Ящик Пандоры
Шрифт:
– Это не бред.
Снова тот же голос! Сплетение щупалец чуть разошлось, но вокруг по-прежнему видна была лишь пелена тумана и… и… нет, больше ничего.
Мысли забивала чужая болтовня – было то воспоминание или мерещилось сейчас, Томас не был уверен. Голова кружилась, и перед глазами мелькали обрывки вроде бы голозаписей…
«Ну вот, я наконец-то тронулся. Совсем крыша поехала».
– Ты в своем уме.
«Да, всего лишь болтаю сам с собой».
Бессвязный лепет конденсировался в различимые слова, Томасу казалось,
Тишина возвращалась постепенно, приступами, спазмами. Волны ее накрывали рассудок Томаса. Чужие глаза и уши медленно, как ползущие по стене улитки, покидали его восприятие.
Он был один.
«Что за ерунда со мной творится?»
Нет ответа.
Но отзвуки его мысленного голоса эхом раскатывались по длинным, темным коридорам извилин. Томас погрузился во тьму, и в этой тьме крылся глаз, чтобы видеть, и ухо, чтобы слышать. Там была Ваэла, он ощущал это так явственно, словно протяни руку – и он коснется…
Щупальца больше не держали его!
Рука коснулась земли… песок, галька. И тьма вокруг. И Ваэла во тьме – покойная, всеприимная…
«Я каким-то мистиком становлюсь, черт!»
– Каким мистиком? Живым.
Этот голос! Он был так же реален, как дыхание ветра на его щеках. Томас осознал, что стоит на коленях, на сырой темной земле… а вокруг клубится синий туман. И он вспомнил – по-настоящему вспомнил, – как подхватил его дирижаблик. Это было самое драгоценное из воспоминаний. Томас лелеял его, точно единственное дитя, это воспоминание: сверкающий морской простор, уходящая к горизонту узкая лента прибоя, вздымающиеся над морем и прибрежной равниной самые крутые на планете горы – Черный Дракон.
– Воздень очи свои горе, Раджа Томас, и узри, как дитя рождает мужа.
Он вскинул голову. В вышине сверкало что-то оранжево-золотое, ударила по ушам свистящая песнь. Прямо над ним плыл в синем тумане небольшой дирижаблик, волоча по земле пучок щупалец. Бивший в лицо ветерок разгонял мглу, принося благоухание цветов. В насыщенном водяными парами горячем воздухе видимость все увеличивалась. Томас огляделся.
«Джунгли».
Он понял, не зная как, что находится в огромном кратере, окруженном черными скалами, и пойманное в каменной чаше облако создает температурную инверсию, сохраняя тепло.
Щупальце скользнуло к нему, коснулось левого запястья – сухое и теплое, как человеческая кожа. На затылок Томасу упала капля. Он глянул на дирижаблик. Вода собиралась каплями на его боках и скатывалась по другим щупальцам.
Покой оставил его.
«Что эта тварь со мной сделает?»
Он шарил взглядом, но повсюду натыкался только на жаркий синий туман.
Гром!
Мглу в вышине пронзила ослепительная молния. Волоски на шее, на руках Томаса встали дыбом.
«Где
– В гнезде.
Он сообразил, что на самом деле не слышит голоса, нет… тот рождался непосредственно в слуховом центре мозга, как голос Корабля… но это говорил не Корабль.
Но не верить глазам он был не в силах. Щупальце дирижаблика касалось его руки, с другого капало за шиворот. Вокруг были джунгли. Возможно, в бреду исполнилась самая сокровенная его мечта: легендарное прибежище, земля, текущая молоком и медом, где нет тревог и нет хода времени: Эдем.
«Я спрятался в собственном бреду, потому что Корабль решил уничтожить всех нас!»
Он снова глянул на укутанные туманом джунгли – пестрые купы деревьев, оплетенные лианами, расцвеченные странными цветными пятнами.
– Чувства не лгут тебе, Раджа Томас. Это настоящие деревья и лозы. Видишь – цветы?
Пятна были соцветиями – алыми, лиловыми, ниспадающими водопадами золота. Они были так совершенны, что казались хрупким порождением фантазии.
– Нас цветы радуют.
– Кто… говорит… со мной?..
– С тобой говорит Аваата. Аваату восхищают также жито и маис, яблони и кедры. Аваата насадила здесь то, что ваш род оставил и отбросил.
– Кто это – Аваата? – крикнул Томас нависающему над ним дирижаблику, опасаясь, что уже знает ответ.
– Се – Аваата!
Видения захлестнули его: планета, кружащая от тьмы к свету, утесы Черного Дракона и равнины Яйца, моря и горизонты – мятущееся множество, превосходившее способности Томаса к восприятию. Он попытался изгнать образы Авааты из своего рассудка, но те не уходили.
– Дирижаблики… – прошептал он.
– Зови нас лучше «Аваата», ибо мы едины во множестве.
Видения отступили.
– Аваата приносит тебе на помощь Паниля. Видишь?
Томас оглянулся. Из синего тумана выступил еще один дирижаблик, поддерживавший одним щупальцем нагого Керро Паниля – тот плыл в воздухе, как остаточное изображение в кадре. Дирижаблик уронил его почти над самой землей. Поэт приземлился на ноги. Когда он шагнул к Томасу, под ногами его явственно зашуршал песок. Керро был реален, он не погиб на равнине и не был убит дирижабликами.
– Это не бред, – проговорил Керро. – Помни. Никакой фраги не существует. Это – самообмен.
Томас поднялся на ноги, и щупальце потянулось ему вслед, не отпуская его запястья.
– Где мы, Керро?
– Как ты и предположил – в саду Эдемском.
– Ты читаешь мои мысли?
– Не все. Кто ты, Томас? Аваату твоя загадочная природа весьма интересует.
«Кто я?»
– Я – гонец с дурными вестями. – То, что занимало мысли Томаса, сорвалось с языка первым. – Корабль намерен покончить с человечеством. У нас осталось… менее семи суток.
– Но почему?
Керро остановился менее чем в шаге от Томаса и склонил голову к плечу. Лицо его светилось веселым лукавством.