Ящик Пандоры
Шрифт:
Мисс Ящик чуть не плачет от жалости.
— Бедняжка! Поезжай скорее, вот возьми, купишь ей цветов.
Она достает из сумки двадцатку. Я улыбаюсь, потупившись, с благодарностью беру деньги. Найду им лучшее применение.
Приезжаю к матери. Приступ, конечно, уже прошел. Иду в магазин и покупаю все, что ей надо, потом распаковываю продукты. Этого ей мало. Ей всегда всего мало. Почему ты ко мне больше не приезжаешь? Ты все время занята. Я у тебя на последнем месте. Ты совершенно обо мне не заботишься.
А если я скажу, что так оно и есть, что она
Наконец мне удается вырваться, и я еду домой. Уже совсем темно, опять сгустился туман. Паркуюсь около дома, иду по дорожке к подъезду. И тут меня охватывает какое-то странное ощущение. Я останавливаюсь — здесь точно кто-то есть. Я чувствую, что за мной наблюдают.
Я бросаюсь к двери и достаю ключи. Поздно. Шорох у меня за спиной, и тут же меня хватают чьи-то руки. На лице у человека маска. Он зажимает мне рот, мне трудно дышать. Я пытаюсь отбиваться, и он валит меня на землю. Тащит в сторону, за дом. Там мой труп не сразу найдут.
— Где Трой, мать твою?
У него нож, я чувствую.
— Он уехал, этот лживый ублюдок уехал из города!
У меня это выходит так убедительно, что он верит и отпускает меня.
Я добираюсь до подъезда и поднимаюсь в квартиру. Открыв дверь, падаю на пол и лежу там, задыхаясь. Нет сил встать, и я добираюсь до окна ползком. Сквозь занавески вижу, как черная тень крадется по дороге и наконец исчезает.
У меня начинается неудержимая рвота. Что же, черт возьми, Трой натворил? Я должна позвонить и предупредить его, но если федералы уже напали на след, то линия может прослушиваться.
Надо звонить из автомата. Я выхожу из дома и неторопливо иду по улице, стараясь выглядеть беззаботно. Смотрю по сторонам, не следит ли кто за мной.
Звоню ему с автомойки на бульваре Санта-Моника. Вот дерьмо, Троя нет дома. Включается автоответчик. Трой обновил запись, и мне кажется, что вместе с его голосом я слышу женский смех.
Вешаю трубку и возвращаюсь домой. Если это и правда какая-то девица, то пусть он катится ко всем чертям.
На улице темно, и мне страшно идти пешком. Из кустов доносится какой-то шум, и мне кажется, что тот парень вернулся. Но это только стон наркомана, они здесь все время ошиваются.
Это не наркоман. Это Трой. У него порезано лицо, подбиты глаза, нос разбит. Кровь течет отовсюду, и когда я пытаюсь взять его за руку, он кричит от боли.
Я пытаюсь довести его до квартиры, но это невозможно. Он не может двигаться. Бегу наверх, возвращаюсь с мокрыми полотенцами и пытаюсь хоть немного обтереть его. Потом затаскиваю в машину и везу в больницу.
Мы приезжаем в клинику «Седарс-Синай». Девица в приемной аж подпрыгивает при виде Троя. Какого черта, медики обязаны держать себя в руках. Она спрашивает, как это случилось. Я говорю, что авария. Она не верит, но это ее проблемы. Достаю из кармана Троя фальшивое удостоверение.
Его кладут на кровать, он отключается. Наконец приходит врач, сама любезность, блин. Сделав рентген, говорит, что рука сломана
— Но меня больше волнуют глаза. Вы видите мигающий свет?
— Ни хрена я не вижу. Я глаз не могу открыть.
Врач продолжает искать другие повреждения.
— Вероятно, есть отслоение сетчатки. Возможно, понадобится операция. Скорее всего, зрение полностью не восстановится.
Он продолжает нести свою парашу, и я еле сдерживаюсь. Наконец он уходит. Мы с Троем остаемся здесь. Я совершенно бессильна — не к кому обратиться, нечего делать, только ждать.
На носилках вносят маленькую девочку. Она попала в аварию. Девочка не шевелится. Ее мать расставляет вокруг дочери игрушечных зверушек и устраивает представление:
— Смотри, Эми, вот твой мишка пришел к тебе в гости. Открой глазки, поздоровайся с ним.
К полуночи девочка умирает. Мать собирает все ее игрушки.
Возвращается наш врач. Он выправляет Трою руку. Трой знает, если тот сделает что-то не так, то для него все кончено — работать он не сможет никогда.
Ему говорят, что нужно остаться на ночь в больнице, чтобы вести наблюдение. Ну уж нет, катитесь вы подальше. Меня воротит от этого места, я не хочу его здесь оставлять.
Я везу Троя к себе. Ему нужно пожить какое-то время у меня, это не так опасно. Полчаса тащу его вверх по лестнице.
В субботу утром, пока Трой еще спит, бегу в магазин. Надо купить ему какой-нибудь еды помягче — яблочный соус, овсяные хлопья. От усталости просто с ног валюсь. Я провела ночь на кушетке, чтобы не задеть ненароком его руку.
Приношу ему завтрак на подносе. Сижу рядом и смотрю, как он ест. Потом спрашиваю:
— Кто это сделал?
Всю ночь я боялась задать ему этот вопрос.
Он говорит, что знает этого парня. Трой продал ему кое-что, и тому не понравилось.
Я реву. Все не так страшно, это не федералы, не банда, всего лишь одиночка. Я ору как резаная — он сам виноват, поделом ему. Сколько раз он обещал завязать, и вот снова.
— Чего ты ждешь? Чтобы в следующий раз пришли двое? Или я приду к тебе, а ты лежишь там с прибитыми к полу коленями?
Он плачет.
— Клянусь, никогда больше. Это мне урок.
Он пробыл у меня неделю. Мне нравилось, что он здесь. Я готовила ему, помогала одеваться. Смешно подумать, но этот большой и неудачливый каскадер оказался полностью в моей власти, словно ребенок.
Выглядит он все еще ужасно. Лицо в пластыре, выйти никуда не может. У него договор на работу, но об этом не может быть и речи. Он звонит в актерскую гильдию. Мол, ему нужно срочно уехать из города — неотложное дело. Больных они там не любят.
Я провожу с ним каждую свободную минуту. Наплела Ящику, что у мамаши очередной приступ и мне надо быть с ней. Она в очередной раз разыгрывает леди Щедрость:
— Не волнуйся, Лори, конечно, тебе надо оставаться с ней. Приезжай на работу хоть на час, я все равно буду тебе платить за целый день.