. Вдвоем они принудили Медею принять угодное им решение. Матолч твердил одно и то же: "Ганелон изменился, и это опасно для всех нас. Пусть старец заглянет в будущее и поведает нам, какие последствия следует ожидать из-за происшедших в нем перемен". Затем они явились сюда и упросили меня дать ответ на волнующий их вопрос. Я поддался их уговорам, освободил свою мысль, пустив по ветру времени в необозримое будущее.
— И что…
— Гибель Совета, — откровенно и хладнокровно произнес Гэст Райми. — Это в том случае, если б ты остался жив. Я увидел Темный Мир в объятиях Ллура и мертвого Матолча в потаенном месте, я увидел смерть, следующую по пятам Эдейри и Медеи. Но будущие события вероятностны, их можно целенаправленно изменять… Отправленный в мир Земли, ты пребывал Ганелоном, но возвратился обратно с двойной памятью. В тебе по-прежнему пребывают остатки памяти Эдварда Бонда, и ты с успехом можешь воспользоваться ею в предстоящей борьбе. Медее следовало оставить тебя на Земле, но она любит тебя и допустила ошибку.