Ящик Пандоры
Шрифт:
Когда он вышел на поперечную улицу Елгавас, в глаза пыхнул настоящий шквал огня, исходящий от заброшенных корпусов пансионата… бывшего пансионата имени Гагарина. Когда-то этот звездный человек здесь провел одну ночь, что и дало моральное право назвать средней руки оздоровительное заведение его именем. Несколько корпусов были довоенной постройки, носили статус архитектурных памятников и являлись собственностью муниципалитета. Уже несколько лет их окна и двери были забиты фанерой, когда-то очаровательные флигельки и башенки покосились, измочалились от дождей и нечищеного снега, их водостоки проржавели и, не выдержав многолетних залежей опавших листьев, во многих местах обломились и всем своим видом свидетельствовали о бренности всего сущего. И когда тонкие струи, лившиеся из пожарных рукавов, касались
Он не сразу увидел группку людей, стоявших неподалеку от горящего дома, и это его удивило и обнадежило. Раскрыв широко рот, в куртке, накинутой на ночную рубашку, стояла Медея. Рядом, с всклоченными седыми пейсами, зевал Легионер. И Дарий сильно удивился, когда метрах в трех от Медеи заметил дородную фигура Мусея. Был тут и сосед-аферист Флориан, чей дом красовался напротив и чьи люди приказывали пожарным прежде всего направлять струи воды на стены его дома, для профилактики. Телячья нежность к вероломно нажитой недвижимости.
Пандора бдела в одиночестве: прислонившись к молодой липке, она неотрывно взирала на огонь. И когда Дарий подошел совсем близко и даже когда дотронулся до ее руки, Пандора продолжала пребывать в трансе. Он заглянул в ее глаза, но ничего, кроме всепоглощающей зачарованности и отрешенности, не заметил. Казалось, они были заморожены, и лишь золотистые искры, порхающие в них, говорили о жизни.
– Пандора, девочка моя, может, пойдем домой?
Раздался выстрел, и над ними пролетел кусок кровли, и Дарий понял причину этих странных выстрелов: от жары трескался покрывавший крышу шифер, звучно разлетаясь по сторонам погибающего памятника архитектуры. Башенка, на которой уже не вертелся старинный флюгер с годом постройки дома «1906» и на котором была надпись «Флора», рухнула, и ему показалось, что это рушится какая-то странная сказочная декорация…
– Пошли домой, – повторил Дарий и с силой потянул Пандору за собой.
И по мере того, как она тащилась впереди, а он, не выпуская ее из виду, шел за ней, пламя отдалялось и в лицо больше не дули обжигающие ветры. Прохладные смерчики, прилетающие с моря, освежали их и без особого оптимизма свидетельствовали о приближении утра.
Возле лавочки в зарослях девясила все еще раздавался храп Григориана, и Пандора, взглянув в его сторону, скорчила гримасу отвращения и бегом направилась в подъезд. Когда Дарий зашел в квартиру, она уже лежала на диване, на своей из тонкой соломки шляпке. И неудержимое рыдание неслось из-под подушки, которой она наглухо накрыла голову. Он вытащил из кармана сигареты и хотел закурить, но неожиданно возникла проблема: нигде не было зажигалки. А на кухне, над газовой плитой, в металлической спичечнице, отсутствовал коробок спичек. И Дарий призадумался. Даже уселся на табуретку и через проем в занавеске стал всматриваться туда, где не убывал, а, наоборот, разрастался огонь.
И когда Дарий зашел в ванную комнату и заглянул за смывной бачок, сердце его упало – там, где еще вчера стояла бутылка с растворителем, теперь, в 4.30 утра, она там отсутствовала. На полочке, где зубные щетки и мыло, лежал ополовиненный пакет ваты. Вчера тоже его здесь не было.
Он вернулся в комнату и подсел к лежащей Пандоре. Взял ее руку и поднес к губам… Пальцы… Ее тонкие длинные персты с необыкновенно ухоженными ногтями, с изящным колечком с бирюзой источали какой-то очень знакомый запах. И, чтобы не ошибиться, он еще раз глубоко вдохнул в себя воздух и даже лизнул руку, ощутив на языке горьковатый привкус растворителя. Женщина уже не плакала, лишь мелкой дрожью сотрясала тахту, а ему казалось, что весь мир затрясся в гибельной лихорадке и что нет причин для ее прекращения.
Он откинул подушку, перевернул
– Возьми, если хочешь, – простонала Пандора и прикусила губу. – Пожалуйста, закончи то, что мы начали в море.
Но Дарию было не до этого, его обуревали страхи за нее и мучительное желание докопаться до истины. Но, взглянув на ее прикрытые веки, ощутив грудью ее натруженное дыхание, ее молчаливое, еле сдерживаемое стремление к плотской близости, он готов был уступить. Правда, с оговоркой.
– Скажи только одно слово… «да» или нет» – и я исполню твое желание, – произнес и затаился. В глубине души ему не хотелось определенности. Ему редко когда хотелось определенности, и редко кому хочется определенности, когда определенность только с одним – отрицательным, знаком.
И к его утешению, вместо признания – нечленораздельные звуки, в водовороте которых он с трудом различил: «Это не я»…
– А где моя зажигалка, где спички? Впрочем, я их, наверное, оставил на столе, в палисаднике, – и он начал расстегивать у нее пуговицы. Их было семь: четыре на куртке, три на блузоне и молния на брюках… И по мере того, как его пальцы скидывали петли, сдвигали бегунок молнии, Пандора на глазах превращалась в необъезженную кобылу, которая бесновалась, брыкалась, била копытами, ржала, разбрасывая по сторонам пену, закусывая до хруста собственных зубов удила. Строго говоря, ничего этого не было, а был разгорающийся раж, страсть, очень сличимая с разгорающимся огнем, который, по всей видимости, зажег в ней древнейшие и неугасимые инстинкты к сублимации тела и духа. Единственное, в чем не был уверен Дарий, – в Артефакте, который иногда бывает впечатлительнее его самого. И действительно, когда преграды, отделяющие его от тела Пандоры, отпали и она уже готова была вобрать в себя все желания мира, Артефакт, как назло, заупрямился и ни в какую не желал запрягаться в колесницу Эроса. Даже ее руки, обласкавшие все, что в таких случаях принято лелеять, не помогли, а лишь усугубили проблему «вставай, страна огромная»…
– Извини, не могу, – запросил Дарий пощады. – У меня перед глазами Маша… и огонь… Извини…
– Пожалуйста, хоть как-нибудь… – И Пандора начала делать бедрами круговые движения, совмещая их с вертикально-горизонтальными перемещениями. Изо рта вылилась струйка сукровицы, и Дарий понял, что в ней разгорелся адский, всепожирающий огонь, который не угаснет до тех пор, пока…
Художник задремал и не слышал ее прощального, сквозь сведенные челюсти и прикушенную до крови губу вскрика, коды небесной симфонии, гибельной песни, овечьего блекотанья, жеребячьего ржания, шума водопада, первого крика ребенка и предсмертного стона старика… Ей снился сон…
Когда Дарий проснулся, первым делом он принялся вспоминать прошедшие часы. Однако все ушло и не вернулось. Пандора спала так, как будто ее руки, ноги, волосы разбросала по кровати какая-то несокрушимая центробежная сила, однако дыхание было ровным, на подбородке темнели застывшие бусинки крови.
Утром город недосчитался двух корпусов бывшего пансионата. И, возможно, нескольких миллиардов сперматозоидов… считай, будущих поколений, выброшенных в презервативах и вымытых водой из вагин, да и погибших от многообещающих контрацептивов… И, быть может, по этой причине миру еще долго придется ждать новых Эйнштейнов, Пикассо, Казанов и прочих любомудрых типчиков, которые так неосторожно пообещали глупому человечеству новые горизонты.
От их соития никакого события.
Глава шестая
Утро, которое все же наступило, не принесло Дарию ни вдохновения, ни радужных помыслов. Найдя в телефонной книге номер фирмы, где его Пандора подметала полы, он позвонил и ответившей женщине сказал, что, мол, уборщица заболела и сегодня не сможет выйти на работу. Однако его не поняли стали переспрашивать – какая уборщица, с какого участка и чтобы он повторил ее фамилию по буквам. Он положил трубку, удовлетворенный тем, что Пандоре не надо на работу, а ему можно расслабиться и не думать о доне Хуане.