Ящик Пандоры
Шрифт:
Мы поднимаемся по лестнице. Она вводит меня в свою квартиру. Это просто страница журнала «Красота вашего дома». Не выбраться из этих свечек и веночков.
— Тебе нравится, Лори? Мне так хочется, чтобы тебе здесь понравилось.
Еще немного таблеток, в этот раз с серебряного подноса.
Я отправляюсь в путешествие в страну-видение. Несусь в машине вверх-вниз по радуге. По обеим сторонам стеклянное ограждение, надо бы аккуратнее вести машину. И я могла бы стать каскадером. Я мчусь все быстрее, съезжаю с рельсов. Врезаюсь в стекло, оно разбивается
Она улыбается, гладит меня по голове:
— Понравилось путешествие?
Я плачу. Она так добра. Мать никогда меня так не гладила.
Она гладит и гладит меня, голову, плечи, потом ниже, еще ниже.
В спальне у нее все простыни одного цвета.
Поначалу все это ничего, но потом я прихожу в себя. Мне не нравится, я не хочу. Я хочу Троя. Она продолжает, она стонет. Все это была ложь, она обещала, что заставит меня забыть, но я все еще помню, я помню все.
Но сил нет противиться, надо через это пройти.
Серое, затхлое утро. Она лежит рядом со мной, улыбаясь во сне. У нее большие старушечьи груди. Смятая постель, шорохи, словно шепот. Надо выбираться отсюда.
Я одеваюсь. Стараюсь все делать бесшумно. Вдыхаю этот запах, запах ее духов, этой отвратной квартиры, ее веночков.
Перед тем как уйти, останавливаюсь у постели, смотрю на нее. Что ж, она старалась, надо отдать ей должное.
Она поворачивается, но я не хочу ее будить, не хочу видеть ее глаза. Я даже имени ее не помню. По дороге к выходу прихватываю пепельницу.
Лори, возьми трубку, если ты там. Тебя, кажется, нет. Я просто хочу сказать, что возвращаюсь завтра днем. Надеюсь, все в порядке.
В четверг днем еду к ее дому. Оставляю машину за углом, сама прячусь в кустах. В два часа ее еще нет. Я ухожу и возвращаюсь через час.
В четверть пятого они подъезжают. У машины поднят верх. Трой со смехом убирает руки с руля, вся улица в его распоряжении. На заднем сиденье куча пакетов, сани Деда Мороза, да и только. Я вижу там его чемодан, тот самый, который купила ему для нашей поездки в Мексику. Не может быть, чтобы он взял его и уехал с ней. Мне хочется схватить этот чемодан и бить Троя по башке, бить и бить, пока он не свалится замертво.
Он останавливается, заглушает мотор. Они смеются, она шутливо бьет его по плечу, и он ее целует.
Поворачиваюсь и иду прочь.
Я звоню ему, не могу удержаться. Ненавижу себя, но все равно звоню. Слезы текут по трубке, я слушаю бесконечные звонки. Наконец он подходит к телефону. Я знаю, что он знает — это я.
Я не задаю никаких вопросов, не спрашиваю, где он был. Мне просто нужно поговорить с ним. Немедленно. Я сейчас совершенно спокойна, никаких слез. Он говорит, что занят, что сейчас ему неудобно, он позвонит мне вечером, а завтра, возможно, мы
Отлично, соглашаюсь я, ты совершенно прав, так будет лучше.
Мне хватает десяти минут, чтобы оказаться у его дверей. Если он увидит меня снова, увидит мое лицо, ее чары развеются, я знаю, у нее не хватит сил удержать его. Я стучу в дверь, стучу без остановки, я готова стучать до утра, пока он не откроет.
Я слышу его шаги. Он медленно открывает, он знает, кто там.
— Зачем ты пришла? Я же сказал тебе, что сейчас мне неудобно.
Я стою перед ним, но это не меняет его нисколько.
Его квартира в полном беспорядке. Он распаковывает вещи. Повсюду разложена одежда. На кровати новая рубашка, синяя шелковая рубашка. Это она ему купила, и я эту рубашку ненавижу.
Что-то изменилось здесь. Раньше это был мой дом, а теперь нет. Я сажусь в кожаное кресло. Это его кресло, не мое. Нам надо поговорить, твержу я ему.
Он театрально разводит руками, будто персонаж в «Крестном отце».
— Что ты от меня хочешь? — Он чуть улыбается. — Лори, все кончено.
— Не для меня.
Трой встает и начинает ходить по комнате. Как же он красив, думаю. Других мыслей у меня нет.
Он запускает руки в волосы.
— Прости меня, Лори, но я столько думал и решил, что нам надо покончить с этим.
А он тренировался. Пока ехал с ней в машине, проговаривал про себя эти слова.
— Какая же ты сволочь, — говорю я.
Он вздыхает.
Я смотрю на него, такого незнакомого. Десять дней назад он рыдал у моих дверей, он жить не мог без меня. Что же случилось, что такого она ему сказала, что сделала с ним?
— Разве ты не понимаешь, что мы не подходим друг другу?
Я возила его в больницу, когда его избили, отдавала свою зарплату, чтобы он смог купить новую одежду, убирала за ним блевотину каждый раз, когда он нажирался, как свинья. А сейчас выясняется, что я больше ему не подхожу.
— А она подходит? Она тебе подходит?
— Да, — отвечает он.
— Ты спятил, — бросаю я. — Я тебя знаю. Она тебе надоест. И двух недель не пройдет, как ты вернешься.
— Прости, Лори. Но я не вернусь.
Я плачу. Что я сделала, спрашиваю, что натворила, чтобы заслужить такое?
Он отворачивается:
— Ты слишком много от меня хочешь.
Комнату начинает заливать красным. Сначала ковер, потом стены, потом стол, посуду, карандаш у телефона. Вот и Трой стал совершенно красным, словно его окунули в кровь.
Убить. Убить его.
— А она? Она не хочет от тебя слишком много?
Он пожимает плечами:
— Наверное, хочет. Но разница в том, что я хочу ей это дать.
У меня вырывается истошный крик, я словно джинн, выпущенный из бутылки, несусь по комнате, срываю картины, переворачиваю столы. Сейчас и я красная, я стала членом клуба, все руки у меня в крови. Все, все собрать в кучу на полу, сжечь весь тот ужас, о котором он мне только что наговорил, сжечь его в куче сломанного барахла, чтобы никто не отыскал.